Бродячий бард, повествующий об атмосфере скайримских городов, и безумный маг-учёный Септимий – персонажи, сразу же полюбившиеся зрителям даже несмотря на то, что не являются ключевыми фигурами «Песни о Довакине». В том, что роли получились столь запоминающимися, большая заслуга, безусловно, принадлежит их исполнителю – Игорю Лазареву. Сам он, тем не менее, оценивает свои актёрские данные достаточно скромно. Игорь рассказал, на каких принципах основывается его творчество, откуда появился костюм барда и какие ассоциации у него вызывает Рифтен.
Фото: Александр Авилов
− Игорь, для начала расскажи немного о ролях, которые ты играешь в мюзикле.
− Сначала меня одобрили на роль барда, потому что там фактически ничего не надо было делать, кроме как быть собой – просто выходишь и поёшь. А потом предложили спеть ещё и Септимия. Для меня было неожиданностью, что мне доверят такую роль – никогда ничего подобного я не пел и вообще не представлял, как передать этот образ. У меня, конечно, в ещё одном мюзикле про Штирлица есть роль такого работника спецслужб, который не может выйти на связь со своим агентом и от этого, мягко говоря, на взводе. Он тоже очень эксцентричный товарищ, но не безумный. А тут вообще в целом фарсовая роль, это было для меня в новинку. Фактически передо мной в студии просто стоял лист бумаги с текстом и звучала фонограмма, которую я слышал в первый раз, и образ был придуман прямо в этот момент.
− Насколько сложно было продумать и передать характер персонажа? Вы ведь с ним совсем не похожи?
− Да, я совершенно другой. Но вообще, наверное, в каждом человеке есть по чуть-чуть от разных характеров, и просто надо это как-то поймать и гипертрофировать. И всё-таки этот образ особой драматургии не требует. За серьёзную драматическую роль я бы и не взялся, потому что не считаю, что у меня очень хорошо с актёрскими способностями. А буффонаду попробовать сыграть можно – я думаю, это получилось.
Фото: Валерия Кукалева
− Не сложно ли по ходу спектакля переключаться между бардом и Септимием?
− Для этого есть время. Сложно на Септимия переключиться – ходишь за кулисами, прыгаешь, как-то представляешь, что ты − он. Приходится вживаться. А в барда вживаться не надо – достаточно надеть костюм.
− То есть образ барда тебе близок?
− Да, фактически я просто играю сам себя. Я же долго жил подобной жизнью бродячего художника, пока не остепенился (улыбается). Поэтому для меня это как родное.
− А в «Скайрим» ты не играл?
− Нет, не играл. Пытался начинать, но вообще, я больше человек из мира «Цивилизации». Правда, не играю уже лет десять, потому что если начинаю, то это длится где-то неделю без сна и обеда.
− При подготовке к роли смотрел какие-нибудь видео по «Скайриму»?
− Да, это всё я смотрел, консультировался и с авторами, и с Олегом. Для артистов были заблаговременно нарезаны ролики. Я хочу уже, конечно, сам в «Скайрим» поиграть, потому что меня очень увлекла история, которую мы рассказываем. Пока не могу найти время, чтобы нормально в это погрузиться – думаю, на такое должна уйти не одна неделя.
− А костюм для барда ты придумал сам?
− Костюм практически полностью взят из моего гардероба – всё, кроме шапки. Одно время я работал в Стокгольме, там как раз проходила средневековая ярмарка, где я и купил эту холстяную рубаху − вообще не думая, что в ней когда-то придётся выходить на сцену. Она просто мне очень понравилась. Оттуда же и пояс – он такого средневекового типа, без пряжки, завязывается определённым образом вокруг кольца. Оказалось, что всё это очень хорошо вписывается.
Фото: Ирина Красько
− Необычная гитара барда – это тоже часть образа?
− Гитара, с которой ходит бард – моя личная. Я её купил, потому что мой педагог по вокалу запретил мне петь сидя. Он сказал: «С этого дня ты поёшь стоя». А мне как-то неудобно было с обычной гитарой петь, тяжеловато, и я купил эту, лёгкую. И оказалось, что она своей футуристической формой очень неплохо дополняет весь этот постмодернистский пейзаж: с одной стороны, стимпанк, с другой − средневековые вещи. И моя модерновая гитара тоже, мне кажется, вполне адекватно вписалась в эту эклектику.
− Септимия зрители видели уже как минимум в четырёх костюмах – с чем связаны эти изменения?
− Просто идёт поиск оптимального варианта. Наверное, на последнем мы в итоге и остановимся. Разные были костюмы, но мы исходили из того, что по характеру персонажа он может быть практически в чём угодно − ничто не будет слишком абсурдным.
Фото: Валерия Кукалева
− А какую партию тебе больше всего нравится исполнять?
− Мне самому больше всего нравится «Вайтран». Я её всегда с огромным удовольствием пою, потому что она музыкально очень интересная – там мелодия с гармонией любопытно взаимодействуют. Чем меня вообще подкупил этот мюзикл, так это тем, что он просто мастерски написан. Я, как автор песен, местами даже завидую: всё, к чему сам стремлюсь, когда пишу песни – неизбитость гармоническая, изобретательность мелодическая и ритмическая – присутствует в спектакле. Я был очень приятно удивлён, что музыкальный материал такого уровня, что его не просто не стыдно, а, наоборот, очень приятно петь. Самодеятельные мюзиклы редко могут похвастаться такой музыкой.
Для меня удивительно, что все очень любят песню «Рифтен». Мне кажется, из всех песен, которые я пою в «Довакине», эта – наименее интересная с музыкальной точки зрения.
− Может, это из-за того, что она вызывает у зрителей больше ассоциаций? Нам, например, представляются вечерние Мытищи.
− Наверное, да. Я и сам представляю что-то такое. Например, Гольяново в 90-е (смеётся). Да и сама песня – по сути, это же некая апелляция к такому жанру, как русский шансон, только очень культурно сделанная. Вообще, это блюз, конечно, но с таким вот оттенком. Да, я после нашего разговора стал получше понимать, почему зрителям это нравится – просто близко, наверное, у каждого в жизни есть свои Мытищи и свой Рифтен.
− Читаешь ли ты отзывы зрителей после спектаклей? Среди них ведь попадаются и критические.
− Да, всегда читаю. Когда отзывы критические – это прикольно, особенно когда критика конструктивная. Я и сам люблю всех покритиковать (улыбается). Меня вообще сложно заставить заткнуться, если я пришёл к кому-то из друзей на концерт или на репетицию – обычно выдаю им целый список разных рекомендаций. Поэтому, когда критикуют меня, то это, по крайней мере, честно и справедливо. Закон кармы работает, и слава богу (улыбается).
− Скажи, а давно ты работаешь с этим коллективом?
− Моя первая попытка влиться в наше творческое объединение была лет, наверное, восемь назад. Олег Маркелов позвал меня в самый первый вариант «Финрода» − я там пел, как ни странно, самого Финрода. Но это не дошло до сцены: что-то разваливалось и собиралось заново, менялось – в общем, меня в конечном составе не сохранилось. Потом мы с Олегом много и плодотворно работали над моей музыкой, записывали мой сольный альбом и альбом моей группы – кстати, очень неплохо получилось и то, и другое. Олег вообще очень хороший аранжировщик, оркестровщик и звукорежиссёр. Всё это время я смотрел на театральную деятельность, которая вокруг Олега происходит, голодными глазами. Мне тоже это было интересно, но как-то всё не срасталось: то у меня не хватало времени, то у Олега не было для меня ролей. И вот, наконец, в «Довакине» появилась для меня роль.
− Ты упомянул альбом своей группы – можешь немного рассказать о ней?
− Группа называется «МимоНот». Мы играем поп-музыку с большим «налётом» джаза. Это мой давно задуманный проект, в 2010 году я, наконец, начал его воплощать в жизнь. Это всё мои авторские вещи, мои аранжировки. Сначала я ещё не умел аранжировать, мне помогал Олег, а потом уже и я научился, и музыканты стали помогать. Состав у нас практически полностью, за исключением барабанщика, перекочевал из колледжа импровизационной музыки, где я учился вокалу. Мы все там учились на разных отделениях, оттуда я себе музыкантов и собрал. Это клёво, потому что все разговаривают на одном языке. Мы много играем, много выступаем, записали отличный альбом, который в этом году был признан одним из лучших среди авторских раздач на Рутрекере.
Фото: Team Stream
− А как появилось такое название?
− Просто захотелось самоиронии. У нас много ироничных песен, да и вообще это всё поется с ухмылкой на лице, поэтому и название такое. А вообще, я его украл (улыбается). Была группа, которая мне понравилась ещё в моём подростковом возрасте – инструментальный дуэт под названием «Мимо нот». Мне так понравилась эта ирония, я так завидовал, что не я это придумал. А потом они распались, куда-то пропали, и я понял, что можно!
− Откуда ты черпаешь вдохновение?
− Вообще, это всё жизнь, личный опыт и любовь к искусству. Попытка эстетически переосмыслить события из жизни. Раньше, по крайней мере, так было. Сейчас я стал чаще писать о чём-то, не связанном лично со мной: о каких-то социальных вещах, которые меня заботят, скажем так, но напрямую к моему жизненному опыту не всегда имеют отношение. А так - это просто преломление жизненного опыта, прямо или косвенно. А порой и каких-то чужих произведений – поэтических, например. У меня много вещей, написанных по мотивам творчества того или иного поэта: Николая Асеева, Саши Чёрного, Заболоцкого, Бродского, Гумилёва. Попытка немножко дотянуться до великих, поговорить на их языке.
− То есть тебя вдохновляет чужое творчество?
- Да, кроме жизненного опыта и чужое творчество тоже.
− А кроме поэтов кто-нибудь вдохновляет? Можешь назвать каких-нибудь людей из мира музыки?
− Что касается музыки, наверное, больше всего в нашем жанре это Стинг, Стиви Уандер, Джейми Каллум − это из зарубежных. А наши вдохновляют немного в другом ключе, менее прикладном. В наибольшей степени на меня повлияли «Аквариум» и «Квартал», а с иронической стороны − «Несчастный случай».
Фото: Ирина Красько
− У тебя есть какая-нибудь своя творческая философия или принцип?
− Первый принцип – не относиться к себе слишком серьёзно. Второй – это мера во всём: в эмоциональности, в каких-то музыкальных решениях, в аранжировках. С одной стороны, самоирония, с другой – сдержанность. Это два основных принципа, которых я стараюсь придерживаться во всём.
− Творчество для тебя – это основная деятельность или нет?
− К сожалению или счастью, нет. Это как посмотреть − многим, кто занимается только музыкой, это нравится, но я бы не смог делать это в таком формате, как они. Для них это − источник заработка, они к этому и относятся как к работе. А я рад, что мне не приходится идти с самим собой на какие-то творческие компромиссы, я просто имею работу на стороне – программирую, пишу для разных заказчиков.
− Довольно необычное сочетание…
− На самом деле, это не так редко бывает. Более того, я уверен, что работа программиста − а это непрерывные логические упражнения и задачи − сильно развивает мозг, даёт ему некую гимнастику. Это потом очень пригождается, чтобы конструктивно, например, построить репетицию, сделать план работы и его придерживаться. Людям, которые занимаются только творчеством, бывает трудно себя организовать и всё по полочкам разложить, а для меня это довольно просто.
− А насколько тяжело совмещать музыку и работу?
− Вообще невозможно, постоянно живёшь на разрыве. Я одно время шутил, что у меня в жизни есть три вещи: семья, музыка и работа, и каждая из них требует сто процентов моего времени. И как это всё друг с другом подружить, я так до сих пор и не знаю (смеётся). Я везде получаюсь недостаточно хорош – это обратная сторона способа жизни, который я для себя выбрал, но тут уже сложно придумать какой-то выход. Надо просто принять это и жить дальше.
− Творческая деятельность, наверняка, не обходится без непредвиденных ситуаций, накладок и т.п. Сложно ли с ними справляться?
− Это приходит с опытом. Сначала, конечно, начинается паника. Я из тех людей, кто, пугаясь, впадает в ступор. Это очень неприятная черта характера, потому что бывают люди, которые в стрессовой обстановке мобилизуются, а бывают – которые, наоборот, застывают. Мне себя приходилось перевоспитывать для того, чтобы спокойно и хладнокровно из этих ситуаций выгребать. Сейчас уже вроде нормально.
− Далее у нас небольшой блиц-опрос: пять вопросов, которые мы задаём всем артистам. Постарайся ответить первое, что придёт на ум. Итак, продолжи фразу: «Музыка – это…»
− Жизнь.
− Как ты считаешь, какое твоё главное положительное и отрицательное качество?
− Моё положительное качество – это упёртость, а отрицательное − недостаток упёртости иногда, когда это нужно.
− На что бы ты потратил миллион?
− У меня очень скептическое отношение к деньгам, которые я не заработал. Скорее всего, я бы отдал их куда-нибудь на благотворительность и забыл. Желательно, чтобы об этом не узнали люди, которым от меня нужны деньги (смеётся).
− Какой из своих поступков ты мог бы назвать самым безумным?
− Много их было! Недавно, например, согласился играть шесть ролей в двух наших мюзиклах, помимо сольного выступления, а до этого играл ещё в одном мюзикле в Питере. А потом, как ни в чём ни бывало – с утра на работу, писать код. Если трезво посмотреть, вся моя жизнь – безумие (смеётся).
Фото: Валерия Кукалева
Фото: Ирина Красько
− Что из настоящего ты взял бы с собой в будущее, лет на двадцать вперёд?
− Я бы хотел, конечно, взять своё состояние здоровья, потому что уверен, что оно сильно лучше не станет. Своих близких. Ещё хотел бы, чтобы мой сын… не то чтоб остался в двухлетнем возрасте, нет, но чтобы по-прежнему был двухлетний ребёнок рядом.
− То есть хочешь сохранить этот момент?
− Да, потому я чувствую, что это время уходит каждый день. Жаль терять этот период, когда рядом с тобой маленький ребёнок, с которым очень клёво. Конечно, и дальше будет клёво, но и это тоже не хочется терять.
Беседовали Ирина Красько и Валерия Кукалева.
