Юрий Левитанский
(22 января 1922 — 25 января 1996)
1945 г.
Родился в городе Козелец Черниговской области, школу окончил в городе Сталино, затем Москва — ИФЛИ (1939–1941 гг.) — и война: солдат, офицер, военкор. В 1945-м — из Праги в Маньчжурию, на японский фронт.
Работал в Сибири журналистом, писал стихи (в 1948 году в Иркутске вышел первый сборник). Снова Москва — Высшие литературные курсы (1955–1957 гг.); публикует сборники «Стороны света» (1959 г.), «Земное небо» (1963 г.), «Кинематограф» (1970 г.) и др. Юрий Давыдович Левитанский удостоен Государственной премии России, награждён орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, многими медалями.
Умер в Москве.
ГОДЫ
Годы двадцатые и тридцатые,
словно кольца пружины сжатые,
словно годичные кольца,
тихо теперь покоятся
где-то во мне,
в глубине.
Строгие годы сороковые,
годы воистину роковые,
сороковые,
мной не забытые,
словно гвозди, в меня забитые,
тихо сегодня живут во мне,
в глубине.
Пятидесятые, шестидесятые,
словно высоты, недавно взятые,
ещё остывшие не вполне,
тихо сегодня живут во мне,
в глубине.
Семидесятые годы идущие,
годы прошедшие, годы грядущие
больше покуда ещё вовне,
но есть уже и во мне.
Дальше — словно в тумане судно,
восьмидесятые — даль в снегу,
и девяностые — хоть и смутно
а всё же представить ещё могу.
Но годы двухтысячные
и дале —
не различимые мною дали —
произношу, как названья планет,
где никого пока ещё нет
и где со временем кто-то будет,
хотя меня уже там не будет.
Их мой век уже не захватывает —
произношу их едва дыша —
год две тысячи... —
сердце падает,
и замирает моя душа.
* * *
Светлый праздник бездомности,
тихий свет без огня.
Ощущенье бездонности
августовского дня.
Ощущенье безсменности
пребыванья в тиши
и почти что безсмертности
своей грешной души.
Вот и кончено полностью,
вот и кончено с ней,
с этой маленькой повестью
наших судеб и дней,
наших дней, перемеченных
торопливой судьбой,
наших двух переменчивых,
наших судеб с тобой.
Полдень пахнет кружением
дальних рощ и лесов.
Пахнет вечным движением
привокзальных часов.
Ощущенье безпечности,
как скольженье на льду.
Запах ветра и вечности
от скамеек в саду.
От рассвета до полночи
тишина и покой.
Никакой будто горечи
и беды никакой.
Только полночь опустится,
как догадка о том,
что уже не отпустится
ни сейчас, ни потом,
что со счёта не сбросится
ни потом, ни сейчас
и что с нас ещё спросится,
ещё спросится с нас.
* * *
Сперва вдали едва гремело,
а после всё заволокло,
и капли первые несмело
забарабанили в стекло.
И вот в саду раскаты грома,
и сонно ясени скрипят...
Пусть дождь идёт, пока мы дома
и наши дети сладко спят,
пока скамейки опустели,
и чёрен двор и нелюдим,
и мы лежим уже в постели
и в темень чёрную глядим,
пока мы глаз не закрываем
и смотрим в темень и пока
мы уплываем, уплываем
туда, где гром и облака,
и наши звёзды нас венчают
и нам расстаться не дают,
и наши ветры нас качают,
и наши грозы нам поют,
и обнимает нас истома,
и мир дремотою объят...
Пусть дождь идёт, пока мы дома
и наши дети сладко спят,
пока внизу,
меж деревами,
гремят и рушатся миры
и сокрушённо головами
качают жёлтые шары.
Источник
