Наталья Бентанга Отрывок из романа-истории «Принцип Неопределенности» ( Сайт www.bentanga.ru)
Проблема отцов и детей
Пока Алька была совсем маленькой, Василий редко появлялся дома. Говоря словами психолога и педагога Эды Ле Шан, он «плохо переносил детство». Однако из-за укоризненных взглядов тещи домой Вася все-таки приходил. Он называл свой дом «детским сумасшедшим домом».
— Оля, а нельзя сказать Алексею, что в доме должно быть тихо? — спросил Вася жену. — Можно не приводить к нам в дом толпы друзей, хотя бы когда я дома? Почему надо всей толпой носиться по лестнице, как стадо бизонов?! Я телевизор не слышу. И скажи ему, чтобы он, наконец, убрался в своей комнате. И пусть хамить перестанет, когда я с ним разговариваю! — Василий уже орал на весь дом.
Оля подошла к Васе и тихо ему ответила: — Вась, ты — удивительное создание. Ты живешь с детьми в одном доме и продолжаешь необоснованно надеяться на тишину и порядок. С чего вдруг? Ну, ладно еще порядок в гостиной, но порядок в детских комнатах?!
— То есть ни порядок, ни тишина в собственном доме мне не светят? (Василий.)
— Порядок и дети — вещи несовместимые. Что касается тишины, ты, безусловно, вправе на нее рассчитывать — когда Алешка в школе или когда он гуляет, а Алька спит. (Оля.)
Ольга видела, что Васе очень тяжело приходится. Алешка, конечно, был далеко не ангелом, он был ребенком. А Вася никак не хотел понять, что ребенок — это не недоразвитый взрослый, а человек с другой планеты. Ребенок — это сгусток энергии, сказать ему «замолчи!» — это как сказать «замолчи» летней грозе, или поющим птицам весной, или вражеской артиллерии во время артподготовки.
— Вась, ты попробуй посмотреть на все это позитивно. Дети — это возможность пережить детство дважды. (Оля.)
— Это точно. В первый раз мне портили жизнь мои родители своими непрекращающимися скандалами, а теперь из-за твоего сына я не чувствую себя дома как дома. (Василий.)
— Теперь ты портишь ему детство своими скандалами… (Оля.)
— Кстати, я тут деньги опять переводил, по твоей инициативе, сыну… (Василий.)
— И что? (Оля.)
— Ничего хорошего. (Василий.)
Василий всегда, когда переводил деньги своей бывшей жене, звонил матери и спрашивал, получили ли они деньги и не надо ли им еще чего-нибудь.
— Ну, получили, — отвечала мать. — Ничего не надо.
— Даже «спасибо» никогда не скажут, — сказал Василий расстроенно.
— За что, Вась? — удивилась Оля.
— Как за что, Оль?! (Василий.)
— Помогать растить сына — это твоя обязанность. И по-человечески, и по закону. (Оля.)
— Если бы я переводил по закону, было бы намного меньше. (Василий.)
— Если бы ты переводил двадцать пять процентов от своих реальных заработков, было бы не меньше, а намного больше. Я думаю, они догадываются, сколько ты зарабатываешь. Так что «спасибо» не будет, и ждать его нечего. (Оля.)
— Ну, и не надо! А ты-то зачем подарки им отправляешь, если ты с ними даже не знакома? Если они мне никогда «спасибо» не говорили, ты на что надеешься? (Василий.)
— А мне «спасибо» и не надо было… Но мама твоя все равно мне сказала, чтобы я этого больше не делала. (Оля.)
— Матушка моя звонила тебе?! Что это с ней случилось, заболела или умирать собралась? Я же тебя предупреждал, что ты нарвешься на проблемы. (Василий.)
Ольга не общалась с мамой Василия. Раиса Демьяновна была женщина с характером: она не приняла второго брака сына, очень редко звонила ему сама, а с Ольгой, так вообще никогда не разговаривала.
Оля покупала подарки Васиному сыну и отправляла посылки без сопроводительных писем: «пусть думают, что от отца». Недавно ей позвонила Васина мама.
— Позовите, пожалуйста, к телефону Олю. (Раиса Демьяновна.)
— Я слушаю Вас. (Оля.)
— Оля, здравствуй. Это Раиса Демьяновна, мама Василия.
— Здравствуйте, — доброжелательно ответила Оля.
— Оля, я хотела тебя попросить, чтобы ты перестала присылать Саше подарки. Этого нельзя делать. (Раиса Демьяновна.)
— Почему отец не может присылать подарки своему сыну? — возмутилась Оля.
— Отец — может. Отец может и должен общаться с сыном. Но Василий этого не делает, это делаешь ты. А кто дал тебе такое право? Разве ты Сашина мать? Этими подачками ты только разжигаешь ненависть и зависть в душе ребенка. Не надо хвалиться тем, что ты хорошо живешь. Жизнь переменчива. Ты — вторая Васина жена, и очень может статься, что не последняя. (Раиса Демьяновна.)
Оля хотела было высказать все, что она думала о поведении Васиной матушки, но сдержалась, и только процедила сквозь зубы: «Спасибо вам, Раиса Демьяновна, за мудрый совет» — и повесила трубку.
— Ну, и в каком злодеянии тебя обвинила моя матушка? — поинтересовался Василий.
— Она попросила, чтобы подарки Саше присылала не я, а ты. Я тут подумала на досуге, что она права. (Оля.)
…
— Я убью твоего сына! Я его убью, я говорю тебе это уже официально, — сказал Василий Ольге, когда однажды вечером пришел на кухню в белой рубашке и в галстуке.
— Прекрасно, — ответила ему Оля. — Тогда тебя посадят в тюрьму, и я унаследую все твои особняки.
— Он со своими друзьями разбил мой новый бронированный «Мерседес», — Василий налил себе коньяк и выпил его залпом.
— Не сочиняй, они разбили только лобовое стекло, проверяли его прочность. Алешка сказал, что там только трещина. (Ольга.)
— Ты знаешь, сколько оно стоит?! (Василий.)
— Ничего оно не стоит, раз оно разбилось. Зачем ты хвастался, что оно пуленепробиваемое? (Ольга.)
— Они умудрились разбить его бейсбольными битами! Трещины пошли по всему стеклу… (Василий.)
— Вась, сам с ним разбирайся, что ты мне жалуешься, как маленький? (Ольга.)
— Да? Сегодня я с ним разберусь, я завтра он проткнет все шины на колесах моего автомобиля? (Василий.)
— Ты ведешь себя с ним, как ребенок. Разбираться — это не значит орать, как потерпевший, а объяснить, что он ведет себя неправильно. (Ольга.)
— Это как? (Василий.)
— Заставь его найти в Интернете новое стекло, вычитай стоимость этого стекла из его карманных денег в течение года, пусть, в конце концов, он проведет выходные на сервисе, пока будут вставлять это стекло. (Ольга.)
— Ну, хорошо. (Василий.)
…
— Мам, это ты посоветовала Василию устроить меня слесарем в автосервис на выходные? Он бы сам не додумался. (Алеша.)
— Алеш, а ты не боишься, что он когда-нибудь сломает модели твоих самолетов и кораблей? (Оля.)
— Не посмеет, я тогда весь его автопарк разнесу! (Алексей.)
— И что будет потом? (Оля.)
— А что будет потом? (Алеша.)
— Ты разгромишь его машины, он — твою комнату, потом вы разгромите наш дом. И где мы будем жить? (Оля.)
— Мам, да я не думал, что оно треснет, честное слово. Он же сам сказал, что его невозможно разбить. (Алеша.)
— Как работа в автосервисе, понравилась? (Оля.)
— Грязно, я весь перепачкался в масле. Зато весело, все ругаются матом, рассказывают анекдоты и пьют спирт. (Алешка.)
— Стекло-то вставили? (Оля.)
— Вставили. (Алеша.)
— Битойнепробиваемое? (Оля.)
— Да ладно, мне пацаны в сервисе объяснили, что не бывает таких стекол, которые нельзя разбить. Просто пуля внутрь салона не проходит, застревает в стекле. (Алеша.)
…
Когда в июне 1998 года Димка уехал в служебную командировку, а Оля защитила диплом на МВА, и стала посвободнее, Владимир Николаевич попросил ее заехать к нему в офис.
— Ну что, красавица, тебя можно поздравить с назначением на должность финансового директора? (Владимир Николаевич.)
— Если бы вы знали, Владимир Николаевич, какой ценой. Я не просто добилась увольнения человека, чтобы занять его место, я добилась увольнения своего друга... (Оля.)
— Не расстраивайся, Оля, когда-нибудь кто-нибудь добьется твоего увольнения. (Владимир Николаевич.)
— Я применила запрещенные приемы… Я сама себе все меньше и меньше нравлюсь. (Оля.)
— Ну-ка, расскажи, расскажи… (Владимир Николаевич.)
Нелицеприятные страницы своей биографии Оля могла рассказать только Владимиру Николаевичу. Она знала, что, во-первых, он ее не осудит, потому что сам не святой, а во-вторых, никогда никому ничего не расскажет.
…
— Ну, Оль, у Вадима тоже рыльце в пушку, — резюмировал Владимир Николаевич, внимательно выслушав Ольгин рассказ. С волками жить — по-волчьи выть. Ты вот что. Зарабатывай быстрее свои проценты, покупай объект коммерческой недвижимости и сваливай из бизнеса. Не женское это дело…
А расскажи-ка мне, красавица, про эту программу «увеличения стоимости компании». Мне вот как раз не хватает системного подхода. (Владимир Николаевич.)
— Как же я смогу вам помочь, Владимир Николаевич, если вы не ведете никакого учета? Нужны же показатели для анализа. (Оля.)
— Как это мы не ведем никакого учета, если у нас с Ритой есть такая специальная тетрадка… Рит, принеси-ка нашу с тобой финансовую тетрадку, — попросил Владимир Николаевич секретаря.
В этой «волшебной» тетрадке были учтены все доходы и расходы юридической фирмы.
— Ничего себе, то, что у нас делает целый штат сотрудников, у вас делает один человек?! Рита — это стратегическое преимущество вашей фирмы, Владимир Николаевич, это я вам как дипломированный специалист по финансам говорю. (Оля.)
— Ты только Рите об этом не говори, а то это стратегическое преимущество превратится в финансовую обузу. (Владимир Николаевич.)
— Владимир Николаевич, но есть еще одна причина… (Оля.)
— Димка, что ли? Никакая это не причина. Что ж он, будет против увеличения денег в собственном кармане? Так что, Оля, все карты у тебя в руках, тренируйся на нашей компании. (Владимир Николаевич.)
— Ну, хорошо… (Оля.)
— У Дмитрия скоро день рождения, ты помнишь? (Владимир Николаевич.)
— Только не говорите мне, Владимир Николаевич, что я в списке приглашенных. (Оля.)
— Оль, ему тридцать лет! (Владимир Николаевич.)
— Значит, и мне будет тридцать в январе… (Оля.)
— Он просил меня, чтобы я тебя пригласил. (Владимир Николаевич.)
— Шутите? (Оля.)
— Нет, не шучу. Оль, он вроде, — тьфу, тьфу, тьфу, Господи, я тебя прошу, чтобы не сглазить… — Владимир Николаевич постучал по столу и перекрестился. — Он вроде после больницы взялся за ум.
— Не пьет? — спросила Оля.
— Пьет, но строго по выходным, и больше пиво. И работать стал с энтузиазмом. Увлекся и работой, и экстремальным туризмом. Я все боялся, что наркотики его погубят, а теперь этот туризм… Он все майские праздники по пустыне с бедуинами бродил… (Владимир Николаевич.)
— Дядь Володь, все не так уж плохо, Дмитрий, по крайней мере, не страдает некрофилией. (Оля.)
— А это что такое? (Владимир Николаевич.)
— Некрофилия — сексуальное возбуждение, вызванное видом трупов, или влечение к кладбищам и могилам. (Оля.)
— По-моему, вот только этим он и не страдает, — засмеялся Владимир Николаевич. — Как я жалею, Оль, что мало занимался с Димкой в детстве, мало любил его…
— Владимир Николаевич, сколько можно вспоминать старое? Родители — это просто люди, они не профессиональные воспитатели, к сожалению. Ваши родители совершили по отношению к вам огромное количество ошибок. Вы совершили ошибки по отношению к Димке, мои родители — по отношению ко мне. Мы с Димкой совершаем ошибки по отношению к нашим детям... (Оля.)
Владимир Николаевич удивленно посмотрел на Ольгу. Оля поняла, что сказала что-то лишнее.
— Я хотела сказать, что поведение детей во многом обусловлено их родителями. Так происходит от поколения к поколению. Знаете почему?
Мы же все занимаемся воспитанием наших детей без профессиональной подготовки. Мы все — дилетанты. Мы кормим и одеваем наших детей — и думаем, что в этом и заключается воспитание. Мне вот отец постоянно подсовывает специальную литературу, а мне читать ее некогда… (Оля.)
— Это ты верно говоришь, Оля. Я вот рос без отца; к Димке, когда он был маленьким, я плохо относился; а теперь Алешка у нас растет без отца… И что он там себе думает на эту тему, одному богу известно! Димка всегда был очень сложным: хотел одного, делал другое, а о средствах достижения цели я лучше промолчу… Но кто-то же должен когда-то начать учиться делать счастливыми своих детей, Оля?! (Владимир Николаевич.)
— Димка неслучайно выбрал вас своими родителями. Он получил от вас то, что было ему нужно: от мамы — безусловную любовь, от отца — пример возможности изменить себя c помощью воли и силы духа. И сейчас Вы продолжаете быть для него примером: Вы стали заботливым семьянином. Только личным примером можно привить детям те качества, которыми вы хотите чтобы они обладали: ответственность, упорство в достижении цели, стремление к совершенству... (Оля.)
— Ну, стремление к совершенству — это скорее ты, Оля, в него вселила. Он всегда добивался чего-то, только чтобы похвастаться перед тобой. (Владимир Николаевич.)
— Сложный ребенок дается родителям как испытание, как возможность стать любящими. Нужно верить и надеяться, что и Димке будет даровано понимание. Если он когда-нибудь станет похож на Вас… Вы знаете, Владимир Николаевич, что я вас обожаю? (Оля.)
— Я тоже тебя очень люблю, Оль. Но и ты Алешке мало внимания уделяешь… (Владимир Николаевич.)
— Я стараюсь, Владимир Николаевич. Просто у нас с Димкой затянувшаяся эпоха Средневековья… (Оля.)
— Что у вас? — не понял Владимир Николаевич.
— У каждого человека есть свое Средневековье. Я Вам сейчас прочту из Алешкиного учебника истории*: «На смену Золотому веку пришел век Железный. Появилась Ложь с копьем наперевес, а с нею Грех и Несчастье, которые не знают меры; Гордыня, столь же презирающая меру, явилась со своей свитой — Алчностью, Завистью, Сластолюбием и прочими пороками. Они выпустили из преисподней Бедность… Вскоре эти злодеи завоевали всю землю, посеяв раздоры, распри, войны… Род людской переменился; люди стали творить зло…» (Оля.)
*Учебник по истории С. А. Нефедова.
— Может быть, эпоха Средневековья уже закончилась в его судьбе? И после автомобильной аварии началась эпоха Возрождения? А что там дальше, в твоей книжке? (Владимир Николаевич)
-Дальше — пришествие справедливости: наказание, отрезвление, осознание, рождение милосердия, поиск веры... В общем, дядь Володь, все будет хорошо.Не переживайте. Даже Лев Николаевич Толстой, по молодости, бросил университет, не знал определенно, чем он будет заниматься в жизни, кутил, любил охоту и женщин, играл в карты... А чем все закончилось? Он считал себя последователем Иисуса Христа, видел в нем одного из величайших пророков в истории человечества и не принимал официального христианства. Да, и потом: когда же совершать ошибки, как не в молодости? (Оля.)
— Ох, Оля, за все эти ошибки приходится расплачиваться рано или поздно. (Владимир Николаевич.)
— Я тут специально для Вас записала слова Джозефа Кэмпбелла: «В юностинеобходимо встретиться лицом к лицу со всеми ужасами, требованиями и ограничениями мира и ассимилировать их. Если на раннем этапе жизни вам удастся избежать этих проблем, это значит только, что вам придется встретиться с ними позднее или прятаться от них всю оставшуюся жизнь, лишь частично реализовав себя и так никогда и не узнав, что такое настоящая большая игра». Димка столько в жизни попробовал, столько испытал. Он будет замечательным отцом для своих детей... (Оля.)
— Пока его сын растет без него, я тебе напомню. И потом, если он такой хороший, что же ты сбежала от этих его экспериментов? (Владимир Николаевич.)
— Они у него чересчур глубокие, — вздохнула Оля.
— А не потому ли, Оля, — Владимир Николаевич пристально посмотрел на нее, — что ты тоже совсем не ангел? (Владимир Николаевич.)
— И потому тоже. Но ведь не только я, Владимир Николаевич? — парировала Ольга.
— Ох, Оля, и не говори, — теперь вздохнул Владимир Николаевич.
— Ой, дядь Володь, а я ведь Вам не похвасталась: я же землю купила! (Оля.)
— Ты купила землю?! Так, значит, точно — началась эпоха Возрождения! (Владимир Николаевич.)
— По-моему, меня ждет неподнятая целина… Так удачно получилось: соседи по даче сразу два участка продавали. (Оля.)
— Сколько же у вас теперь соток? (Владимир Николаевич.)
— Сорок пять! (Оля.)
— Господи! Что же ты делать с ними будешь? Коз пасти? (Владимир Николаевич.)
— Мы с отцом решили построить большой деревянный дом, в котором можно будет жить даже зимой! Отец еще мечтает о фруктовом саде… (Оля.)
— Поздравляю, Оля, земля — это достойное приобретение. Может, все-таки придешь на день рождения? Не хочешь в ресторан, приезжай с Алешкой к нам домой... (Владимир Николаевич.)
— Нет, Владимир Николаевич, приехать — не приеду, но я обязательно передам через Вас подарок. Я уже даже придумала какой. (Оля.)