Среди изображений Пушкина последних лет его жизни большой интерес представляет гравюра Томаса Райта (1792—1849). Существует предположение, что портрет был заказан английскому художнику самим Пушкиным для готовившегося собрания сочинений. Гравюра была окончена вскоре после смерти поэта, в марте 1837 года. Таким образом, ее можно считать последним прижизненным портретом Поэта. «Обратите внимание,– писал о ней Репин,– что в наружности Пушкина отметил англичанин. Голова общественного человека, лоб мыслителя. Виден государственный ум».
А русский философ и религиозный мыслитель Семён Людвигович Франк писал: "Уже к 1825 году в Пушкине выработалась исключительная нравственная и государственная зрелость, беспартийно-человеческий, исторический, "шекспировский" взгляд, глубоко-государственное, изумительно мудрое и трезвое сознание, сочетающее принципиальный консерватизм с принципами уважения к свободе личности".
ИЗ МАТЕРИАЛОВ ПЛЕМЯННИКА ПУШКИНА — ЛЬВА ПАВЛИЩЕВА,
сына сестры Александра Сергеевича, ОЛЬГИ:
"Однажды Александр Сергеевич, вскоре после выпуска своего из лицея, убедительно стал просить ее [Ольгу, которая изучала хиромантию - С.С.] посмотреть его руку. Ольга Сергеевна долго не соглашалась на это, но, уступив, наконец усиленной просьбе брата, взяла его руку, долго на нее глядела и, заливаясь слезами, сказала ему, целуя эту же руку: – Зачем, Александр, принуждаешь меня сказать тебе, что боюсь за тебя?.. Грозит тебе насильственная смерть и еще не в пожилые годы. Как известно, предсказание сбылось в 1837 году.
Свидание между матерью и дядей в 1836 году оказалось последним. Расставание ее с ним было до крайности грустное. Оба они томились предчувствием вечной разлуки, и брат, провожая сестру, залился горькими слезами, сказав ей: – Едва ли увидимся когда-нибудь на этом свете, а впрочем, жизнь мне надоела; не поверишь, как надоела! Тоска, тоска! все одно и то же, писать не хочется больше, рук не приложишь ни к чему, но… чувствую – не долго мне на земле шататься. (Подлинные его слова, переданные мне матерью.)
И действительно, более они не встретились: не прошло и года, как Александр Сергеевич, раненный смертельно Дантесом-Геккереном, отошел в вечность. Распространяться об этом событии, о котором столько писали, то справедливо, то вкривь и вкось, считаю излишним, ограничиваясь следующим:
По получении рокового известия в Варшаве, в дипломатической канцелярии наместника, чиновник этой канцелярии г. Софьянос явился к моим родителям ночью на квартиру. С таинственным видом прошел он в кабинет отца и на вопрос: «зачем пожаловали не к чаю, а так поздно?» – отвечал: «известие страшное: Александр Сергеевич убит»! Тут Софьянос, сообщив отцу некоторые сведения о злополучном деле, поспешил откланяться. Между тем мать моя, услышав голоса разговаривающих, позвала отца по уходе печального вестника и спросила, кто был у него так поздно и зачем?
– Александр Сергеевич… – начал отец.
– Что, болен? умер?
– Убит на дуэли Дантесом.
Это известие было для моей матери таким страшным ударом, что она занемогла очень серьезно; кровавая тень погибшего брата являлась к ней по ночам; она вынесла жестокую нервную горячку, во время которой неоднократно вспоминала, как, рассматривая руку брата, предсказала ему насильственную смерть. Все знакомые моих родителей, начиная с фельдмаршала, и русские и поляки, поспешили изъявить самое теплое сочувствие матери. Медовая улица, где жили мои родители, три дня сряду была запружена экипажами. Не скоро мать поправилась. Лечили ее три доктора, насколько помнится из рассказов Ольги Сергеевны: Шефер, доктор фельдмаршала, Добродеев и Бонцевич. В конце концов натура взяла свое".
_________________________________
Георгий Свиридов. Романс ("Метель"):
https://cisgl2.ru/search/sviridov-romans
