Опубликовано: 01 июля 2018 11:10

Читаем "Антологию русского лиризма. ХХ век"

Дмитрий Менделеев

(8 февраля 1834 — 2 февраля 1907)

 

    "Антология русского лиризма. ХХ век". Дмитрий Иванович Менделеев             

                                                                                                                                         

Родился в Тобольске в семье директора гимназии и попечителя народных училищ Ивана Менделеева и Марии Дмитриевны, урождённой Корнильевой. «Детей всего было 17, а живокрещённых 14»*.

В дневнике последних лет пишет: «Всего более четыре предмета составили моё имя: периодический закон**, исследования упругости газов***, понимание растворов как ассоциаций**** и «Основы химии» — любимое дитя моё... Как русского меня хотели затереть, особенно немцы...»

Будучи избран в состав 130 научных корпораций мира, Дмитрий Иванович Менделеев так и не заслужил чести стать членом Петербургской Академии наук. И в самом деле, им опубликована «всего лишь» 431 работа, из которых 40 посвящено химии, 106 — физической химии, 99 — физике, 99 — технике и промышленности, 36 — экономике и общим вопросам, 22 — географии и остальные — разным другим темам. «Не заметил» русского гения и Нобелевский комитет.

Значительную часть своей необыкновенной жизни этот учёный- инженер-земледелец-учитель прожил любящим и любимым мужем и отцом.

_________________________________________

*      М е н д е л е е в Д. И. Сочинения. Т. 25. С. 669.

**    1869 год. В статье, посланной Либиху с описанием открытия, предсказывает основные свойства сразу трёх неизвестных элементов.

***   Уравнение Клапейрона-Менделеева.

**** Развитие идей докторской диссертации.

 

 

 

ПО ПОВОДУ ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ

(фрагменты)

 

Любовь к отечеству, или патриотизм, как, вероятно, небезызвестно читателям, некоторые из современных учений край них индивидуалистов уже стараются представить в худом виде, говоря, что её пора заменить совокупностью общей любви ко всему человечеству с участием в делах узкого кружка лиц, образующих общину (коммуну), город или вообщефизически обособленную группу.

Лживость такого учения становится, на мой взгляд, ясною не столько со стороны одних важных исторических услуг скопления народов в крупные государственные единицы, вызывающие самое происхождение патриотизма, сколько со стороны того, что ни в каком будущем нельзя представить слияния материков и стран, уничтожения различий по расам, языку, верованиям, правлениям и убеждениям, а различия всякого рода составляют главнейшую причину соревнования и прогресса, не упоминая уже о том, что внутреннее чувство ясно говорит, что любовь к отечеству составляет одно из возвышеннейших отличий развитого, общежитного состояния людей от их первоначального, дикого или полуживотного состояния.

Для народов, подобных русскому, сложившихся и окрепших ещё сравнительно недавно и ещё занятых своим устройством, т. е. ещё молодых, дикость учения о вреде патриотизма до того очевидна, что не следовало бы об нём даже упоминать, и если я делаю это, то имею в виду лишь тех ещё не переводящихся соотечественников, про которых написано: «Что книжка последняя скажет, то сверху и ляжет», —прибавляю, однако, что лечь-то ляжет, но улежится недолго. <...>

 

...Рядом с самообожающей похвальбой англичан да немцев выступили недавно японцы и ну нас корить всеми нашими недостатками и похваляться своими прирождёнными, а особенно вновь приобретёнными достоинствами. <...> Хвастливой похвальбы немало слышали мы ранее, но шла она с Запада, от наших действительных учителей, к ней мы привыкли, а тут не из тучи гром расшевелил наши просонки. Успех внезапного коварства, хвастливость этим перед европейцами и азиатами, которые только притворяются сочувствующими японцам, наша видимая неподготовка и некоторая темнота всех исходных событий играют немалую роль в разгаре того чувства, с каким Россия отнеслась к натиску японцев, в сущности ничего не выигравших своими почти оригинальными приёмами. <...>

 

Сибирские казаки дошли и доплыли до берегов Тихого океана немного разве после Магеллана, раньше Кука, и, первые из европейцев, укрепились на берегах этого величайшего океана, хотя и не доставили сколько-либо точных о нём сведений. Лишь долго потом благодаря Невельскому, Муравьёву и Игнатьеву подвинулись мы на тех берегах к югу, т. е. к Китаю и Японии. <...>

Внимание наше к ним обратилось только после того, как Миротворец Александр III, провидевший суть русских и мировых судеб более и далее многих своих современников, решил, что надо всеми способами покровительствовать развитию всех видов промышленности в своей стране, и как можно скорее, с двух сторон, повелел строить Великую Сибирскую железную дорогу, чтобы связать Россию с теми берегами Тихого океана, где нет ни полярных льдов, ни стесняющих проливов в чужих руках. <...>

 

Не подлежит никакому сомнению, что русский народ, взятый в целом, принадлежит к числу мирнейших, и его лучше всего уподобляет сказка сонливому доброму молодцу из такого-то села, больше всего думающего о своей пашне, умеющего выносить «страду», но не умеющего заставлять её делать для себя других. <...> Тот путь, которым Россия расширилась до громадной современной величины, особенно в Азии, определился больше всего тем, что почти без войн делали казаки, присоединяя к Русской державе земли маленьких народов, затем охотно сливавшихся с Россией, так как через это слияние их выгоды были, очевидно, большими, чем для покоряющей России. <...>

 

Это значит, что мы должны быть ещё долго и долго народом, готовым каждую минуту к войне, хотя бы мы сами этого не хотели и хотя наши императоры Александр III и благополучно царствующий государь явно и торжественно выразили русское миролюбие. Хотя мне как русскому, выросшему в Сибири, где на чудо всему миру совсем не было сколько-нибудь заметных войн, чрезвычайно симпатично стремление ко всеобщему миру, о котором молится каждый день церковь, но я совершенно ясно понимаю, почему русский народ без большого доверия относится ко всяким миролюбивым тенденциям: ему в том чудится несогласие с реальной действительностью, грозящею именно нам больше, чем кому-нибудь на свете, бедствиями военного быта. Поэтому-то японская вспышка на Дальнем Востоке не удивила русских, а, так сказать, заставила их очнуться от призраков возможности долгого мира и понять, что впереди у нас ничего другого, кроме как войны да войны.

 

...Живой, чисто реальный инстинкт подсказывает нам при этом всегда, что важнее-то всего оборона страны и организация её военных сил. Японская война случилась именно в то время, когда ребром становились в уме русском вопросы этого рода, и здоровое народное, русское решение нашло свой исход по случаю дерзкой войны, объявленной Японией.

Как ни покладист русский человек, как он ни хочет мирно жить со всеми народами, как ни широки его объятия, всё же у него к одним народам исторически сложилось более дружественное отношение, чем к другим, в особенности к тем, которые его дразнят. <...>

 

Для русского коварство и японцы до некоторой степени сливаются. <...> Притом это и народ совсем иной, чем китайцы. Японцы лишены всякой оригинальности по существу, они ничего не дали миру, хотя и умеют ловко принимать заимствованные образцы. Если им тесно уже у себя, пускай они отыщут себе свободные уголки, но только не рядом с нами, которых они не раз коварно обманывали своими приёмами. <...>

 

Люди, прожившие царствование императора Александра III, ясно сознавали, что когда наступила известная степень сдержанной сосредоточенности и собирания сил, направляемых от блестящих, даже ярких преобразований и новшеств предшествующего славного царствования — к простой обыденной мирной внутренней деятельности, особо относящейся до народной промышленности и до финансов, так как о них пред тем почти забыли, а они напомнили о себе давлением извне *. <...>

 ...Победнел или же побогател русский народ в целом своём составе за время последних двадцати трёх лет, т. е. во время, протекшее с кончины императора Александра II ? Суждение моё о том, что русский народ за это время в целом много побогател (как вообще, так и на одного, т. е. в среднем), основано на ряде всяческих статистических данных, начиная с чисел о миллиарде мелких народных сбережений, вложенных в сберегательные (сохранные) кассы, о числе выпущенных акций и облигаций, о запасах золота в кладовых государственного банка, о величине торговых оборотов, о количестве грузов, движущихся по железным дорогам и водным путям, о ценности земель и услуг и т. п. <...>

 

Здравый русский ум, весь характер народа и вся его история показали ему, что войны для нас составляют своего рода революционную передрягу, освежающую весь воздух страны и дух её правителей, а за войнами следуют почти всегда новые внутренние успехи и преобразования. Эти последние, по русскому упованию, неизбежно последуют с концом современной японской войны потому уже, что она, надеюсь, открыла всем глаза на необходимость быть нам готовыми к ещё многим войнам в недалёком будущем, а готово может быть только внутренне благоустроенное государство, с обезпеченными условиями роста всего общего благосостояния. Необходимость же недалеко предстоящего напора на нас с разных сторон видна уже из того, что у нас на каждого жителя приходится в два раза более земли, чем для всего остального человечества (с лишком 15,7 га на душу в России и 7,7 в остальном мире), ...а у немцев и японцев тесноты раз в 15–17 более, чем в России. <...>

 

Поэтому-то ... нам необходимо помимо всего быть начеку, не расплываться в миролюбии, быть готовыми встретить внешний напор. <...> Грозными нам надо быть в войне, в отпоре натисков на нашу ширь, на нашу кормилицу-землю, позволяющую быстро размножаться, а при временных перерывах войны, ничуть не отлагая, улучшать внутренние порядки. <...> Разрозненных нас сразу уничтожат, наша сила в единстве, воинстве, благодушной семейственности, умножающей прирост народа, да в естественном росте нашего внутреннего богатства и миролюбия. <...>

Английские захваты во всех концах мира хотя не прямо, но вполне отвечают тем соображениям, которые подвигали Александров Македонских и Наполеонов I сделаться всемирными обладателями, а наши очень далеки от подобных классических мечтаний, стремящихся при помощи материального господства снивелировать весь мир. <...>

 

Наши усилия более всего содействовали освобождению — почти сто лет тому назад — Германии, Австрии, Италии и других стран Западной Европы от гегемонии Наполеона вовсе без прямой цели что-либо  завоёвывать. То же мы сделали, содействуя освобождению Румынии, Сербии, Болгарии, Герцеговины и др. от турецкого господства, да и Китаю мы помогли временным занятием Кульджи не по английскому рецепту, возвратив её Китаю.

Наши начала иные, и в их-то смысле, мне кажется, после самого успешного окончания японской войны, лучше всего ничего себе не брать (конечно, не считая контрибуции), кроме того, что у нас находится в руках уже сейчас и что нам нужно для выполнения наших исторических задач, часть которых, без сомнения, лежит в развитии нашего Дальнего Востока, прилегающего к Великому океану. <...>

 

Пусть война из-за упрямства японцев затянется, мы вытерпим её тяготы теперь при запасах, собранных усилиями последних царствований, если могли вынести почти трёхлетнюю войну 1812–1814 гг. Всё, что известно об Японии, напротив того, показывает, что ей долго терпеть жестокую войну не по силам. Бояться нам нужно только рановременного окончания войны, вмешательства посредников и своего благодушия, которое может спешливо пойти на мир, если нас о нём попросят...

Пожелаем же нашим войскам побед, а нашей дипломатии — прозорливости.

 

Март – апрель 1904 г.

___________________

* Авторская конструкция предложения. — Ред.

Источник

культура искусство литература поэзия поэзия стихи Антология русского лиризма. ХХ век, русский лиризм, Дмитрий Менделеев, студия Александра Васина-Макарова
Твитнуть
Facebook Share
Серф
Отправить жалобу
ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА