Две тысячи третий встретили без Саши,
Меня не покидает тревога и боль.
Совсем неважно обстоят дела наши,
Я держусь и не принимаю алкоголь.
Зима – ужасная пора для Димы.
Незначительное переохлаждение и – «хана».
В Подмосковье сырые, промозглые зимы.
Малейшая простуда нам не нужна.
Мне приснился чудный сон-калейдоскоп,
Я увидела все любимые лица.
Весенний сад в белом цвете утоп.
Во сне захотелось невестой нарядиться.
Сижу, пью чай одна в квартире.
Мне сорок пять, а жизни нет.
Я потерялась в этом мире.
Хочется плакать, жалеть себя, но нет.
Об этом не может быть речи,
Но что-то труба уныло зовет.
Встаю и расправляю плечи,
Шагом марш, на работу, вперед.
Тринадцатое января, текущий год,
На работе у меня меланхолия.
Странно, а где же народ?
В этот день я встретила Анатолия.
Мужчина среднего роста, не местный.
«Прошмыгнул» в соседний кабинет.
А я ему по-свойски, честно,
Сказала, что никого там нет.
-Простите, а кто Вам нужен?
-Мне - Сергей Соловьев по делу.
Признаюсь, удивлен и обезоружен.
Он вел себя довольно смело.
«Сегодня в одиннадцать у нас встреча.»
Похоже, что это не так.
Видно, бурный был вечер.
Он не придет в себя никак.
-Почему же? Он был с утра хорош.
Отъехал, ненадолго по работе.
Я вижу, Вам невтерпеж.
Заходите ко мне, подождете.
-Да, время мне позволяет.
Его у меня в избытке.
Когда он будет никто не знает.
Придется начать со второй попытки.
Все же он зашел и присел,
Без бравады, без величия.
Долго взгляд его на мне висел.
Так долго, аж до неприличия.
Он усмирил свое любопытство,
Избавив меня от смущения,
Желая сгладить свое бесстыдство,
Покраснел и попросил прощения.
На правах хозяйки, невзначай,
Чтобы не казаться стервою.
Предложила кофе или чай,
Обычно я всегда так делаю.
Такой прием – это слишком
И почему-то был крайне удивлен.
За какие такие коврижки
Он был немедля награжден?
Пауза совсем коротка,
И кофе оказался сносным.
Сделав два или три глотка,
Он удивил меня вопросом.
-Вы под каким созвездием родились?
Какой знак Вашего зодиака?
Не хочу, чтобы Вы сердились.
А можно я попытаюсь узнать, однако?
-Почему бы и нет. Даже интересно.
-Думаю, Вы – «Скорпион».
-Вы угадали, признаюсь честно.
И приятной улыбкой расплылся он.
-Представляете, я «Скорпион» тоже!
Да, я прочел Ваше имя, Оля.
И добавил: «Это неслучайно все же»
Кстати, а меня зовут – Толя.
А число рожденья у Вас какое?
У меня – первое ноября.
Я призналась ему: «Седьмое.»
-О, революция, это не зря.
При чем тут революция? Я не знаю.
И что он имел ввиду.
Я день рожденье свой уже забываю.
Теперь, боюсь его и не жду.
Анатолий поведал, что он массажист.
-Если нужно – обращайтесь.
Не пьющий, не курящий, чист.
Ничего дурного, не опасайтесь.
-Серега Соловьев хотел помочь сыну.
Ему нужно срочно подлечиться.
Необходимо поправить спину.
Вот пришел, чтобы договориться.
Уж сколько сидим, а его нет.
Я Вас утомил болтовнею.
К тому же уже, наверное, обед.
Я очень-очень рад, не скрою.
Спасибо за кофе и за беседу,
За Ваше великодушие.
Я завтра к Сереге заеду
Будем решать вопросы сущие.
Чудной мужчина и чудны интересы,
Ну и что, да как, и почему.
Вроде не бабник и не повеса.
Все-то надо знать ему.
Сходу ворвался в мое пространство,
Каким-то позитивом наполнил кабинет.
Повеяло правдой и постоянством.
Приятно общаться, а его уже нет.
Время потеряно, нужно наверстывать.
У меня всегда хватает работы.
Немного поднасесть и поупорствовать,
Потом пойдут домашние заботы.
Сегодня Анатолий пришел опять.
Накануне они созвонились,
Соловьев сказал, что будет ждать.
Встретились и обо всем договорились.
Непременно ко мне явился тоже.
И снова восхищенный взгляд.
О как он смотрит, Боже.
Он явно этой встрече рад.
Сегодня обошлось без чаепития,
Собственно, мы о нем забыли.
Затронули проблемы бытия,
Непринужденно говорили и говорили.
И еще мой новый знакомый
Преподнес томик авторских стихов.
Мой интеллект, поэзией влекомый
Поднял любопытство до самых верхов.
Мы друг друга ничуть не утомили,
Понимая рамки дозволенного приличия.
Наши пути пересеклись – так решили.
И не играли в двуличие.
Прощались чуть ли не с поклонами,
Анатолий напросился меня навещать.
Обменялись номерами телефонными,
И я не стала воспрещать.
Поговоришь с приятным человеком –
Ощущаешь прилив душевных сил.
А он с тобой чуть знаком
И ты об этом не просил.
Он всколыхнул струну твою,
Которая доселе не звенела.
И где-то там на самом на краю
Она вдруг нежно так запела.
А этот звук растет из глубины.
Чей-то голос говорит – не печалься.
Мы все пред Богом равны.
Пусть все проходит в темпе вальса.
Свежий глоток ворвался в грудь.
Я в силах своих не сомневаюсь.
Да, мне выпал тернистый путь.
Господи, надо же, я улыбаюсь.
Ему, наверное, лет пятьдесят.
Человек он, видно, не потерянный.
Теплый, добрый, твердый взгляд,
Где-то даже самоуверенный.
Правильные черты лица,
Нет отпечатка гнусности, снобизма.
Далек от мысли красавца-молодца.
Но есть и своя заметная харизма.
Одежда на нем совсем простая,
Не прикрыта голова – сплошная седина.
Машина тоже не крутая,
Видно, у человека не лучшие времена.
У Анатолия акцент заметен слегка,
То ли прибалт, то ли хохол.
Да, и приезжий он наверняка.
Открытый, но не балабол.
Такие вот вкратце мои наблюдения.
Пролетарий, без регалий и без чина.
Достойная манера поведения.
Одним словом – нормальный мужчина.
Главное – не пьет. И как это возможно?
Разве есть еще такие?
Мне за себя становится тревожно.
Вспоминаются деньки лихие.
Конечно же, я посмотрела его стихи.
Читала выборочно и немного.
И не нашла в них чепухи,
Довольно прилично владеет слогом.
А некоторые сильно заумные.
Сразу, «с наскока», их не взять.
В голове его орбиты безумные.
Видно не может он не писать.
И есть что подчерпнуть для ума.
Лежи и читай себе в охотку,
Но время – мой плен и тюрьма.
Я ведь имею еще подработку.
На службе моей убираюсь,
Мою полы в день два раза.
С ног валюсь, но стараюсь.
И некогда читать все сразу.
Категорически не высыпаюсь совсем.
С одной и той же мыслью борюсь.
Я почти что ничего не ем.
А когда-нибудь я вообще высплюсь?!
Шеф Александр Николаевич ругается.
Видит, как я становлюсь серой массой.
С уборщиц уволить меня собирается:
«Хватит! Два года. Больше ни часу!»
Ему не понять, что я нуждаюсь,
Что это мелочь и ее не хватает.
И я как лошадь впрягаюсь и впрягаюсь,
А эта малость даже помогает.
Анатолий не заставил долго ждать,
Позвонил как полагается.
Что-то доброе пытался сказать,
Но это все в банальность превращается.
Мы только что знакомство завели.
Явился в обед – нарушил покой.
Сажает меня в жигули,
Везет в гости к себе домой.
Принимаю предложение и с Богом,
Не испытываю тревоги, знаю.
Анатолий не позволит ничего дурного,
Я почему-то ему доверяю.
К тому же любопытство хочет знать,
Увидеть все воочию.
И не зачем выдумывать, гадать.
Сочинять все такое и прочее.
Я отлично знаю наш поселок,
Но оказалось, что не совсем.
Мы плутами между верб и елок.
И прибыли на место без проблем.
Сказать, что я удивилась – это ложь.
Картина, хуже не бывает.
По телу пробежала дрожь.
Я поразилась, а это убивает.
Какие-то развалюхи и сарайки вокруг,
Глухие заборы, сколочены ужасно.
Нихрена себе, живет мой «друг».
Сразу все понятно и ясно.
За забором избушка, вернее вагончик,
Будто оживший сказочный миг.
Внутри свет и газовый баллончик.
Здесь стол, кровать и пачка книг.
Боже правый, вразуми, не понимаю:
Я попала в иной какой-то век?
Мне кажется, я чувства теряю.
Разве может жить так человек?
Пара соток земли во дворе,
В углу железный туалет.
Собака мерзнет в конуре
И ничегошеньки больше нет.
Я еще не пришла в себя,
Такое зрелище – не шутка.
Хозяин предлагает чай любя,
В избушке жарко жутко.
Но самое интересное в другом.
Анатолий без тени стеснения:
«Здесь никто не живет кругом.»
И это тешит его без сомнения.
Буквально сто метров отсюда.
Сумасшедшая жизнь бьет ключом.
Он наотрез не хочет туда.
Ему тут все нипочем.
Я вспомнила, где я теперь.
Ведь это самозахват местный.
Жители подают всем пример,
Власти обещают узаконить все честно.
Еще не кончился обед,
А уже улеглись мои волнения.
И улетучился весь бред.
Вот уголок свободы и спасения.
Оазис тишины и вдохновения.
Пусть ненастные дни и лихи.
В процессе долгого размышления,
Здесь рождаются на свет стихи.
Остаток дня была под впечатлением,
С удвоенным приливом сил.
Понятным стало его стремление,
Он все показал и объяснил.
И сразу расставил точки,
Не юлил, не сочинял, не притворялся.
Вот такая, мол, жизнь одиночки.
Все как есть, не побоялся.
И верно поступил. Зачем загадки?
Он естественный, в нем живая печаль.
И вообще, у него все в порядке,
Но мне его, почему-то жаль.
Намекнул мне открыто и смело,
Сразу развеял мои иллюзии.
Объяснил, с кем имею дело.
И ему не везет с музами.
Кому с музами, а кому с мужьями,
Другим наоборот во всем везет.
Случается, счастье пошутит с нами.
Глупая шутка, она в счет.
После работы убиралась,
Кабинеты, коридоры, туалеты.
К девяти еле передвигалась.
Дома детям жарила котлеты.
Топушка мой золотой
С Котей меня встречают.
И с особой нежной теплотой
Мамочку ждет чашечка чаю.
С Котей все нормально,
А с Сашком сегодня неважно.
Но он мальчик реальный,
Мой герой терпит, отважный.
В одиннадцать позвонил Анатолий,
Извинился, чтобы я не злилась.
Я даже не сержусь, тем более.
Я с ним так договорилась.
В это время я почти освобождаюсь
И начинаю заниматься собой.
Сижу, тишиной наслаждаюсь.
Еще часок и долгожданный отбой.
В теле шумит, гудит, нет сил,
Тяжело открывать даже рот.
Анатолий о чем-то спросил,
Но я еще не отошла от забот.
Осторожно намекаю и даю понять,
Зевая, затягиваю и замедляю речь,
Мол, устала, хочу спать.
Так что до новых встреч.
Новые встречи последовали,
Я была даже рада.
Мы мирно так беседовали,
Вокруг витала легкая отрада.
Все было просто и понятно,
Никакого напряжения, никаких тревог.
Вернее сказать – было приятно,
Он огорчать меня не мог.
Мы ведь взрослые люди,
Мы читаем друг друга.
Притворяться не будем,
Я ведь ему не супруга.
С меня так хватит вполне
Свадеб, веселья, приключений.
Не хочу страдать по чужой вине.
И другим не желаю мучений.
Мы встречались после работы,
Дорога до Лобни далекая.
Гуляли пешком с охотой,
И несла нас радостно «легкая».
Ничего нет лучше прогулки,
Напрямик через лес не спеша.
Проблемы прячутся в лесные закоулки,
Отдыхает тело и душа.
Еще разговоры, разговоры…
Что да как и почему.
Беседуем мирно, не спорим.
Улыбаемся, он мне, а я ему.
Вопросы, ответы, шутки, прибаутки.
Затрагивали также серьезные темы.
Не молчали не одной минутки.
Отсутствие скуки и никакой дилеммы.
Анатолий рассказывал о себе,
Откуда сам и как нарисовался.
Работал в Тюмени на газовой трубе,
Приехал сюда и остался.
Сам с Украины, разведенный.
По паспорту – россиянин считается.
К авантюрам абсолютно не склонный,
Однолюб, не ловелас и не мается.
Простой, не привередлив, не гурман.
Со своим принципом и взглядом,
Никогда не бывает пьян.
Не сидел и не был гадом.
Снимал в Шереметьевском жилье.
Поменял много квартир и хат.
Десять лет поросло быльем,
Потом ушел на самозахват.
С работой дурно обстоят дела,
Но он один и ему хватает.
Бывает даже «закусывает удела»,
А это его не пугает.
Одиночество не имеет плюсов,
Невыносимо здравому уму.
Оно разрушает смелых и трусов,
Вот здесь я его не пойму.
Мне кажется, он одержим одиночеством
И этим тешит сам себя.
Наслаждается всласть тишиной и творчеством.
Ведь невозможно жить, ничего не любя.
Думаю, настало время перемен,
Не могло так вечно длиться.
Одиночество требует взамен
Бросить вызов ему и влюбиться.
Вижу как горят его глаза.
Эта радость встреч и общения.
С нами начали твориться чудеса,
Достойные похвалы и восхищения.
Внутри легкость, полет и тепло.
Мы становились лучшими при встрече.
Нас что-то на крыльях несло
В этот теплый летний вечер.
Закрадывалась маленькая надежда,
Может судьба дает мне шанс.
Но страх кричал, молил, невежда,
Что это все иллюзия и транс.
Наши свидания были нечасты,
Я просто физически не могла встречаться.
Мои житейские контрасты
Помогали во всем разобраться.
Он мне кто? И зачем?
Это флирт или роман?
Мне что, не хватает проблем?
А конец – разочарование и обман?!
Слышу чей-то голос говорит:
«Он честен и достоин тебя.»
Судьба твоя его благодарит.
Вы пройдете путь любя.
У меня по коже мурашки
И сразу же теплая волна.
Не нужно бояться промашки,
В конце концов – это не война.
Не вооруженным взглядом видно:
Он человек хороший, надежный.
Мне почему-то становится стыдно
И я забываю быть осторожной.
Что мне делать с ним?
Разом жить или встречаться?
Разделить свой кров или интим?
Веселиться вдвоем, а потом разбегаться?
К тому же, Анатолий постоянно простит
Снова посетить его избушку.
На пороге уже осень,
Мы хорошо изучили друг дружку.
Согласна, пожалуй, время пришло.
Осталось выкроить пару часов.
Но не выходит, как назло
Воссоединение наших полюсов.
Все было жадно и сумбурно,
Рано или поздно сбываются мечты.
Для первого раза недурно,
В этот день мы стали на «Ты»…
От близости воспылали чувства наши,
Успокоились и улеглись волнения.
Мы пили соки с благодатной чаши.
И окончательно развеялись сомнения.
Он будет мой? Да, будет.
Он пахнет живою водою.
Пусть Господь меня не судит,
Толе будет хорошо со мною.
Он сильный, он мне поможет.
Мы разом поднимем детей.
Отдаюсь твоей воле, Боже.
И не ищу легких путей.
Но мне неведомо его желание,
Толя о нем пока молчит.
Но я уверена и знаю заранее -
Он подобрал ко мне ключи.
И поделился мыслями вслух,
Про шок при первой встрече.
Остолбенел, стал нем и глух.
Увидел грудь мою, лицо и плечи.
Признаться, там есть на что посмотреть,
Я даже, порой, комплексую.
Мужчины, а их добрая треть,
Сверлят меня напропалую.
Тогда на мне была «развратная» одежка.
Видом таким сведешь любого.
Не мудрено, что Толя «съехал» немножко,
Потерял ориентир и дорогу.
Услышав голос из мифических сирен,
Столь тихий, мягкий, нежный.
Смотреть и слушать и ничего взамен
И утонуть в певучести такой безбрежной.
Я не терплю грубость и хамство
И всегда проявляю заботу.
Раздражаюсь на глупое упрямство,
Люблю людей и свою работу.
В ответ на необузданный нрав,
Отвечаю кротостью и терпеньем.
Тогда невежда поймет, что он неправ,
Успокоясь, откупится прощеньем.
Это не все Толино откровенье.
Еще до нашей встречи, давно,
Он принял твердое решение,
Что найдет свой идеал все равно.
Однозначно, женщина будет «скорпионом»,
Сохрани Господь – курящая. Не употребляющая не пиво, не «самогон»,
И не кукла какая, а настоящая.
Про алкоголь я ему намекала,
Про мои «тяжкие» грехи.
Но это ничего не меняло,
Его уши были глухи.
Вот почему про зодиак спросил -
Ему нужна одна стихия, одна воля.
И с первого взгляда меня полюбил,
Даже не зная, не ведая, кто я.
И все совпало и срослось,
Как будто данное свыше.
Его предначертание сбылось,
Кто-то видит его и слышит.
Но и это еще не все.
Буквально недавно Толечка гуляет
И почему-то в книжный его несет,
А там он напрочь офигевает.
Гороскоп попался в руки,
Там черным по белому написано.
Он читает его от скуки,
Ведь это про нас – истинно.
Тринадцатого января, текущего года
Перемена в жизни вашей реальна.
Она обретет долгожданную свободу.
И вообще изменится кардинально.
Шутка ли сказать – чудо вершится.
Тринадцатое стало наше число.
Теперь мы готовы на все решиться,
Оно соединило нас и унесло.
С той поры почти год миновал,
И осень уже на закате.
Толя только сейчас прочитал,
И это оказалось несказанно кстати.
Мне известно, кто творит чудеса
И подает нам тайные знаки.
Я благодарю за это небеса,
За все, за числа и за зодиаки.
Они вели нас через время,
Где мы плутали и блудили.
Но вынесли возложенное бремя,
И с Вашей волей победили.
Мы пойдем в одном направлении,
Не станем ходить по кругу.
Едины в своем стремлении,
Лучшие чувства отдать друг другу…
Топушка-сынок часто болеет,
Снова я как зверь мечусь.
Сашуля в больнице слабеет и слабеет.
С ума схожу, всего боюсь.
Ночью поговорила с Толей по телефону,
Становится легче, и отступает боль.
Притихнут на время материнские стоны,
Не нужны таблетки, не нужен алкоголь.
Так мы живем на разных полюсах,
Личного времени у меня не бывает.
Всю жизнь сижу на часах
И этих часов мне не хватает.
Сашу выписали под Новый год,
С Котей пока все в порядке.
У меня решил собраться народ.
Ради детей делаю все без оглядки.
Толи, правда, не было и не надо,
Я не хотела лишней огласки.
Собственно, он был даже рад,
Не любит шум, песни и пляски.
Только лишь тринадцатого января
Мы были с Толей вместе.
Он первый раз был у меня,
И видел все на месте.
«Дети, мне дядя Толя сделает массаж,
Не шалите и потише, предупреждаю.»
При виде Саши он пошатнулся аж.
«Топушка, завари нам, пожалуйста, чаю.»
Все было тихо и мило,
Мы пили чай и о чем-то болтами.
Детей все занимало и веселило.
В тот вечер мы ничуть не устали.
Толя уехал к себе в тишину.
Дети задавали уйму вопросов.
Я не надеялась, что усну,
А «провалилась» до шести часов.
На работе все в норме,
В обед заехал мой герой
И доложил мне все по форме:
«Ты знаешь, у Саши взгляд живой.»
-Ты знаешь, в нем жажда жизни не сгорела,
В его глазах искрится свет.
Он чувствует себя довольно смело.
-А мне так кажется, что нет…
Откуда он может знать?!
Я думаю, что он меня «бодрит».
И ему глубоко не наплевать,
О чем он честно говорит.
Да, понятны его стремления.
Он готов на все, что умеет.
И это здоровое волнение
Вселяет надежду и греет.
Мне с ним хорошо вполне. Я расслабляюсь, собираюсь с силой.
Мы будто на одной волне,
Он приятный и милый.
Я думаю, что он наша семья,
Нет, я уверена в этом.
Какая-то потайная струна моя
Часто говорит об этом.
Неловко было как-то даже
Перед моими пацанами.
Хотелось знать, что они скажут,
Про чувства наши между нами.
Топушка – он всех любил,
Настолько, насколько понимал,
А Котя еще малый был,
И очень сильно ревновал.
«Он снова здесь! Зачем пришел?
Нам с тобой никто не нужен!
Скажи ему, чтобы ушел!»
Раздражался и становился неуклюжим.
О, дети, дети, наши желанья
Увидеть вас во внеземном ореоле.
Мы счастье дарим Вам заранее
Назло судьбе и чужой воле.
Это большая ошибка наша
И проигрыш тоже наш.
Зачем так мучается Саша?
Кому он попал на карандаш?!
Ведь чада наши желанны,
С любовью являются на свет.
Но все нечестно так и странно
На самой лучшей из планет.
Толя часто у нас появлялся,
Особенно по вечерам.
Втихую ночевать оставался,
Похоже скоро переедет к нам.
Признаюсь честно – я не напрягалась.
И размышлений долгих не было совсем.
С Толей жить ни капли не боялась.
Знала – с ним не будет проблем.
Все было скромно абсолютно.
Восьмое марта – дебют состоялся.
Без фанфар и без салютов
Толя пришел и остался.
Ему пятьдесят один, мне сорок пять.
Видавшие виды взрослые люди,
Испытываем судьбу опять.
Спокойно, и будь, что будет.
Мне кажется, что небо согласилось,
Соединило наш невенчанный союз.
И воедино в миг соединилось,
Терпенье, совесть, преданность наших уз.
Мы не растратили еще любовь.
Она окунулась в тепло и заботу.
Не кидаем на ветер слов,
Дарим радость по большому счету.
Взвешивали каждое сказанное слово,
Друг друга понимая сразу.
И никакого умысла дурного.
Говорила только лишь душа и разум.
Толечка сначала стеснялся ребят,
Не сразу сошелся с ними.
Все перемелется – так говорят.
И мы становились другими.
Все вокруг становилось другим:
Другие правила, манеры.
Но главное: исчезли напряг и экстрим.
Стало легче, по крайней мере.
У нас все сложилось вскоре.
Неожиданно как-то сумели.
В начале укатили на море
С Толей на две недели.
Надо же, вдвоем! С мужчиной!
Впервые в жизни без детей.
Новая жизнь тому причиной.
Порывы новых чувств и страстей.
Почему-то была уверена за ребят,
Что все у них хорошо будет.
Пусть поскучают немного и пошалят,
А там глядишь и мы прибудем.
Все хорошее быстро кончается.
Что против вечности миг?
Все на круги своя возвращается.
У нас взаимный позитивный «сдвиг».
Настоящее и будущее наше,
Нет никаких волнений и тревог.
Главное не болеть не Диме, не Саше –
Пусть хранит их Бог.
Лето выдалось неважным совсем,
Но это не раздражало нас.
Коте скоро уже семь,
Готовим в школу в первый класс.
Астма дает о себе знать,
Только больницей можем спасаться.
Инвалидность нужно подтверждать,
Снова ходить по врачам и унижаться.
Сентябрь. Праздник удался на славу.
Ребенок на линейке сиял.
Подбежал и по собственному праву
Обнял меня и даже Толю обнял.
Дома был сладкий стол
И все, что к нему полагается.
Ели торт и пили колу.
Все радостные, все улыбаются.
Было бы так здорово всегда:
Веселье, смех, улыбки, покой.
Но нет, у нас большая беда –
Сашуля мой тяжело больной.
Середина сентября – Сашок у деда.
Сынок любит там бывать.
Дед пригласил меда отведать,
Вдруг позвонила моя мать.
«Оля, Саше очень плохо.
Не находит себе места!»
Слышу ее тяжелые вздохи,
И тело мое превращается в тесто.
Но это всего лишь мгновенье
И я уже готова в бой.
Толя – поддержка моя и спасенье.
Садимся и едем к деду домой.
Сашенька испуган и потерян,
С надеждой смотрит на меня. Расстроен и в себе не уверен,
Зато твердо уверена я.
На правой ноге рана,
Из щиколотки сочится кровь.
Диабет «работает» исправно,
Уже до костей дошел.
Боль ребенка так достала.
Он с нею жил и не привык.
Вот, наконец, его прорвало:
Я слышу жалостливый крик.
«Мамочка! Спаси меня мама!
Мамочка! У меня нет больше сил…»
На наших глазах вершилась драма.
Сын плакал и умоляюще просил.
Каждое слово его как нож
Вонзалось в мое тело.
Начинается паника и мелкая дрожь,
И я владею собой неумело.
Хорошо, что Толя рядом,
Приводит в чувства обоих нас.
Ведь что-то делать надо.
Срочно в больницу, не ровен час.
Нам удалось успокоить Сашу,
Собрался с силами и сел в машину.
Мчимся в Лобню, в больницу нашу,
Там помогут и узнают причину.
Конечно, помощь нам оказали.
На разговоры врач был скупой.
Укололи, промыли, все перевязали.
Обнадежили и отправили домой.
Мужество Сашеньки меня поражает.
«Сыночек, ты такой терпеливый и смелый!»
А он молчит, не возражает.
А когда больно говорит: «Блин горелый!»
Стало легче и отпустило немного.
Настроение уровняло наш градус.
Постепенно растворилась моя тревога,
Появилась какая-то радость.
Завтра все на работу.
Димочка в школу, Саша –один.
Некому проявить к нему заботу.
Он самый лучший в мире сын.
Одиночество не пугает его ни грамма.
Он боль уже не может терпеть,
И просит: «Побудь со мною, мама.»
А я лечу и боюсь не успеть…
Все время куда-то лечу.
Нет остановки и нет покоя,
Бегу, молюсь и кричу:
«Зачем мне житие такое?!»
И чей-то голос оттуда опять:
«От этого не умирают.
Ты все снесешь, ты мать.
Истинные матери всегда страдают…»
Уже стою бодра и весела,
Как эти скульптуры в парке.
Не хватает только весла
Или ведра как у доярки.
«Мальчики мои, сыночки милые,
Я бы костьми за вас легла.
Вы были бы самые счастливые.
О если бы только я могла…»
«Сашок, ты, пожалуйста, звони,
Если вдруг что-то не так.
А нам пора, извини.»
Сын собирает волю свою в кулак.»
Один на один с болью.
Это ужас, это смерть.
Не он выбирал такую долю,
И не желает ее впредь.
Прошло несколько дней,
Все повторилось как прежде:
Нога гниет еще сильней.
И уже никакой надежды…
Ему невыносимо больно.
Сахар огромный, страшно признать.
Опять кладем в больницу, довольно!
Давайте лечить и что-то решать!
Поместили в общую палату,
Там пять человек больных.
Одиночек нет или по блату.
Сын самый тяжелый среди них.
Уж очень узкая кровать:
Он постоянно оттуда падает.
Невозможно на ней лежать.
Кто-то жалеет его, а кого-то радует.
У Саши сумасшедший вес,
Ему подняться целая мука.
Стоит на коленях наперевес,
Молчит и не единого звука.
На мои просьбы помочь,
Поставить больному нормальную кровать
Все шарахаются прочь.
Похоже им глубоко наплевать.
В попытках снять адскую боль
Обезболивающие кололи без меры.
Четыре недели, а результатов ноль.
Крушились надежды и не хватало веры.
Чуда не происходит, его нет.
Мой мальчик тает на глазах.
Обратный процесс – один ответ.
«Мамочка, спаси!» - я слышу сквозь страх.
Что я могу? Я только молюсь.
Молитвой уповаю на чудо.
Не вынесу больше, сорвусь.
Нет, нет, нет! Я трезвой буду!
Врачи советуют сменить обстановку.
Забрать ребенка на выходные.
Все равно, мол, никакого толку.
А дома и стены родные.
Зачем сидеть в бетонной клетке?
Пить из труб мертвую воду.
Чистый воздух – лучшие таблетки.
Сын попросился к деду на природу.
Бабушка Шура звонит и переживает,
Просит внуку у Господа сил.
Она родная нас не забывает.
Это папа-Попов забыл.
Дед приготовил внуку разносолье,
Только Сашок ничего не ест.
Лишь одним усилием воли
Передвигается по пути любимых мест.
Посидел, передохнул немного, встал.
Нашел свою мягкую игрушку.
Аккуратно так ее достал,
То была собачка с пятнышком на ушке.
Ушел в соседний двор к Никите,
Отдал игрушку троюродному брату.
Тихо сказал ему: «Берегите»
И еле-еле пришел обратно.
Я и сейчас не могу понять
Зачем он так поступил.
Кто его надоумил отдать?
Он щедрый и сам все решил.
Выходные провели довольно тревожно.
В понедельник отвезли Сашу в больницу,
Доставили на место осторожно.
В палате все те же лица.
Кто-то рад от всей души,
А кому-то все едино.
Лежи себе и языком «чеши».
И сетуй на судьбину.
Потянулись дни и недели.
Прямо с работы едем к Саше.
Врачи беспомощны на самом деле.
Все гаснет и гаснет солнышко наше…
Сын стал другим, не объяснить.
И смех его пропал давно.
Не просит ни есть, ни пить.
Даже не смотрит, ему все равно.
Он уже не замечает нас,
Часами глядит в даль без цели.
Будто оттуда ждет свой шанс.
Глаза потухли. Еле-еле…
О чем он думает? Не знаю.
И где летают его мысли.
Возможно сынок молитву читает.
И фразы в воздухе повисли.
Принесли Саше плеер новый,
Чтобы немножко подбодрить.
Но он оказался неготовый,
Не будет больше музыку любить…
Я не знаю, не знаю, что предпринять.
Сыночек милый, ангелочек мой
Умоляет меня его забрать,
Рвется обратно скорее домой.
И возражать никто не стал,
От части были даже рады.
Организм сопротивляться перестал.
Теперь кому и зачем это надо?
Я понимаю их желанье.
Все, что могли, так сказать.
Молча пожали руки на прощанье
И домой там лучше…
На следующий день страх.
Пошел отек частей тела,
Раздулась мошонка и пах.
Неимоверная боль и я обомлела.
Пытаемся помочь, но как?
Сама не своя, реву, кричу, ругаюсь.
Боже, зачем ты с ним так?
Но я держусь, я не сломаюсь.
Боль, боль, боль и ничего.
Ходить Сашок не может.
Насколько хватит сил его?
Не знаю, что делать и кто поможет…
Он терпит все, мой сынок,
Словно мудрый человек зрелый.
Не один вопль или упрек.
Только твердит: «Блин горелый…»
В тревогах проходят дни.
Все напряжены до предела.
В нашей беде мы одни.
Боже! Началася отек всего тела.
Саша голый. Ни лежать, ни сидеть.
Не лезут никакие одежды.
Он больше не может терпеть.
Тают мои последние надежды…
Лишь только ночью его крик,
Ужасный крик от этой боли.
С ума схожу я в этот миг.
Спасает добрая участь Толи.
И мы уже возле него.
Тревогу нашу не передать.
Не можем сделать ничего.
Остается только глупо утешать.
Скорую вызывали каждую ночь,
Кололи запредельные обезболивающие.
Но и это не могло помочь.
Положение критическое и ужасающее.
Похоже, я теряю рассудок совсем.
Уже готова вслух озвучить.
Господи, зачем такие муки, зачем?
Забери его и хватит мучить…
Двадцать три года, он обречен.
Зачем ему такое горе?
Он законорожденный и крещен.
Отче, я не могу с тобою спорить.
А вопросов у меня не счесть.
Я знаю, не будет ответа.
Царь небесный, окажи ангелочку честь:
Даруй ему многие лета.
Всю жизнь молится буду.
За тебя, за нас, за детей.
Ни кого, никогда не забуду,
Ни нищих, не обездоленных людей.
Боже, не брезгуй моей мольбою.
Да, на мне тяжелый грех.
Сынок заплатит своей судьбою.
Он ангел и платит за всех.
В такие минуты нет лжи,
Есть слезы, боль и страдания.
Как помочь сыночку, укажи?
Удели ему свое внимание.
Господи, сделай что-нибудь.
Подари твой спасительный луч.
Он ангелочек, не забудь.
Или возьми его или не мучь.
Вся воля сжимается в кулаке,
Никто не увидит меня слабой.
Не утону я в пьяной реке,
И буду женщиной, а не бабой.
Что делать, что? Не знаю.
Недостаточно наших сил.
Я чувствую, что сыночка теряю.
Он лучше всех, кто в этой жизни был…
Напряженье взорвал телефон,
Никогда так грозно не звонил.
На кухне вздрогнул плафон.
Звонил одноклассник Ольховников Михаил.
Человек деликатный, без сомнения.
Случалось, не забывает нас.
Он уловил мое волнение.
Извинился и сказал: «В другой раз.»
Не знаю почему, но я ему сказала
Про мое горе, про Сашу.
Он человек порядочный, я знала.
И разделит беду нашу.
Положение хуже не бывает.
Душа горит без огня.
Уже ничто не помогает,
А сын с надеждой смотрит на меня.
«Миш, а что я могу? Что?!
Вру сыну и сама верю.
Так легче, а не то
Буду рычать подобно зверю.»
Одним словом – поговорили.
Говорила все я, а он слушал тихо.
Спасибо, Миш, что не забыли.
Прости, зачем тебе такое лихо…
А вот опять телефон заорал.
Теперь на проводе была Лена.
Сам Господь ее послал.
Она законная Михаила жена.
Я с ней не знакома, даже не встречалась.
Хорошие слухи ходили порой,
Мол, чудесная жена Мише досталась.
Работает в Хосписе главной медсестрой.
Ровный, чистый голос объявил:
«Миша рассказал о Вашем горе.
Прошу, держитесь из последних сил.
Может все образуется вскоре.»
«Попробую Вам помочь, Оля.
Позвоню в Москву прямо сейчас.
Пусть крепнет надежда Ваша и воля,
Нужно использовать малейший шанс.»
То была бомба радости и счастья,
Мне показалось, я могу летать.
Вот она раба божественной власти.
Леночка стала ангелочку под стать.
Чужую боль примет великий человек,
С ранимым сердцем и любящей душой.
Пусть Господь продлит твой век.
И жизнь твоя пусть будет большой.
А говорят, что чуда не бывает,
Есть и люди его творящие.
Их доброта воистину воскрешает.
Они не поддельные, они настоящие.
Вскоре Леночка перезвонила с вестью,
Рекомендовала семнадцатую мед.сан.часть.
Указала адрес и место:
«С утра можно Сашу класть.»
Оставила свои координаты надежные,
Настойчиво просила ей сообщать:
«Там сделают все возможное.
Врачи прекрасные, но не могут обещать…»
Еще сказала за транспортировку Саши.
Дала номер стола заказов.
Это все проблемы наши,
Их нужно решать сразу.
Я словно во сне, где-то далеко.
Вижу белоснежные палаты.
А там Сашок и ему легко,
Мой ангелочек сияет златом.
Запредельная сила – надежда.
Она ко мне возвращается, люди.
Пусть будет так как прежде.
Пусть только Саша будет…
Я принесу ему есть и пить,
Подберу, уберу, постелю, умою.
Отче наш, дай ему жить.
И пусть он будет со мною.
Проблему с транспортом решили:
Завтра утром в восемь.
Мы торопили время, спешили.
Саша уже плохой совсем.
Чем только сынок живет.
Ходить уже не может.
Совсем не ест, не пьет.
Все это ужасно тревожит.
Утром начались проблемы,
На носилках сынок не помещается.
Нам помогают стены.
И Саша по ним передвигается.
Он очень сильный, волевой.
Все делает абсолютно сам.
«Сынок, мы ведь с тобой.
Разреши помочь тебе нам.»
С трудом поместили в скорую,
А он пытается шутить.
В салоне прохладно здорово.
Я умудрилась одеяло забыть.
Намереваюсь в квартиру подняться.
Он тихо просит: «Не уходи, посиди.»
Не на секунду не хочет со мной расставаться.
«Мамочка, слышишь, не уходи…»
Мы с Толей уехали в больницу.
Дима один, ему в школу идти.
Он переживает, ему не сидится.
До школы всего две минуты пути.
Он здорово повзрослел,
Глаза его стали темнее.
Котя серьезен и смел,
В квартире многое сам умеет.
Весь путь Саша держал мою руку,
Просил рассказать что-нибудь.
Как он терпит такую муку?
Мороз по коже, жуть.
Все. Мы на месте уже.
Но нас не впускают в помещение.
Саше все хуже и хуже, А там принимают решение.
Что же это творится, вашу мать?!
Только бы не рухнуть заранее.
Нас не желают брать.
Держусь, боюсь потерять сознание.
Креста на них нет, не боятся.
Неужто теперь так будет вовек?
Как можно от больного отказаться?
Не кому не нужен умирающий человек…
В полу сознании звоню Леночке нашей.
Сердце остановилось, не хочет стучать.
Объясняю проблемы с Сашей.
Еле говорю, а хочется кричать.
Она снова звонила зам.министра.
Это нам уже потом сообщили.
Все произошло очень быстро.
Нас услышали и положили.
Леночка, Леночка, я плачу.
И следую божьему закону,
Ставлю свечи за твою удачу.
И молюсь как на икону.
Сашок успокоился заметно сразу.
Я начинаю приходить в себя.
И сын сказал прелестную фразу:
«Мамочка, я так люблю тебя.»
Бальзам растекся по душе.
В такие минуты плохо воспринимается.
Я не способна к сентиментальности вообще.
Такое никогда не забывается.
Все врачи у нас, вся мощь.
Консилиум их решает задачу верно.
Достойно оказали первую помощь.
Я счастлива и благодарна безмерно.
Меня заверили, что все обойдется.
Сыну сейчас нужен полный покой.
Теперь только ждать остается.
Тяжело запускать организм такой.
«Ночь он будет крепко спать,
А утром Вы будете нам нужны.»
И я не осталась с Сашей ночевать.
«Отдыхайте, потому что адски удручены.»
От горя буквально валилась с ног.
Хотелось спать, но не спала.
Состоянье мое видит Бог.
Как же я себя тогда кляла…
Почему я не осталась с Сашей?
А вдруг я была нужна ему?!
Становилось до смерти страшно.
Что случилось со мной? Не пойму.
Утром, чуть свет, я в палате.
У Саши все обошлось, живой.
Давно в туалет хочет, кстати.
Без помощи он сам не свой.
Тело распухшее, а мошонка болит,
Да так, что трудно шагнуть.
Сын на плече моем висит.
Двигаемся еле-еле, чуть-чуть.
Я помогаю справлять ему нужду.
Сынок то красный, то белый.
Не получается, стою и жду,
А Саша твердит: «Блин горелый».
«Топушка, прости меня пожалуйста,
Что не осталась с тобою в ночь.»
Целую его зачем-то в уста.
Зато сегодня я смогу тебе помочь.
И пошла рутинная работа.
Капельницы, анализы, процедуры.
Вижу результат и мне охота.
Стараюсь, лезу из последней шкуры.
Прошло пару недель, нам лучше.
День рожденье Саши даже не заметили.
Не до того теперь вообще,
В другое время мы бы отметили.
Радости у нас, разумеется, мало,
Ножка, конечно, так же гниет.
Сахар в крови высокий, небывалый.
Мое предчувствие меня не подведет…
Сашок смеется и бодрится.
Показывает всем как любит меня.
Стал лучше ходить, но боится.
Стал бояться всего как огня.
Аппетит появился, заметно тоже.
Вечером, когда меня нет
Сам сходить к холодильнику может.
А там все, начиная с котлет.
В соседней палате Батюшка лежит.
Он ставит Саше кассету «Во имя спасения»,
Чтобы терпел, когда болит.
Внимательно слушал церковные песнопения.
Сыночку нравится все это.
Он молится и жадно внимает.
И верит в глубине где-то,
Что смерть его не сломает.
А еще святой Отец икону подарил.
Она и теперь хранится у меня.
Он сильно Сашу полюбил.
Они стали друг другу как родня.
А эта неделя была хороша.
Мы ходим в столовую, кушаем.
Гуляем по коридору не спеша.
Тихонечко песнопения слушаем.
Завтра заканчивается срок нашего лечения.
Сдвигов больших конечно нет.
Так себе, частичные улучшения,
Но эта лучшая из наших бед.
Я собираюсь домой, а Саша не весел.
Сидит на стуле сонный такой.
«Ну что сыночек голову повесил?
Ложись, тебе нужен покой.»
Не успела даже переступить порог,
Звонок из больницы «убил» снова.
Надежно застал всех врасплох.
Попов в реанимации в институте Сеченова.
Вот так бы себя убила,
На чем свет стоит поносила.
Ночью согласна бежать была.
Сука такая, ребенка бросила.
Устала, видите ли, она, отдыхает.
А он один и нет спасения.
Сынок там в муках умирает.
Нет, нет, мне, гадине, прощения!
Глаз не сомкнула до утра.
Нет больше сил себя казнить.
Моя труба зовет: «Пора!»
И надо ехать, нужно жить!
К сыну меня не пустили,
Он без сознания в бреду.
Мне вообще приходить запретили.
А я сижу, я не уйду.
У кого спросить: кто знает?
Сашу перевели на глюкозу,
А мысль одна – он умирает…
Сижу и градом слезы.
Сашенька, сынок, кровинушка моя.
Нет больше сил тебя спасти.
Пред тобою виновата я.
Бога молю: «Прости меня, прости…»
Все семь дней я чего-то ждала.
В голове сотни раз жизнь пролетала.
Все, что знала, умела – отдала.
Все, что любила – теряла.
Двадцать четвертое ноября. Сама не своя.
Тревожное предчувствие меня гложет.
Не нахожу себе места я,
Сегодня что-то случиться может.
Мне страшно очень-очень.
Звоню бывшему моему Попову:
«Едем к Саше, а то нет мочи.»
Не может он, поверь его слову.
Я думала, что в этот тяжкий час
Отец проявит свои чувства.
Хотя бы раз уважил нас.
Обидно очень и безмерно грустно.
Поехала одна в неизвестность.
Около пяти была в институте.
Казалось, проходила вечность,
Чтобы узнать что-либо по сути.
Навстречу врач-реаниматолог. Я к нему.
Таким суровым он мне не встречался:
«Саша, к большому сожаленью моему,
Не приходя в сознание, скончался…»
Я чувствую, из меня уходит жизнь. Безвременно превращает меня в пустоту. Все. Все. Боже-Боже. Сына нет. Сына больше не будет. Это нечестно. Не спасли. Никто не спас! Такие муки и никто не спас. Нечестно так… Я знала это! Но не сейчас. Ужасно жестоко. Зачем такая смерть, Боже мой?! Неправильно это! Нечестно! Прости меня, сыночек, за все на свете прости! Я старалась как могла, как знала, как умела. Это жестоко. Боже-Боже. Я отвечу. Я за все отвечу. Призови и я отвечу! Я больше ничего не могу, я пустая… Я вся пустая. Прости, сынок. Я так не хочу, не хочу. Я не согласна, не согласна, Саша… Что-то сломалось во мне. Я сломалась. Как я без тебя теперь?! Как? Боже… Боже…
Потом в электричке провалы в сознании.
Беззвучно слезы ручьями текли.
Сердобольные спрашивали с состраданием.
Отвечала: «Не стало сына. Не спасли…»
В себя приходила тяжело.
Подействовала «смертельная доза».
Но, все же, мне повезло,
А теперь, выхожу из «наркоза»…
Выхожу, а он не прекращается,
Не в состоянии полностью освободиться.
Уже два года не получается.
И в скором будущем это не решится.
Позвонила, сообщила Толе.
В ответ долгое молчание.
«Я принимаю твои боли,
Господь разделит твои страдания.»
Уже из дома набрала Попова,
Бабушке Шуре нужно сказать.
Никто не проронил ни слова.
Завтра будем Сашу забирать.
Утром все были на месте,
Я, Попов и его друг.
Юрик накатил для храбрости двести.
Сидим, ждем. И никого вокруг.
В полусне, в полусознании,
Не знаю зачем, но молюсь.
Сынок, прекратились твои страдания…
Начались мои, но я их не боюсь.
Не помню, сколько времени прошло.
Мужчины ушли на улицу курить.
Не знаю, что меня понесло.
Сама с собою стала говорить.
Опять упреки и самоедство.
Что нужно было изменить?
Какое такое чудотворное средство
Мы могли бы еще применить?
В этом раздумье меня застали врасплох,
Санитары привезли на каталке Сашу.
Из груди моей тяжелый вздох.
Как пережить потерю нашу…
Его даже не одели.
Лежит мой мальчик нагой.
Что же это в самом деле?
А, одежда стала ему малой.
Весь отекший и непохожий.
Гляжу, а вижу его живым,
Топушку, чистым, светлым, ухоженным,
Маленьким, теплым, единственным моим.
У левой ноздри капелька крови.
Что бы это могло означать?
От догадки хмурятся брови.
Врачи не стали сыночка вскрывать…
Я ее убираю, а она опять
Через время снова сочится.
Так и пришлось гроб закрывать.
Эпизод этот часто мне снится.
Все кончено. Я еще не молилась.
Жалела тогда и жалею сейчас.
Не успела и не простилась
И не закрыла Топушке глаз.
Как я держалась в те дни?
Где были мои причитания и слезы?
Такие испытания мне сродни.
Видно, была в глубоком гипнозе.
Был сыночек и больше не будет,
Только холмик, крест и цветы.
Здесь чаяния всех наших судеб.
Здесь все: вера, надежда, любовь и мечты…
Там часть меня почила,
Всю боль оставив мне.
Это и моя могила.
Мы с тобой, сынок, наравне.
Хочу тишину и одиночество.
Как сука, только рычу и вою.
Знаю без всякого пророчества,
Я больше уже не стану собою…
Знаю, ты будешь в раю.
Таким как ты там место.
Не забывай про мамочку твою.
Мне за тебя так лестно.
Мой монолог никогда не прекратится,
Он будет со мной до конца.
Ни за что не смогу смириться,
Что не обниму и не поцелую твоего лица.
Мое горе всецело разделил Толя.
Он каждую минуту со мной,
И проявляет добрую волю.
Оберегает мой сумасшедший покой.
Я моталась по больницам с Сашей,
Анатолий занимался с Димой.
Он ветер свободы нашей.
Утерянной, но им же восполнимой.
Я ощущаю это каждую минуту.
Чувствую даже на расстоянии.
И это здорово, потрясающе, круто.
Абсолютная преданность и внимание.
К тому же он сменил работу.
Нужно приобретать хорошую репутацию.
С первых дней отлучаться неохота.
Это не впечатляет администрацию.
Я вижу его рвение помочь.
Порой, пытаюсь оградить от забот.
Конечно, он слушать не хочет
И получается все наоборот.
Я держусь из последних сил,
Что-то делаю дома и на работе.
У Димочки тяжелый приступ был,
Но обошлось. Не испугались. Напротив.
Котя смерть Саши не заметил.
Он ребенок, что с него взять.
Все как должное, молча, встретил
И ничего не желает знать.
Не спрашивает меня не о чем.
Видно это ему не интересно.
А я будто ударенная кирпичом.
Никого не хочу видеть, честно.
Трое нас осталось теперь.
И еще скорбь наша.
Некому сделать чай и открыть дверь.
Невыносимо это. Слышишь, Саша…
Каждую секунду, час и день
Топушка не идет из головы моей.
Уже «мозги съезжают» набекрень.
Душа и сердце болят еще сильней.
На девять дней помянули сыночка.
На людях держалась нормально,
А дома была бессонная ночка.
Я давно уже не сплю реально.
Новый год? Он к нам не приходил.
Мы живем в ином измерении.
Держусь по мере моих сил.
Все больше в молитвах и смирении.
Еще душа не вознеслась.
Только завтра будет сорок дней.
А я сегодня уже напилась.
Победила отрава, она меня сильней.
Утром долго возвращалась в сознание.
Что с тобою случилось, Оля?
Нужно готовить на стол заранее.
Но у меня есть Толя…
Приготовил все что надо один.
Разобрался. Все достал и нашел.
Стол светился от яств и вин.
Молодец, сделал все хорошо.
Съездили на кладбище к сыну,
Но я ничего не чувствовала.
Наверное, была похожа на скотину.
Я не я. Я просто присутствовала.
Подружки меня опохмелили.
Разумеется, Толя этого не видел.
Эти граммы многое решили.
Я выпала и стала не удел.
Такой серьезный день и вдруг.
Он думал, что я не пьющая.
Да никто и не заметил вокруг.
Для Толички эта история вопиющая.
Все обошлось спокойно и чинно.
Все как на школьном уроке.
Я овечкой старалась быть невинной,
А Толя был, конечно, в шоке.
Он ничего мне не говорил.
Пытался, наверное, осмыслить и понять.
Я рухнула на кровать без сил.
Хочу нажраться и спать. Нажраться и спать.
Не трогайте меня никто теперь!
Я опустошу себя до предела.
Алкоголем сожгу раненный нерв.
И это не ваше собачье дело.
А дальше – будь, что будет.
Не надо учить меня и стращать.
Плевать, кто и как меня осудит.
Но кто-то ведь должен прощать.
Я опущусь на дно, на край.
Там нет проблем, нет снов, нет муки.
Там временный покой, там рай.
Там исчезает жизнь, ритмы и звуки.
Пусть я сгорю дотла,
Разрушусь на мелкие частицы.
Но форму обретет зола.
Я поднимусь подобно Феникс-птицы.
Дайте мне немножечко покоя,
Не трогайте, пожалуйста, меня.
Забудьте на время, кто я.
Я предаюсь объятиям огня.
Как обычно, три дня гудела,
Мне никто не мешал.
Холодильник опустошила весь до предела.
И алкоголь все силы забрал.
Благо долгие выходные впереди.
Но стыд перед Толей ужасный.
Он странно на меня глядит,
Весь подавленный, даже несчастный.
Конечно же, он просит объяснений.
Понимает, что стресс, но так.
Это тревожит вне всяких сомнений.
Это плохой, по сути, знак.
«Давай так больше не будем.
Хочешь, пойдем в кафе, в ресторан.
Будешь пить как нормальные люди,
Не так как ты – «вдрабадан».
Тяжко мне и я молчу.
Толечка настырно делает внушения,
А я вдруг как закричу:
«Это не пьянство. Это саморазрушение!»
Потому что всегда один,
Вокруг нет доброго сердца.
Эта страшная жизнь – твой господин.
И не на кого в ней опереться.
Потому что болеют дети,
Молодыми уходят мужья.
Ты никому не нужен на свете.
Ушел сынок, уйду и я…
В суете, среди людей теряюсь.
Меня не держит этот мир.
Но я от мысли своей отрекаюсь.
Мне нет дороги в монастырь.
Это ведь не в первый раз.
Я пыталась бросить и забыть.
«Ведь это не разлучит нас?
Ты не перестанешь меня любить?»
Все обошлось и кончилось добром.
Не нужно клятв, а нужно время.
Мы обнялись с огромным теплом.
И в нас взыграло любовное семя.
Но пьянство вскоре повторилось.
Насторожило Толю всерьез.
Я ему ведь не божилась,
Но было обидно до слез.
Опять пошли разговоры:
«Зачем? Ведь это все обман.
От этого меньше не станет горя.
Не вылечит твоих душевных ран.»
Он прав. Стократно прав.
Не знаю, что со мной творится.
И почему мой непокорный нрав
Желает до смерти напиться?
Я постоянно брежу Сашей.
Меньше всего меня волнует быт.
Похоже, наступают дни размолвки нашей.
Но Анатолий упорно молчит.
Он не из психов, он нормальный.
И не бросит меня в беде.
Но почему он такой печальный?
Ему не нравится в такой среде?
На все есть божья воля.
Я не держу его – пусть уйдет.
Пусть вершится женская доля.
Это ранит, но не убьет.
Буквально летом привезли с работы.
В «пополаме», невменяемую совсем.
Я там славно почудила, что ты.
Настроение испортила всем.
В доме не стало спиртного.
Но я хитрая, у меня заначка.
Хоть Толя проверяет строго.
Глядишь, а я уже «на корячках».
Как только глаза открываю,
Не ведая, который час.
Тут же сразу наливаю
И снова свет погас.
До тех пор, когда уже «вилы»,
В горле тормоз сработает опять.
Закончатся все внутренние силы.
Не прекращаю ее, паскуду, жрать.
Последствия всегда плачевны, тошно.
И жутко смотреть на себя.
Я не специально, и не нарочно,
Пью бездарно, себя губя.
Помилуй, Боже и помоги восстановиться.
У меня забот полон рот.
Начинаю усердно молиться,
И он помогает мне и дает.
Прошу прощенья у Толи и у Димы.
Теперь я буду землю грызть.
Вы оба для меня любимы.
Не держите злобу и ненависть.
Так хорошо и спокойно сейчас.
Закончился ад всепожирающий.
И недомолвок нет среди нас.
Звучит аккорд, жизнь утверждающий.
Ничего не нужно. Не нужно вина.
Душевный покой – отправная точка.
Но сердце как гитарная струна.
Мне так не хватает сыночка.
Я гладила бы ему ручонки,
Глядела бы в его голубые глаза.
«Я женюсь вот на этой девчонке» -
Помню, как он мне это сказал…
Все хватит, а то свихнусь.
Уже осталось совсем немного.
Понимаю – плохой советчик грусть.
Нам скоро предстоит дорога.
Да, удачно съездили на море.
Погода будто на заказ.
Котя резвился и с волною спорил,
Забыв про астму по сей час.
Скоро в школу, во второй класс.
Он круглый отличник, кстати.
Еще до школы читал и писал у нас.
День и ночь на велике катит.
Да, Котю проводили в школу.
Скромно отметили дни рождения.
Я не пила. Пью колу.
И пребывала в чудном настроении.
На годовщину поставили памятник Саше.
Оградка новая тоже ставится.
На портрете он еще краше.
Я думаю, что Топушке понравится.
Нам с Толечкой – так очень.
Черный базальт мягких форм.
Юра отец помочь деньгами хочет.
Этот пожиратель человеческих норм.
Обещал половину суммы отдать.
Спросил: «В чем цена вопроса?»
Но ни его, не денег не видать.
Он нас оставил с носом.
Другого я не ожидала, но все же.
А вдруг совесть его имеет место.
Тем более, что он может.
Увы, но поступает так бесчестно.
В декабре я снова уничтожалась.
Хлестала опять до изнеможения,
Мне все мало и мало казалось,
Чтобы залить мои мучения.
Даже Котя был непреклонен:
«Мамочка, хватит. Перестань пить!
От тебя столько вони,
Я не буду тебя любить.»
А я не знаю, что ему сказать.
Не в силах это объяснить.
Неужто больна ваша мать?
Оборвана цель и жизненная нить.
Становится страшно от мысли такой.
Я сильная, я с этим справлюсь.
Кто-то в омут толкает недоброй рукой.
О нет, я туда не отправлюсь.
Заявлю моим на полном серьезе:
«Больше ни грамма. Забудьте.
Я больше не поддамся дозе.
Семья, простите и не обессудьте.»
На нервах встретили шестой.
Зато зима была чудесной.
Мало-помалу пришел покой.
И наладилась жизнь, известно.
Котя, тьфу-тьфу, не болел еще,
Отношения с папой-Толей прекрасные.
Маленькие радости – это хорошо.
Мы к этим радостям причастны.
Шеф мне премию обещал.
В этом году будем его переизбирать.
По жизни он часто меня выручал,
Только здоровья хочу ему пожелать.
Житие мое у него на глазах шло.
Он Сашу жалел по-отцовски,
Радовался, когда мне везло.
На многое глядел философски.
Вот сижу и резюме пишу,
На кандидата в депутаты от «единороссов».
Александра Николаевича на суд выношу.
А потом, потом еще уйма вопросов.
К нему люди идут с бедой,
Проблемы их ему не чужды.
Хоть сам уже не молодой,
Он решает многие нужды.
До него доходили слухи Про мои похождения.
Но он оставался «глухим».
А может делал снисхождения?
Что ж, поработаем вместе.
Сколько нам еще предстоит?
Буду считать это честью.
Пока есть он – мне ничего не грозит.
Не тут-то было, не обошлось.
У Коти приступ опасный случился.
Приехала скорая и тяжело пришлось.
Опять в больнице очутился.
Бедный ребенок, дикое удушье.
Страшно смотреть и не чем помочь.
В больнице препараты лучшие.
За Котей смотрят день и ночь.
Я страшно нервничаю и переживаю.
Для меня это убийственно.
Чем закончится все, не знаю.
И я молюсь и молюсь искренне.
Отче наш, что ты творишь со мной?
И с детками моими тоже.
От дел твоих содрогаюсь порой.
Неужто милость твоя нам не поможет?
Мы выкарабкались очень тяжело.
Решено. Вести Котю на море.
Толечке тогда не повезло.
Вдвоем собрались о отбыли вскоре.
Толя поднял квартирный вопрос,
Он давно уже на повестке дня.
Решил заняться ремонтом всерьез.
Пока нет Димы и меня.
Ему это удалось вполне.
Дело мастера должно бояться.
Мы бы еще «побалтались» на волне,
Но время пришло возвращаться.
На радостях меня «понесло».
Наверное, что-то должно случиться.
На календаре тринадцатое число.
Похоже, время пришло отличиться.
Какая муха надо мной пронеслась?
Этот кошмар без основания.
Я опять до чертиков напилась,
И не ищу себе оправдания.
На ровном месте, без причин.
И снова до изнеможения.
Два дня напрягала мужчин,
У Толи не хватает терпения.
Он со мною по-хорошему всегда,
А сейчас уже срывается:
«Это, вообще, прекратится когда?
И как все это называется?»
«Почему нельзя выпить в меру?
Прилично, красиво, с весельем.
Зачем становиться зверем,
Валяясь сутками в постели.»
Вот не каюсь, абсолютно ничем.
В душе переживаю и с ума схожу.
Хорохорюсь, но не знаю зачем.
-Толечка, я тебе не подхожу…
-Нет, я так не думаю.
Но если ты выбираешь коньяк,
То он разрушит мечту мою.
Одно твое слово и будет так.
Он нужен мне, я знаю.
Дело принимает плохой оборот.
Больно будет, если потеряю.
Он больше ко мне не придет…
Мне бы спасибо сказать человеку,
Который от меня без ума.
А я превращаюсь в калеку,
И во всем виновата сама.
Димка заявляет мне смело:
«Пуст мамочка наша пьет.»
Ему это все надоело.
Он с Толей тоже уйдет…
Анатолий любит меня и отступает,
Гнев на милость сменив.
Молча меня прощает,
И желает всяческих сил.
«Надеюсь, это не повторится.
Я ведь спуску тебе не дам.
Не позволю в дерьмо превратиться.
Другая жизнь уготовлена нам.
У нас ребенок малых лет.
Зачем ему такие мгновения?
Плохой пример увидеть свет.
Свет тепла, добра и восхищения.
Конечно же он прав, прав.
Лечиться надо немедля, обязательно.
Да нет же, черт меня побрал.
Нужно бросить пить самостоятельно!
Толечка был категоричен в целом:
«Со мною пропить не мечтай!
Без меня – другое дело.
Хочешь пей, пляши, летай…»
Но наш мир не вечен,
Он длился пару месяцев у нас.
Мы все уже стали беспечны,
Но снова пришел мой «час»…
Во мне все молчит. Тишина.
Голос изнутри уснул, похоже.
Предо мною пропасть без дна,
Но я не каюсь, и не молюсь, о Боже.
Я ощутила этот страх падения,
И так мне стало горько на душе.
Сразу же, без промедления,
Бегу в палатку, почти что в нагише.
А дальше мне на все наплевать.
Кто здесь хозяин в доме?!
Я покажу вам, вашу мать!
И гаснет свет, я в «коме»
***
И лишь сегодня вижу свет.
Воспоминаний день прошел без заботы.
Сижу одна и никого пока нет.
Скоро Толечка придет с работы.
Все, все. Жизнь, зачем ты так?
Строга со мною, безжалостна ужасно.
Проклятье что ли на мне какое-то? Знак?
Сижу, анализирую и ничего не ясно.
Перебираю в памяти тысячу дней.
Мне сорок восемь, знаю.
А был ли праздник сущности моей?
Наверное был, но я не припоминаю.
Я не так глупа, чтобы ржать
По любому поводу и без.
Мечтала сильных малышей рожать,
Но вмешался, наверное, бес.
Думала, любовью задарю
Одного моего единственного.
Как же я Надю благодарю
От сердце моего искреннего.
Взвалила ношу себе не по плечу.
Решила прикрыться Богом.
Всю жизнь борюсь и не ропщу,
Но это уж больно много.
Ведь некого больше просить.
Все это не по силам нам.
Ему решать, кому как жить,
Кому почет, а кому срам.
Беспомощность мою и боль
Теперь больше нечем защитить.
Все поглощает монстр-алкоголь.
Я больше не смогу так жить…
Грех себя вином сжигать.
Этим не лечат душевную рану.
А голос хочет мне сказать,
Что я смогу, я встану.
Я не падшая еще совсем.
Господь ведь терпит меня такую.
Нутром изуродованным всем
Таю в себе искру благую.
Которую невозможно убить
И мук таких и пыток не бывает.
Единожды приходит жить
И призванье свое не забывает.
Нет сил таких и не будет.
Лишь тот, кто вдохнул ее,
Он помнит меня и любит.
И в Нем спасение мое.
Пусть несут напрасную молву,
За адский труд мой лишения гнет.
Она лишь держит меня на плаву.
Она со мною и уйдет.
Чувствую, а не могу объяснить
Во мне большую перемену.
С прошлой жизнью оборвана нить.
Новая выходит на арену.
И теплый, нежный вокруг свет.
Переполняет душу тревожная радость.
Пусть будущего пока еще нет,
Есть только настоящего сладость.
А еще утихает боль,
Когда она касается моих истоков.
Детство всплывает на главную роль.
У памяти нет давности и сроков.
О как мне хочется опять
Дышать свободой юных грез.
Невинной девчушкой гулять
Средь елок, осин и берез.
Подружек, которых роднее нет.
Неразлучная компания наша.
И на протяжении многих лет
Меня встречает бабушка Саша.
Я иду и вижу себя взрослой,
Так хочется быстрее ее стать.
Жизнь ответит мне на все вопросы.
Удача никогда не будет покидать.
Буду хранить этот трепет вовек.
С ним будут расти мои дети.
Ведь для этого создан человек.
Ведь для этого живут на свете.
От тех, от кого ждала добра,
Слова ласкового и участия.
Видно, еще не пришла пора
Осыпать меня любовью и счастьем.
Неужто они не поймут?
Дети ни в чем не виноваты.
И так по-хамски предают,
Не боясь неминуемой расплаты.
Жаль, что не заметили главного.
Глухи и немы к состраданию.
Ничего святого и славного.
Неспособны даже к покаянию.
Ничего, и это переживу тоже.
Важно, что я их не предам.
Все в жизни случиться может.
И что еще уготовлено нам?
Боже милостивый, я на все готова.
Видно для другой жизни не гожусь.
В оправдание не будет не единого слова.
Я уже ничего не боюсь.
Гордиться нечем, кругом руины.
Повинность быть – тяжелый груз.
И нет рецепта золотой середины.
Скрасить тяжесть житейских уз.
Всевышний, видишь, как крещусь?
Я, жизнь дающая, Твоею силой.
За всех детей с любовью молюсь.
Не сокрывай ангелочков могилой.
Пусть сразу к тебе улетают.
И успокоят души наши чуть-чуть.
Матери их никогда не забывают.
И ты, сыночек, меня не забудь…
Пойду закажу молебен на Покров.
Живы, здоровы, все наши.
Отец, мать, баба Шура, Попов.
Нет Дрожжина и нет Саши…
Эпилог:
Еще один год прошел.
От водки бегу без оглядки.
В семье у меня все хорошо.
Слава Богу, все в полном порядке.
И радость у меня и грусть
И боли утихают временно.
Я рискнула и этим горжусь.
Уже полгода я беременна
