ПОСЛЕСЛОВИЕ К I ИЗДАНИЮ "АНТОЛОГИИ РУССКОГО ЛИРИЗМА. ХХ ВЕК".
(Путь народа)
Уходит тысячелетие, на заре которого митрополит Иларион Киевский произнёс своё «Слово о Законе и Благодати», предупредив Русь о её бедах на многие века вперёд.
Мы провожаем век ХХ, который в России* встречали Л. Толстой и И. Анненский, И. Шмелёв и А. Блок, А. Чехов и И. Бунин...
Толстой родился, когда Лермонтову было 14 лет и Пушкину 29... Бунин умирал, когда многие из нас уже переживали своё детство.
* * *
Не хотелось, чтобы наши три тома были памятником ушедшему. Хотелось, чтоб походило на песню. Или сад, где каждый живой цветочек — чудо, надо только приглядеться. Это на рынке — хуже-лучше в зависимости от выручки.
А уже есть антология-гербарий, антология-оранжерея и даже такая, где в основном цветы из бумаги и пластмассы: радуйтесь, читатель.
Работу, подобную собиранию нашего «сада», и нельзя сделать «всю», поэтому останавливаешься, если почувствуешь: необходимое, кажется, произошло.
Конечно, жалею, что не отыскались дневники А. Вампилова, драматурга, умершего в 1972 году, накануне своего тридцатипятилетия (утонул в Байкале), которого без иронии называли новым Чеховым. И ещё бы В. Ключевского, М. Шолохова... да стихов с «окраин»...**
Однако и найденного хватило бы и на пять, и на шесть томов, но это превосходило наши реальные (читай: денежные) возможности, а «искать спонсоров», сиречь побираться, мы и не собирались; вот подписка — была, остальное назанимали у знакомых.
За два года «всем миром» (нашей студией: студенты, школьники, врачи, рабочие, инженеры, учителя, пенсионеры...) всё (тут без кавычек) сделали сами: от перечитывания всего доступного (в первичном рассмотрении около 4000 имен) и отбора-размещения до полного компьютерного макета всех томов и переписки-перезвонки с авторами, среди которых, между прочим, едва ли не большинство сироты «по происхождению» и учителя по профессии. И наша работа в подавляющем объёме сделана небольшой группой учителей (в несвободное от школы время). Невозможно. Нормально.
Потому что учитель и есть крестьянин русской культуры. И так же тяжела его «пахота», столь же непредсказуема «погода» и с такой же неотвратимостью он должен вырастить «урожай». И, простите за такое слово, зарплата — точь-в-точь как у героини яшинских дневников.
Поклон вам, учителя. Поклон всем, кто делает своё дело, живёт свою жизнь, видя всё и несмотря ни на что.
Русский Крестьянин, если можешь, прости нас...
_____________________________________
* Россия — это Рóссия, то есть страна россов. То есть русский и российский — одно. Стóит ли создавать геополитические проблемы из отсутствия генерализованного ударения в одном слове...
** В этом издании они заняли свои места.
* * *
Говоря о «привилегированных слоях населения» нашей страны (см. выше), как не вспомнить про обездоленных, позабытых на международных симпозиумах и ассамблеях, позаброшенных на телеэкранах и тысячах страниц разных изданий, о живущих впроголодь на банкетах и, прости господи, презентациях и повсюду задающих проклятые, как говорится, леденящие душу вопросы: что же такое русская интеллигенция? существует ли она? кто же виноват, что она всё-таки существует? и — что же делать тем, кому делать не хочется ничего?
Но, вспомнив М. Горького, вождя этих челкашей, не станем унижать их нашей жалостью.
* * *
XIX век, на наших глазах становящийся п о з а п р о ш л ы м, привёл в светскую культуру России не многих литераторов из народа, среди которых наиболее известны прасол А. Кольцов, крепостной крестьянин Ф. Слепушкин, мещанин И. Суриков, крестьянин С. Дрожжин, ремесленник И. Белоусов, бедный дворянин И. Трефолев...
Их наследники — новокрестьянские поэты* только первой четверти века ХХ — оказались куда многочисленнее и влиятельнее: Н. Клюев, П. Карпов, С. Есенин, П. Радимов, С. Клычков, И. Приблудный, А. Ганин, В. Наседкин, П. Орешин, П. Васильев (какие имена!) и другие «барды кулацкой деревни».
Мощный новый взлёт народного творчества в Отечественную войну, давший так много для победы военной, в культурном смысле прошёл почти незамеченным: профессиональные литераторы и композиторы оттеснили в тень «фольклорной безымянности» окопных поэтов и музыкантов. Умудрились потерять даже фамилию автора музыки знаменитой песни «На позиции девушка провожала бойца...». Некоторые имена прозвучали позже, в основном стараниями Н. Старшинова: В. Бобров, А. Головков, И. Лапшин, И. Петрухин и некоторые другие.
На интонациях военных песен, особенно, мне кажется, на фатьяновских, в 50-е годы вспыхнуло песенное (в основном) сочинительство в студенческой среде, быстро, впрочем, утерявшее широкое исходное наполнение под влиянием интернациональной интеллигенции, сумевшей почувствовать и использовать энергию разгорающегося дела (в отличие от интеллигенции русской, вообще проспавшей это явление в течение 40 лет) в своих интересах — творческих, общественных, диссидентских. Появившиеся песни бардов всколыхнули городское народное пение, поначалу в молодёжной среде, по всему Союзу. Лучшие из этих песен образовали новый городской песенный быт, добавив, прежде всего благодаря Б. Окуджаве, к традиционному русскому пению утончённые, изящные интонации.
Наконец, самая мощная волна народности поднялась в 60–70-е годы: В. Белов, В. Казанцев, Н. Бурова, Т. Глушкова, А. Вампилов, Г. Горбовский, В. Кочетков, Е. Исаев, А. Жигулин, В. Костров, В. Павлинов, Ю. Кузнецов, К. Некрасова, С. Орлов, Г. Русаков, А. Передреев, Н. Рубцов, В. Лапшин, В. Солоухин, В. Соколов, Б. Примеров, Н. Панченко, А. Прасолов, А. Чиков, Б. Куликов, Ст. Куняев, С. Кузнецова, Т. Смертина, О. Фокина, В. Шукшин... (пусть простят, кого не назвал).
Рядом с ними громче зазвучали старшие: Н. Заболоцкий, Н. Тряпкин, Ф. Сухов, Б. Шергин, В. Боков, С. Марков (какие имена!). И ещё живы патриархи — М. Исаковский, А. Твардовский...
Уже написаны, хоть и не опубликованы, стихи и поэмы Д. Андреева. Ждут своего времени творения вернувшихся из лагерей В. Шаламова, А. Барковой, Ю. Грунина, Вад. Попова, Ю. Домбровского, Н. Ануфриевой... и загинувших — Л. Карсавина, Г. Анфилова, М. Фроловского, В. Кемецкого и других.
А скольких ещё не знаем...**
То, что общественное внимание в тот период привлекли к себе не они, а иные — молодые, группировавшиеся около А. Вознесенского и Б. Ахмадулиной, и бывшие фронтовики Б. Окуджава, Д. Самойлов, Б. Слуцкий, Ю. Левитанский, А. Межиров и другие, — многими трактуется как-то обидчиво: мол, несправедливо. А почему?
Мне кажется, возникло неявно-ложное сравнение. Одни больше хотели успеха, больше делали для него и получили то, к чему стремились; если другие не получили такого успеха, значит, хотели чего-то другого. Что здесь не так? К тому же забывают, что у поэтов из народных низов просто меньше возможностей вести «литературную жизнь».
___________________________________
* В литературоведении принято отделять «новокрестьянских поэтов» (термин В. Львова-Рогачевского, введённый им в 1919 г. в книге «Поэзия новой России» и объединивший только Н. Клюева, С. Есенина, С. Клычкова, А. Ширяевца и П. Орешина) от более широкого списка, соответствующего «новокрестьянской поэзии» (термин И. Ежова).
** Русская литература эмиграции не входит в мою задачу.
* * *
Бегло — несколько ненаучных гипотез.
Большая Природа (то есть сверхземная) хранит некие стойкие образования, вроде связок супермолекул, которыми определяются разные типы жизненности. Назовём их матрицами рождений. (Нет, это не аналоги комбинаций аминокислот, генотипа и т. п.) Число матриц конечно. Во всяком случае, для Земли.
Типы жизненности различаются степенями мощи, интенсивности органики. Диапазон интенсивности, реализуемый матрицами, настолько широк, что содержит точки качественных перерождений, из чего следует, что в пределах даже земной органики возможны воплощения совершенно различных систем организации живого вещества — вплоть до несовместимых содержаний при сходных (изоморфных) формах.
К чему это я? К тому, что «единого человечества», похоже, нету.
Миф об однородности создала белая раса, несколько захмелевшая от своего «превосходства» и взявшаяся всех подкручивать под себя*. Однако и между бледнолицыми существуют глубочайшие разломы (границы несовместимости не тождественны расовым). «Что русскому здорово, то немцу смерть». И наоборот.
«Несть ни эллина, ни иудея»?
Эта речь — не Бога. Апостолы... балуют.
Матрицами рождений определяются и национальные перегородки, родственные группы народов, народы-изгои...
Своеобразной группой матриц рождения создаётся пространство русской органики, русской психофизиологии, среди особенностей которой — тяга к универсальности, когда к «комплексу воина», скажем, добавляются элементы «поэта», «мудреца», «строителя»... Кроме этого, русскому типу жизненности свойственны, как правило, художественная одарённость, особенно музыкальная, и чувство природы.
Существуют «сильные матрицы», дающие универсальных гениев, — Ломоносов, Святогор, Лермонтов, Л. Толстой, Гумилёв-сын, Анненский... Срабатывают они нечасто. Чтобы Земля не треснула.
Из врождённой разносторонности: русский не «специалист». Поэтому мечтания о «командах профессионалов» есть признак психофизики иных народов... (Так и хочется написать: не могущих рождать Ломоносовых и Святогоров, — но удержусь.)
Сложнейшая «логика» в частоте использования тех или иных матриц рождения проистекает из совмещения таких и стольких причин, что человеку этого знать не придётся никогда**. Поэтому, когда пугают «порчей генофонда», либо нас дурачат, либо...
Природа, не знающая ни ошибок, ни безошибочности, может произвести Ницше немцем, а он «был итальянец». Так и с нами, и с другими; какой-то замечательный «смысл» заложен в таких опечатках.
Запад в понимании русских полумёртв. Но это не значит слаб, «закат Европы», «гибель богов» и т. д. Просто в сравнении с Россией Запад есть недоорганика, идеал которой — биороботная аксиоматика.
Они нам платят тем же: выставляют недоумками, то есть недомашинами, кои следует «расколпаковать, переколпаковать да и выколпаковать» на их манер, чем они и занимаются со времен Илариона и до наших дней.
_________________________________________________
* Достаточно оснований предположить, что «бремя белых» (Киплинг) в обозримом будущем будет изрядно «облегчено» жёлтой, смуглой и чёрной расами. Попомнит Америка Хиросиму и Ирак... да и Сербию... Увидит Англия «Индию в алмазах»... Русские же, надавав чертей Европе в качестве сдачи и имея собственные затруднения в Азии, ничего непоправимого не совершили.
** Клонирование — только рукоблудие цивилизованной науки.
* * *
...Из этой игры дочеловеческих начал...
В нас тлеет боль внежизненных обид...
И нет конца, и нет начала
Тебе, тоскующее я * ?
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни Земли...
Где вы, где вы во вселенной,
Хоры стройные светил?..
До-жизнь. Вне-жизнь. Не-человек. До-человечество. Мета-бытие...
Русскому поэту (певцу) поручено природой нести в себе некое сквозное чувство-знание бытия (дар Божий), включающее вместе с жизнью и до- и после-жизнь — свою, рода, народа.
Такое понимание р у с с к о г о п о э т а внушают Батюшков и Тютчев, Боратынский и Фет, Заболоцкий и Андреев, Блок и Есенин, Рубцов и Пришвин... и те, чьи строки приведены выше, — Айги, Волошин, Анненский, Лермонтов, Передреев — и многие другие.
Описание же, пусть и умелое, своего земного опыта, пусть и незаурядного, — обычная хорошая профессия.
Можно попробовать сыграть роль «русского поэта», чему примеров не счесть. Но м е с т о его занять нельзя.
____________
* О этот курсив!
* * *
...Только подумать, что учителем А. Блока в жизни и поэзии мог быть* («должен был быть!») И. Анненский — гениальный поэт, непревзойдённый переводчик, мощнейший дух и чистейшая душа! А вместо него — Соловьёв, Брюсов...
Различайте, читатель: не было никакого единого «символизма», единого «серебряного века».
Мистификации Брюсова — смешные, бледные: именно литературное кокетство тщеславного недодаря.
А вот то, что выпестовал М. Волошин в Лиле Дмитриевой, то есть история Черубины, — не мистификация вообще! Е. Дмитриева явила потрясающий феномен: человек — это «много человеков». Она действительно была «Черубиной» во всём великолепии... они с Волошиным успели воспроизвести далеко не всё... А потом она стала делаться «другой» собой. В нашей антологии нет стихов Ч. де Г. не потому, что они плохи. Они великолепны! Великолепные н е р у с с к и е с т и х и н а р у с с к о м я з ы к е. (Вот сюрприз её матрицы рождения... Куда там Ницше!)
На этой же странной и удивительной женщине обнажилась идеология «серебряного века»: игра — всё, жизнь — ничто (позже это станет формулой «жизнь есть театр»...) Жизнь ничто, потому что она медленно воздаёт? или вообще не успевает?.. Граница между талантами и остальными пролегла по линии сущностного безкорыстия: поэт может хотеть и славы, и денег, и чего угодно ещё; но п о ё т он не из этого**. Таковы Блок, Волошин, Тетерников (ну какой он, ей-богу, «Сологуб»?), недопрочитанный поныне Верховский, Ахматова, Белый, Зенкевич, даже Бальмонт и другие. Они состоялись бы и без «символизма». Несправедливо смешивать их с десятками сопутствующих персонажей совсем иного калибра. Мягко говорю — несправедливо. А то ведь витают разные вздорные, разумеется, соображения об умысле протащить в русскую культуру или хоть в её историю в тени больших фигур... и проч.
«Символизм» Гиппиус и «символизм» Блока... Первая без этой метки оставила бы по себе 5-7-10 стихотворений (что при её дарованиях вовсе не мало); но она ж хотела Золотую рыбку на запятках своей кареты... Для того и «simbolisme».
А Блоку мешали***. (Если не отравили — Вл. Соловьёвым или тем же Брюсовым.) Мешали становиться русским поэтом. В биографии 1915 года пишет: «Трезвые и здоровые люди, окружавшие меня тогда, к а ж е т с я (разрядка моя. — А. В.) уберегли меня от заразы мистического шарлатанства».
Кстати о мистике. Конечно, существует то, что называют эзотерикой, и есть посвящённые... но при чём здесь эта кавалькада из истероидов и ловцов успеха?****
Морок «новейшей поэзии» рубежа веков продержался сколько мог.
Но сколько же можно? Ведь Анненский уже тогда определил: «Всё это не столько лирики, как артисты поэтического слова...» Да разве услышат...
В Блоке возобладало истинное чувство жизни (п о э т), и в 1910-м: «Родина — это огромное, родное дышащее существо, подобное человеку, но безконечно более уютное, ласковое, безпомощное, чем отдельный человек». И в другом месте: «Не называются чернью люди, похожие на землю, которую они пашут, на туман, из которого они вышли, на зверя, на которого они охотятся...»
Всё же Минскому, Мережковскому, В. Иванову, вроде бы отрицавшим великую поэзию России, показавшим пример «сбрасывания» предшественников «с парохода современности», нашлось место в нашей антологии. Почему? Потому что учимся не у них. Потому что видно: никуда не денешься от Фета, Тютчева... И, читая у З. Гиппиус: «Есть целомудрие страданья // И целомудрие любви...», или у Дм. Мережковского: «Дух Божий веет над землёю. // Недвижен пруд, безмолвен лес; // Учись великому покою // У вечереющих небес...», или у Н. Минского: «Душа свершила круг великий. // И вот, вернувшись к детским снам, // Я вновь, как праотец мой дикий, // Молюсь деревьям и звездам...», — радуюсь и думаю: а-а-а... доносилось нечто и до вас... и душа отзывалась как могла... только сил т а к и х было немного... Ну уж сколько было.
__________________________________________
* С произошедшим необходимо считаться, но в с е г д а м о ж е т б ы т ь иначе. Детерминизм? Хрупкость и одновременно гибкость жизни заставляет предположить, что она в е р о я т н о с т н а.
** См. так же, напр.: А. Пушкин, «Разговор книгопродавца с поэтом».
*** О «Незнакомке» позже пишет: «...красавица кукла, синий призрак, земное чудо... дьявольский сплав из многих миров».
**** Из дневника В. Брюсова (6 февраля 1892 г.; после спиритического сеанса): «Вчера был на сеансе. С Еленой Андреевной стал нагло дерзок. Это хорошо. Щупал её за ноги, чуть не за ... (у автора без купюр названо то «мистическое», что он имеет в виду. — А. В.). Хватать её за груди для меня уже шутка». (Цит. по: Б о г о м о л о в Н. Русская литература начала ХХ века и оккультизм. М., 1999. С. 280.) Щадя читателей, я вы брал далеко, далеко не самое сокрушительное.
* * *
В 1968 году Е. Фурцева, министр культуры времён «оттепели» и покровительница кастовой интеллигенции, на совещании в Управлении театрами заявила: «Если будет такая смена, как Вампилов, то нам это не нужно! Пусть лучше не будет никакой»*.
В 1974 году после смерти В. Шукшина опубликовал сочинение «Вместо некролога» один из тогдашних «кастэтов» (см. т. 3 наст. изд., с. 856–857). Напомню «выбранные места»: «рано усопший идол», «непутёвый алтаец», «патологическая ненависть провинциала», «ненависть к культуре» (то есть автор старается побольнее ударить, а ручонки трясутся... и опять мимо), «природное (?) безкультурье», даже берёза на могиле для автора «символ тёмных бунтов»**, «ненависть алтайца»... и т. д. (Интересно, кто-нибудь из заметных евреев советской культуры одёрнул тогда милого Горенштейна?)
В 1997 году вышла книга статей некоего критика «перестроечного» типа. Несколько фрагментов из неё — попробуйте угадать, о ком.
«Его стихи — максимум того, что может достичь непоэзия», «Смердяков русской поэзии», «...я читал, ещё не зная, кто он, откуда, задушили его или ещё нет»... Не стану томить читателей — ещё одна фраза: «...это ж ранний период, парнишка ещё не обрел собственного почерка» — по поводу стихотворения, в котором ключевая строфа начинается «Россия, Русь! Храни себя, храни!..» («Видения на холме»).
Да, о Рубцове. Имени автора не называю, во-первых, потому, что имел возможность сказать ему кое-что прилюдно, а во-вторых... если б это было и м я, разве его обладатель вёл бы себя так дёшево?..
В народе выросли гении культуры. Свои. Среди них — три сына. Три брата. (Как водится...)
Рубцов — Шукшин — Вампилов. Географически: Север — Алтай — Сибирь. В культуре: поэзия, проза и кино, драматургия...
Никто не может обязать любить стихи Рубцова, фильмы Шукшина или пьесы Вампилова. Ровно так же, как и стихи Бродского, песни Кима или спектакли Ионеско. Но терять лицо, глумясь над чужой судьбой, чужим тебе народом... Да, терять лицо, потому что глум всегда от слабости и страха. И от крайней неразвитости.
И ведь как согласованно звучит трио из советской министрисы, антисоветского прозаика и литератора-«перестройщика», едва речь заходит о деятелях из народа...
За следующую цитату приношу извинения — даже на фоне мелькнувших откровений. Ну кто бы мог одарить читателей следующим шедевром:
Куда, бля, делась русска нация!
Не вижу русского в лицо...
и т. д.
Опубликовано. В числе самых необходимых строф века. Автор — какой-то Фазиль Искандер. Наверное, однофамилец или двойник уважаемого писателя...
Провокация? Да. Война? Похоже. Но ещё и обыкновенная патология.
____________________
* Москва. 1989. № 4. С. 184.
** «Тонкая», а на самом деле дежурно-слепая отсылка к Пушкину: конечно же, про «русский бунт — безсмысленный и безпощадный». Строго говоря, если Пушкин, хоть бы и «сам», не видит смысла, то из этого не следует, что смысла вовсе нет. Может, у Пушкина что-то с глазами. Далее. При русском-то терпении — уж если поднялись... значит, «нет больше мочи терпеть», а тогда это не бунт — это природа.
* * *
Одна из удач ленинской власти — организация гражданской войны, что нанесло удар уже не верхам, а народу — народному чувству семьи и в большом смысле, и в малом: царя-батюшку «кончили» — и «брат на брата».
На этой крови и начали строить кастовое государство*, чего в России не было никогда. Внедрение каст (слоёв) стоило ещё большей крови, особенно крестьянству и казачеству: ломали народную элиту.
До революции церковная, светская, народная, государственная элиты образовывали вертикаль, скреплённую не силой, а родственностью элементов** и естественно установившимся единством устройства: в каждом крупном селе — священник, учитель, церковный староста, старики, местная знаменитость... — и так до в е р х а, который не диктовал, а лишь управлял движением (будучи в его же русле), существовавшим само по себе.
С о с л о в и я с т р о и л и с ь в е р т и к а л ь н о.
Новая власть: вместо сословий — слои. Теперь: эти — всё решают, эти — только пашут, эти — у станка, те — производят «песни для народа», эти — со штыком на границе, вон те — обматывают колючей проволокой непонятливых... Написаны правила продвижения в герои, писатели, учёные... очень пригодился бывший «символист» Брюсов... и Р. Ивнев, и М. Горький.
Всё перепутала большевикам война!*** Мало того что Гитлер со своим «Вешать евреев и коммунистов!» влез поперёк мирового, вроде, замысла.
Военные годы вернули нашему народу прежнее чувство родственной общности. От «слоёв» не осталось и помину. Перед лицом смерти русская жизнь распрямилась во всей полноте: какие письма, какие песни, стихи шли на фронт и с фронта... Так народ восстанавливал бытие души. Вот почему в нашей антологии так много страниц с окопными стихами: в них- то что «не так»?..
Забыли «лучшего советского» Маяковского: воевать он не помогал. Забыли и Багрицкого, и Пастернака. Фатьянова пели, своих окопных, Симонова читали. И дрались насмерть. В те годы родилась новая «литературная школа» — поэты, которые за родину кровь проливали... Полегли многие.
А потом «Берлин горел совсем другим огнём»...
Россия, назначенная железными людьми в сверхжертвы своим железным богам, не просто выстояла — воссияла!
Видимо, русский тип регенерации**** и предполагает Голгофу, но не символом конца, а в качестве рабочего инструмента бытия.
__________________________________
* Стратегическая ошибка «реформаторов» тех лет. Философское и психофизическое безчувствие к русским — обязательное свойство неудачников нашей истории, от Петра и декабристов до большевиков и нынешних.
** Косвенное свидетельство: воспреемниками глубинных традиций «дворянской» поэзии в советскую эпоху стали поэты из деревни, в большинстве — дети крестьян.
*** Народу война была совсем не нужна: всё равно медленная, но упорная русская порода перемолола бы марксизм, но позже, чем с войной.
**** Что регенерация — свойство низших форм жизни, придумали железные люди. Потому что железо не регенерирует. Оно ржавеет.
* * *
Русь — страна сирот. И сама наша родина — сирота.
Н. Данилевский когда ещё предупреждал, что на Западе у России друзей нет. И уповал на славянство, во главе которого ей надлежит быть...* А у жизни свои правила.
Белая Русь — всё-таки Русь. «Ридна Украйна» вспомнит о братстве, когда увидит над собой очередную чужую дубину. А уж «-славы» европейские... Нет, в каком-то смысле и славянство, и евразийство существуют... И четырёхугольник Киев — Минск — Алматы (с недавнего времени — Астана) — Москва дышит и ныне... И Огромная Страна восстановится... Но Россия была и останется о д н а, если иметь в виду глубокую психофизику, а не условные политические схемы.
Цивилизация** Запада — этакий трест наций, собрание стран-«заводов». Цивилизация Востока строит себя кланами, кастами, роями. А что такое рой, как не биозавод?
У русских — ни того, ни другого. Сказал же Чехов: «Верю в отдельных людей». Так и живём — отдельными людьми громадной разрозненной семьи. Речь не об «изоляционизме»: наши «растрёпанность и лень» — оборотная сторона способности ладить с другими, уступать — ещё не раз помогут... Но...
Трагично ли наше сиротство? В меру. Сиротство же не болезнь, а боль. И когда становится очень больно, мы поднимаем глаза к р о д и- м о м у небу. И, видя, как о т д е л ь н ы м и з в ё з д а м и мерцает вечная жизнь, заново понимаем, как станет разрастаться наш русский космос...
_________________________________
* В разные времена «цель и смысл» России указывали: старец Филофей — «Третий Рим»; Вл. Соловьёв с безсмысленной дилеммой «Россия — Восток Ксеркса или Христа»; большевики — «авангард мировой революции»; теперешние — ... да ну их.
** Цивилизация: 1) синоним культуры; 2) эпоха упадка и деградации в противовес органичности культуры; 3) некоторый этап развития; у Энгельса — ступень развития, следующая за варварством. (СЭС. М., 1987. С. 1478.)
* * *
Всевозможные «сказания о погибели Русской земли» — традиционный жанр отечественной словесности. (Интересно, что авторов новых панихид совершенно не вразумляют провалы всех предшественников.) И век ХХ зело пополнил список отпеваний: от «мистических пророчеств» 10-х годов к злобно-торжествующим приговорам 20—30-х и теоретико-элегическим эпитафиям годов 90-х. А метода везде одна: любой автор считает доступную ему информацию достаточно полным знанием о стране и, отметив отсутствие или недостаток известных ему признаков русскости (чаще всего внешних), объявляет о неминуемой катастрофе. Мысль о существовании мириад ненаблюдаемых сил, энергий, изменений — не приходит?
А Русь жила, живёт и собирается жить дальше.
Мой беглый очерк подходит к концу, и я опишу ещё одно явление в жизни России второй половины века, которое мало кто заметил и которое проходило параллельно проникновению русских веяний в верхние этажи власти и культуры (усиление национальной публицистики, постепенное возвращение в обиход культуры русских философов, «тихая лирика» в поэзии, «деревенская» проза и т. д.). Тот самый взлёт народности, о котором речь была раньше. Его характерная черта — многочисленность «детей деревни», от накопившихся обид прошлых десятилетий ощутивших жгучее желание доказать «городу», интеллигенции (и по «городским» правилам!), что, мол, и мы не лыком шиты... выйдем в люди. Доказали. Вышли. Но чего стоили людям деревни эти доказательства... Не 30-е, конечно, годы, а сколько душ перегорело от унижений в кабинетах да коридорах... Но у каждого подвига своя логика...
Одновременно в недрах советских поколений низовой интеллигенции созрела новая, никем нежданная генерация русских людей, от естества своего строивших жизнь, где главными «понятиями» без теоретизирования оказались природа, женщина, дом, дитя, родина, любимое дело, песня, история рода и т. д. (порядок любой — здесь нет иерархии).
Эти никому ничего доказывать не собирались. Их «не заметили» потому, что они не стали лезть на «авансцену», хватать за рукав кого бы то ни было, чтобы «привлечь внимание», — им просто было некогда: одинаково свободные от апологетики советских канонов и демонстраций их неприятия, от деревенской робости и деревенской же гордости навыворот, от городского «чувства превосходства» перед человеком села и от подобострастия перед людьми «элиты», они десятилетиями ломили и ломят свой труд в полях и лабораториях, в больницах и школах, в цехах и дальних гарнизонах, при необходимости научаясь, как в старину, всё делать своими руками: построить дом, сложить печь, вырастить хлеб, написать книгу, родить песню, восстановить утраченную родословную...
Естественно (потому и незаметно?) возобновлялись психофизические типажи русскости (матрицы!), уничтоженные, казалось безвозвратно, революциями и войнами. В этих людях ожило независимое русское самостояние, проступила тяга к древлим образцам мужского полного жизнеделания, женского таланта создания очага, проявилось врождённое чувство народного песенно-поэтического лада — весь повседневный лиризм русской жизни.
Особая сила этих н а с т о я щ и х н о в ы х р у с с к и х в том, что они узнают жизнь, слышат восторг бытия не только в знакомых, пережитых формах и фактах, но и в сегодняшней боли, тревоге (они-то как раз и не растерялись ни в 1985-м, ни позже), нынешнем трепете души и способны в теперешних бедах различать, пусть не во всём отчётливо, контуры наступающей жизни.
* * *
Лик нашей родины, нередко суровый, при всей открытости полон тайн, полон будущим. Искажения — до сознательного уродования — от конкретных усилий конкретных людей, ищущих конкретных выгод.
У каждого из нас есть возможность (близким людям скажу - долг) увидеть этот лик с в о и м и г л а з а м и.
"Как радостно вот эту весть вдохнуть —
Что по мерцающему своду
Неповторимый уготован путь
Звезде, — цветку, — душе, — народу ".
А. Васин
А. Васин-Макаров. "Путь народа"
(послесловие к I изданию "Антологии русского лиризма. ХХ век").
