18 февраля Ольга Седакова приняла участие в презентации книги Марины Нефедовой «Миряне – кто они?» в «Покровских воротах». В книгу вошло большое интервью с О. Седаковой «Из приступа небывалой свободы».
http://olgasedakova.com/Events/1816
.
Я не люблю писать и всегда до последнего этого избегаю. Я не записываю почти ничего из того, что мне приходит в голову. Иногда задним числом мне бывает жаль, что я не записала чего-то важного. Но незаписанное тоже не исчезает! Может, вот это ощущение меня и подводит. Если графомания – общеизвестная вещь, то у меня, видимо, более редкая для литератора болезнь – графофобия. Дело в том, что мне не хочется писать лишнего. Лишним наше культурное пространство и так завалено – не меньше, чем вещественным мусором цивилизации. Я физически чувствую эту культурную экокатастрофу, этот однообразный шум, потоки сора, которые погребают под собой всё редкое и настоящее. Ведь настоящее и редкое кротко, а сор агрессивен. Об охране культурной среды «зеленые» еще не думали. Да, чтобы что-то записать, я должна быть уверена, что это необходимо, это достойно фиксации. А такое бывает редко, «в столетье раза два». Но при этом я живу в воздухе множества образов, картин, мыслей, которые меня совсем не тянет предавать бумаге и тем более публиковать. И может быть, это и есть моя работа – жить в этом воздухе.<...>
.
НЕСКОЛЬКО СТИХОТВОРЕНИЙ
___________
.
Неужели, Мария,
только рамы скрипят
только стекла болят и трепещут?
Если это не сад —
разреши мне назад,
в тишину, где задуманы вещи.
Если это не сад,
если рамы скрипят
оттого, что темней не бывает,
если это не тот заповеданный сад,
где голодные дети у яблонь сидят
и надкушенный плод забывают,
где не видно ветвей,
но дыханье темней
и надежней лекарство ночное..
Я не знаю, Мария, болезни моей,
это сад мой стоит надо мною.
1970
_______________
Когда говорю я: Помилуй! Люблю.. —
я нёбом лукавлю, гортанью кривлю.
Но странная ласка стоит без касанья —
так улицы старой ласкает названье,
и стонет душа, ни жива ни мертва,
стыдясь чародейства, боясь торжества.
1973
________________
СЕСТРЕ
Туда, где росли мы, туда, где смотрели
в один застоявшийся воздух свирели,
туда, где услышать мы были должны
одну тишину от струны до струны,
где мокрую вишню делили на блюдце —
туда мне однажды случится вернуться
умытой, как прежде, рукою родной
в постели больной,
со знакомой виной.
Две сверстницы рядом — но кто же играет?
Одна у калитки стоит, а другая,
еще не проведав своей темноты,
горячей рукой обрывает цветы.
1973
_________________
ЛЕГЕНДА ВТОРАЯ
Среди путей, врученных сердцу,
есть путь, пробитый в оны дни:
переселенцы, погорельцы
и все, кто ходит, как они, —
в груди удерживая душу,
одежду стягивая, шаг
твердя за шагом — чтоб не слушать
надежды кнут и свист в ушах.
Кто знал, что Бог — попутный ветер? —
ветров враждебная семья,
чтоб выпрямиться при ответе
и дрогнуть, противостоя,
и от любви на землю пасть,
и тело крепкое проклясть —
ларец, закрытый на земле,
и руки так они согнули,
как будто Богу протянули
вино в запаянном стекле:
— Открой же наконец, испробуй,
таков ли вкус его и вид,
как даль, настоенная злобой,
Тебя предчувствовать велит!
__________
ПОСЛЕДНИЙ ЧИТАТЕЛЬ
Саше
.. И в эту погоду, когда, как вину,
мы рады тому, что ни слуху, ни глазу
нельзя погрузиться в одну глубину,
коснуться ее — и опомниться сразу
(и что этот образ? не явь и не сон,
не заболеванье и не исцеленье,
а с криком летящая над колесом
мгновенная ласточка одушевленья),
тогда он и скажет себе:
– Чудеса!
Не я ли раздвинул тяжелые вещи,
чтоб это дышало и было как сад,
как музыка около смысла и речи,
и было псалтырью, толкующей мне
о том, что никто, как она, не свободен, –
словами, которых не ищут в уме,
делами, которых нигде не находят.
Но, Господи, где же надежда Твоя?
Ты видишь — я вижу одними глазами.
И ветер вернется на круги своя.
Я знаю, я чудом задуман, и я,
как чудо, уже не вернусь с чудесами.
Он встанет, и сядет, и встанет опять,
и в темные окна глядит, холодея.
А сад будет литься, скрипеть, лепетать
и жить как одно приключенье Психеи.
_________________
Фотографии — из Интернета