Голова гудит и скрежещет, словно Курский вокзал,
обрывается мысль, словно самоубийца с перрона и его чемодан.
Цвет лица моего – землистый; Земляной вал –
он спускает меня в метро, придерживая за рукав.
Учащённый пульс, как морганье лиц, поселился в горле,
и каждый цвет будто выпорхнул из глазниц.
Стадион зрачка – по его кольцу за барьером барьер
преодолевает блик, пришедший от звёзд сквозь тысячи атмосфер.
Турбулентность мысли, застой в строке – что надеяться понапрасну?
Если выгорел ты, то уже совсем, но что с этим делать неясно.
Можно взять уголёк своего письма, чтобы стены пещеры одеть в обои,
можно выписать телефонные номера или адрес родного дома.
Можно чёрным по белому рисовать стада, эпизоды охоты, набросок лани -
это всё же пристойнее, чем держать всё случившееся в своей гортани.
Можно вспомнить раскраски, достать одну – занести карандаш над пустым рисунком,
можно думать об Айвазовском на Крымском валу, или стыть рассудком.
А потом отложить уголёк и кисть, посмотрев на своды своей пещеры –
и пускай завидует всякий турист, пришедший с выставки Рафаэля.
