Дуэнде – это душа исполнения фламенко, без которой это искусство становится невозможным. Это слово испанского происхождения, дословно оно переводится как “дух“, “невидимка”, “домовой”, но применительно к искусству оно приобрело другой смысл, и могло бы быть переведено, скорее, как “чувство”, “огонь” или “магия”. У нас говорят “В нем нет огня”, в Испании “No tiene duende”.
Артисты фламенко хорошо знают, что их искусство не достигнет души, если в нем нет этого огня. Тот, кто видел истинное фламенко, никогда не спутает его с подделкой. Исполнитель должен быть вдохновлен, должен иметь особое состояние души, от его эмоционального состояния зависит, достигнет ли песня души слушателей. Кроме того, фламенко – импровизационный жанр, а без вдохновения невозможна импровизация. Именно поэтому во многих записях, сделанных в студии, потеряно это “чувство”, ибо оно не может быть повторено или сымитировано. Один кантаор фламенко, Jose de los Reyes El Negro, говорил о том, что необходимо почувствовать момент, когда будет возможно спеть наилучшим образом, отдавая песне лучшую часть себя. Он как-то признался, что находясь в студии во время записи своего альбома, никак не мог “войти в ситуацию”, а значит, не мог петь “в свое удовольствие” всего лишь по причине того, что его предупредили: “Когда загорится красная лампочка, начинайте петь!” Другой выдающияся кантаор “старой школы” Антонио Майрена, говорил, что его записи “no valen na” – ничего не стоят, потому что это “утренние записи”, а особенное вдохновение к нему приходило только ночью.
Великий кантаор Мануэль Торрес как-то сказал одному певцу: “У тебя есть голос, ты умеешь петь, но ты ничего не достигнешь, потому что у тебя нет дуэнде.”
Если канте фламенко является выражением того, что можно чувствовать, но невозможно объяснить, то дуэнде – это та сила, которая помогает донести это искусство до слушателей. Это понятие может относиться не только к фламенко, но и к любому другому искусству. Гете так определил дуэнде, говоря о Паганини: “Таинственная сила, которую все чувствуют и ни один философ не объяснит.” Испанский поэт Федерико Гарсиа Лорка создает целую теорию дуэнде, олицетворяя его и наделяя демоническими чертами. Он говорит, что дуэнде возможен в любом искусстве, но “ему просторнее в музыке, танце и устной поэзии, которым необходимо воплощение в живом человеческом теле.”
Понятие “дуэнде” издавна существовало в Испании. Дуэнде – это демон, который превращает песню в магию, а танец в шаманство. Это душа фламенко, без которой оно не существует. Лорка говорит, что испанским искусством “изначально правит терпкий дуэнде, необузданный и одинокий”.
“Однажды андалузская певица Пастора Павон, Девушка с гребнями, сумрачный испанский дух с фантазией под стать Гойе или Рафаэлю Эль Гальо, пела в одной из таверн Кадиса. Она играла своим темным голосом, мшистым, мерцающим, плавким, как олово, кутала его прядями волос, купала в мансанилье, заводила в дальние глухие дебри. И все напрасно. Вокруг молчали…
…Лишь ехидный человечек, вроде тех пружинистых чертенят, что выскакивают из бутылки, вполголоса произнес: “Да здравствует Париж!” – и в этом звучало: “Нам не надо ни задатков, ни выучки. Нужно другое”. И тогда Девушка с гребнями вскочила, одичалая, как древняя плакальщица, залпом выпила стакан огненной касальи и запела, опаленным горлом, без дыхания, без голоса, без ничего, но… с дуэнде. Она выбила у песни все опоры, чтобы дать дорогу буйному жгучему дуэнде, брату самума, и он вынудил зрителей рвать на себе одежды, как рвут их в трансе антильские негры перед образом святой Барбары.”
Лорка различает в искусстве три начала, олицетворяя их в образах “ангела”, “музы” и “дуэнде”. Ангел озаряет, осеняет благодатью, и человек творит без усилий. Муза диктует, вдохновляет. Дуэнде – это не просто вдохновение, это сила – с которой надо вступать в поединок. Муза и ангел нисходят, дуэнде надо будить самому.
“Приближение дуэнде знаменует ломку канона и небывалую, немыслимую свежесть – оно, как расцветшая роза, подобно чуду и будит почти религиозный восторг. Дуэнде сметает уютную, затверженную геометрию, ломает стиль; это он заставил Гойю, мастера серебристых, серых и розовых переливов английской школы, коленями и кулаками втирать в холсты черный вар…”
Сравнивая фламенко с балетом, испанская танцовщица Сюзана говорила о том, что в отличие от балета, во фламенко никто не заканчивает танцевать рано, в этом искусстве нет возрастного ценза. И во фламенко танцуют не потому, что поднят занавес или объявили номер, а потому, что “я хочу сейчас!”, потому что возникает внутренняя потребность.
Дуэнде превращает танец скорее в шаманство, в магию, в этом есть что-то первобытное, идущее от древних ритуальных танцев.
“Однажды на танцевальном конкурсе в Хересе-де-ла-Фронтера первый приз у юных красавиц с кипучим, как вода, телом вырвала восьмидесятилетняя старуха – одним лишь тем, как она вздымала руки, закидывала голову и била каблуком по подмосткам. Но все эти музы и ангелы, что улыбались и пленяли, не могли не уступить и уступили полуживому дуэнде, едва влачившему ржавые клинки своих крыльев.”
“Лишь к одному дуэнде не способен – к повторению. Дуэнде не повторяется, как облик штормового моря.”
© flamenco.ru
