Какими бы ни были музыкальные инструменты разными по форме, устройству, размерам, все они придумывались и делались для одного и того же — чтобы из них можно было извлекать музыкальные звуки. Вообще-то мир полон звуков и без музыки. Шумит улица, шумит заводской цех, а вдали от города шумит природа ветром в листве деревьев, дождем в траве, морским прибоем. Человек так привык к шуму, что полная тишина для него — нелегкое испытание. Как-то в одном из интервью космонавты признались, что отрабатывать упражнения на физические Перегрузки не труднее, чем находиться в сурдокамере, внутрь которой не проникает ни один звук.
С утра до вечера объятые шумом, иногда сверх всякой меры, мы все же в любое мгновение можем выделить из этого шума музыкальный звук. Даже не ансамбль и не мелодию, а просто один-единственный звук. Маленький мальчик пиликнул на скрипке, горнист дунул в трубу, кто-то нечаянно задел струну гитары — и мы уже отмечаем про себя: звучит музыкальный инструмент. Мы можем и не видеть инструмента. Звук для нашего уха — это всего лишь колебания воздуха. Значит, в этих колебаниях содержится все, что отделяет музыкальный звук от шума. И все, что отличает один музыкальный звук от другого.
Между контрафаготом и флейтой. Нажав крайнюю левую клавишу рояля, мы услышим очень низкий звук, крайнюю правую — очень высокий. Если вдуматься в определения «низкий» и «высокий», они вроде бы должны озадачить нас. Клавиатура расположена по горизонтали, струны внутри рояля — тоже в горизонтальной плоскости, а мы говорим о высоте звука. С некоторыми другими инструментами получается и вовсе странно. Например, если попросить баяниста взять мелодию повыше, он опустит правую руку к нижним кнопкам. Попросить взять пониже — потянется к верхним. Может, когда-то давно, задолго до рояля и баяна, были инструменты, у которых высокие звуки располагались вверху, а низкие внизу, а потом по привычке их так и продолжали называть? Нет, таких инструментов не было.
Тогда, может, люди просто договорились между собой: давайте, мол, такие-то звуки считать низкими, а такие-то — высокими? Да, в какой-то мере это условность, но почему все-таки выбраны слова, относящиеся к пространству, а не к чему-нибудь другому? Все объясняется просто. В нашем восприятии музыкальные звуки действительно вызывают чувство пространства, которое не имеет ничего общего с расположением источников звука, если иметь в виду только высоту, а не размещение оркестрантов на сцене.
Допустим, мы пришли в концертный зал слушать певицу. Поет она в сопровождении виолончели. Тут есть буквальная разница в высоте: певица стоит, а музыкант сидит, уперев свой инструмент в пол. И если мы скажем о низких звуках виолончели и высоком голосе певицы, слова эти можно будет толковать и в самом прямом смысле. Но вот то же самое мы слушаем дома, и даже не с помощью стереоаппаратуры, а по обыкновенному трансляционному динамику. Тут все звуки исходят из одной точки, между тем голос певицы нам кажется как бы идущим сверху, а звуки виолончели — снизу. Может, это объясняется тем, что мы в этот момент представляем себе певицу и виолончелиста на сцене? Нет, не в этом дело. Будет звучать по радио дуэт скрипки и альта — вам покажется, что скрипка, которая ведет верхний голос, расположена выше альта. Между тем оба эти инструмента музыканты держат совершенно одинаково. Будет звучать только фортепиано — вам покажется, что звуки его то забираются вверх, то опускаются вниз.
Так что высота звука — это не просто условность, а обозначение места в музыкальном пространстве, которое существует лишь в нашем восприятии. Восприятие творит со звуком и не такие чудеса. Не имея возможности пощупать звук, мы чувствуем, толстый он или тонкий. Нам трудно представить себе звук контрабаса тонким, а звук свирели толстым. Не видя звуков, мы можем назвать их светлыми или темными. У контрабаса они темные, у свирели светлые. И все это опять же связано с высотой: чем выше звук, тем он тоньше и светлее.
Теплый — холодный, жесткий — мягкий, легкий — тяжелый, матовый — блестящий... Если найдется на земле человек, который никогда не слышал музыки, он вряд ли поверит, что эти слова относятся к невидимому и неосязаемому звуку. Вот еще несколько характеристик тембра: густой, глубокий, мужественный, суровый, ворчливый, бархатистый, насыщенный, прозрачный. Внимательно прислушиваясь к тембру инструментов, вы без труда сможете продолжить это перечисление сами. Желание человека располагать в музыке большим выбором разных голосов и вызвало к жизни многообразие инструментов. Если б нужно было лишь заполнить музыкальное пространство, хватило бы только органа или на худой конец фортепиано.
Ну, положим, орган неудобен потому, что его нельзя перевозить с места на место. Рояль или пианино тоже не особенно повозишь. Тогда выручило бы семейство скрипичных — контрабас, виолончель, альт, скрипка. Эти инструменты, собравшись вместе, тоже способны заполнить собой почти все музыкальное пространство. Однако человек не зря придумал множество других инструментов: теперь музыка способна выразить все. Ей доступны и движение мысли, и любое чувство, и малейшие оттенки настроения. И если что-то не может передать один инструмент, это сделает другой. Например, у виолончели почти нет чувства юмора, а у саксофона его хоть отбавляй. Но саксофон не умеет страдать так, как умеет виолончель...
Но это уже относится скорее к характеру инструмента, чем к его тембру. Загадку тембра мы можем выразить проще: как удается отличить звук, взятый, скажем, на скрипке, от звука точно такой же высоты, взятого на кларнете? Подразумевается, что самих инструментов мы при этом не видим и единственный источник информации для нас — все те же колебания воздуха, и частота их в данном случае одинакова. Да, одинакова частота, но не форма.
Источник: music-80.ru
