Михаил Кузмин
(18 октября 1872 — 1 марта 1936)
Пятый ребёнок дворян Кузминых (родители — потомки староверов) явился на свет в Ярославле. В детстве проявил музыкальные способности.
Три года (1891–1894 гг.) учился в Петербургской консерватории (класс Н. А. Римского-Корсакова); оставил учёбу, занялся композиторской деятельностью и литературным самообразованием. Начал сочинять тексты к своим музыкальным композициям. (Позже станет автором музыки к блоковскому «Балаганчику» и др.)
Пять лет (с 1895 г.) путешествовал по русскому Северу, по старообрядческим общинам, собирал иконы, древние рукописные книги. В 1905 году вступил в «Союз русского народа».
Печататься начал с 1904 года, в 1906-м — «Александрийские песни», далее — скандальные «Крылья» (повесть)...
Очень много публикует начиная с 1908 года: «Сети», «Глиняные голуби», «Нездешние вечера», «Куранты любви» и др. сборники стихов.
1917 год встретил как подобает обитателю петербургской богемы: сперва «Благословен переворот» и следом «Какой кошмарный сон!..». Однако уезжать не собирается, служит в издательстве «Мировая литература». В 20-е годы издает ещё семь книг стихов (последняя — «Форель разбивает лёд» в 1929 г.), но все они почти безследно потонули в громе «новой жизни».
В 30-х годах изредка мелькает в печати с переводами Гомера, Гете, Боккаччо... Бедствует.
Умирал Михаил Алексеевич Кузмин в нищете. Всё написанное им в 30-е годы хранилось у близкого знакомого (Юркуна) и пропало при аресте последнего в 1938 году.
Издание книг М. Кузмина в СССР возобновилось в 1989 году.
* * *
Предчувствию, душа моя, внемли!
Не изменяй испытанным приметам.
Который снег сбежит с моей земли?
Которая весна замкнётся летом?
Завеет март... лети, лети за ним!
Все облака — что голуби Венеры,
Весенний трепет неискореним,
Неизъяснимый трепет нежной веры.
И грезится необычайный путь,
Где нет случайных и ненужных бедствий.
Набегавшись, щекой к земле прильнуть,
Как в позабытом и прелестном детстве!
Души с землею неразрывна связь,
Но не влюблённая поёт затея.
Узнает всякий, сладко удивясь,
Что сердце, обновляясь, — всё святее.
Пускай не покидает снег виски,
Пускай, как ящерица, не линяю, —
Расслабленно-живительной тоски
Весенней ни на что не променяю.
2.02.1917
* * *
Свежим утром рано-рано
Бросил взор я на рябину:
О, запёкшаяся рана!
Мальчик, выбрав хворостину,
Пурпур ягод наземь бросит, —
А куда я сердце кину?
Осень ясность дней приносит,
Просквозили леса чащи.
Сердце радости не просит.
Всё упорнее, всё чаще
Прилетает призрак смерти,
Что любви и жизни слаще.
О, не верьте, о, не верьте
Этим призрачным наветам,
Грусть осеннюю умерьте.
Возвратится солнце с летом,
Зацветёт опять рябина,
Жар придёт с весёлым светом.
Для кого моя терцина,
Тот не знает, тот не спросит,
А найдётся хворостина —
Пурпур ягод наземь бросит.
1912–1913
* * *
По-прежнему воздух душист и прост,
По-прежнему в небе повешен мост.
Когда же кончится постылый пост?
Когда же по-прежнему пойдем домой?
Когда успокоимся, милый мой?
Как жались мы тесно жалкой зимой!
Как стыла и ныла покорная кровь!
Как удивлённо хмурилась бровь!
И теплилась только наша любовь.
Только и есть теперь одни мечты,
Только и есть теперь Бог, да ты,
Да маленький месяц с жёлтой высоты.
Месяц квадратит книги да пол,
Ты улыбнёшься, опершись на стол...
Какую сладкую пустыню я нашёл!
1920
* * *
Просохшая земля! Прижаться к ней,
Безсолнечную смену мёртвых дней
Ясней позабывать и холодней!
О, твёрдая земля, родная мать!
Научишь мудро, просто понимать —
Отвыкнет бедная душа хромать.
Как сладок дух проснувшейся травы,
Как старые ручьи опять новы,
Какой покой с высокой синевы!
Раскиньтесь, руки, по земле крестом!
Подумать: в этом мире, в мире том
Спасёмся мы Воскреснувшим Христом.
Кто грудь земли слезами оросил,
Кто мать свою о помощи просил, —
Исполнится неистощимых сил.
1916
* * *
Снега покрыли гладкие равнины,
Едва заметен санок первый след,
Румянец нежный-нежный льёт закатный свет,
Окрася розою холмов вершины.
Ездок плетётся в дальние путины,
И песня льётся, песня прошлых бед, —
Простой и древней скуки амулет, —
Она развеет ждущие кручины!
Зимы студёной сладко мне начало,
Нас сочетала строгая пора.
Яснеет небо, блекнет покрывало.
Каким весельем рог трубит: «Пора!»
О, друг мой милый, как спокойны мысли!
В окне узоры райские повисли.
* * *
Всё тот же сон, живой и давний,
Стоит и не отходит прочь:
Окно закрыто плотной ставней,
За ставней — стынущая ночь.
Трещат углы, тепла лежанка,
Вдали пролает сонный пёс...
Я встал сегодня спозаранку
И мирно мирный день пронёс.
Беззлобный день так свято долог!
Всё — кроткий блеск, и снег, и ширь!
Читать тут можно только Пролог
Или Давыдову Псалтирь.
И зной печной в каморке белой,
И звон ночной издалека,
И при лампадке нагорелой
Такая белая рука!
Размаривает и покоит,
Любовь цветёт проста, пышна,
А вьюга в поле люто воет,
Вьюны сажая у окна.
Занесена пургой пушистой,
Живи, любовь, не умирай:
Настал для нас огнисто-льдистый,
Морозно-жаркий, русский рай!
Ах, только б снег, да взор любимый,
Да краски нежные икон!
Желанный, неискоренимый,
Души моей давнишний сон!
Август 1915
Источник
