Когда известный русский царь в своей поддевочке короткой,
с усмешкой странной на губах и журавлиною походкой,
напоминая давний свой портрет в ореховом овале,
входил в присутствие, то все присутстсвующие вставали.
В присутствии вставали все, хоть на царе была поддевка.
Неважно, что таилось в ней: дань старине или издевка.
Не думая, как взглянем мы на них — с надеждой или болью,—
они вставали, словно лес, и ран не посыпали солью.
Присутствующие тех лет, предшествующих тем и прочих,
не оставлявшие следов достойных у порогов отчих,
стремятся в райские врата, все гимны скопом прооравши,
киркой, лопатой и пером ни разу рук не замаравши.
И мы, присутствуя при сем со дня рожденья и до смерти,
так расточительны подчас и так жалки в своем усердье,
что лишь по нашему труду, по нашей лишь недоброй воле
растет, растет цена на соль тем более, чем больше боли.
1969
