Владимир Карпов
Так решил Тимофей
Исторические вехи. 2014 год. Возвращение Крыма в состав России. События сопровождались общенациональным подъемом.
Они гадают и спорят: кто за этим стоял? Президент Путин, «вежливые люди» в камуфляжной форме или президент Обама с мировым правительством?
А я говорю:
- Так решил Тимофей.
Началось с того, что у Насти украли iPhone. Даже в Москве, в элитной школе, где она училась, такой iPhone был не у каждого. А для подростков в городе Феодосия, куда Настя приехала на каникулы, - предметом зависти и вожделения!
И тогда возникло имя – «Коля». Из уст крымских девочек оно прозвучало с ощутимым эхом: «Ко-оля-а!».
У iPhone есть свой номер – идентификатор – местонахождение iPhone утаить нельзя. Коля был человеком, который мог вычислить местонахождение аппарата.
Подружки вели Настю к месту встречи, лепясь и подтягиваясь к ее стати и росту.
Настя обладала редчайшим даром: красоты своей не осознавала. С детства слышала вокруг: «Какая красивая девочка! Какие глаза!». Одноклассницы бегали на всевозможные кастинги, а Настю и без того останавливали в метро, на улице, в школе, предлагая выступить в качестве «модели», манекенщицы, участницы телешоу. Несмотря на школьный возраст к родителям жаловали свататься «престижные» женихи, обещая терпеливо дождаться совершеннолетия и даже взять на себя все последующие затраты на учебу, на дом где-нибудь заграницей. «Царица Тамара!», - звал позировать друг дедушки, великий художник. Дедушка ездил с внучкой в Оптину пустынь: Настя повязалась платком и, смуглая, с открытым взором, действительно стала походить на грузинскую царицу или пока княжну из древности. Очередь к почитаемому монаху на исповедь вилась вьюном во весь Храм, но девочку с точеными чертами и вдруг воссиявшими очами он исповедал долго, будто грехов за ней было на три жизни. Дедушка потом, когда ехали в машине, ревностно посмеивался: «Что-то глаз у этого монаха загорелся, аж страшно стало! Чего он тебе все выговаривал?!». «Что я должна хранить себя для любви и семьи». Была зима, Настенька не побоялась искупаться в святом источнике, и так и ехала в машине по дороге, не моргнув, устремив взор куда-то туда, где каждый видит лучшую из жизней.
Череда кафе и ресторанов вдоль набережной Феодосии зазывала яркой рекламой и шумной музыкой. Настя пыталась угадать, кто из молодых людей на положенном месте может оказаться этой самой местной знаменитостью, Колей? Парень стоял в белой футболке: рослый, раскаченный. Красив, но вряд ли тот, кто «шарит в Интернете». Вот, с длинными волосами, серьгой в ухе?
Из группки простенько одетых ребят приближался невысокий, худощавый мальчик. Взял коробку из-под iPhone. Парень рассматривал данные, и руки его притянули взгляд: будто от другого тела. Про такие говорят: стальные. Коля поднял глаза и страшно смутился.
Мальчики ее круга в столице смущались редко: а чего им смущаться, если они, по общему признанию Настиных одноклассниц, «в шоке от самих себя»?!
Через день-другой Коля объяснил, что если ворованный iPhone не включили сразу, то обычно ему дают время «отлежаться». На утешение он смущенно протянул маленький целлофановый пакетик с сережками и кулончиком собственной работы: он был потомственным ювелиром.
Коля Божий промысел слышал. Искать надо не iPhone...
...И повел Настю знакомиться с родителями. Жил он на горе. Дом был округлым - в виде башни. И ограда каменная с железными воротами. Крепость.
А двор - веселый! Прудик, выложенный из булыжника, с цветастыми крупными рыбками. По дорожкам монетки, залитые в покрытие. Подкова. Маленький огородик с высокими помидорами.
Отец с сыном были разными: Коля младший — не многословный, сдержанный. Отец же, невысокий, плотный — вихрь. Выскочил из мастерской в рабочем фартуке, с баночкой в руке, где лежали в жидкости украшения: «Я мигом!» Звали его, оказалось, Николаем - так что Коля был Николаем Николаевичем. Брат вышел: крепкий, длиннорукий, мускулистый. Представился и отошел в сторонку, словно исчез. Улыбчивая мама Ирина с ямочками на щеках усаживала за стол:
- Извини, у нас только все постное — сейчас Пост. Плов с мидиями, пробовала?
После обеда Коля попросил отца разрешения показать Домашнюю церковь. «Да, конечно!» - поднял отец вверх руку.
Они поднялись по узкой винтовой лестнице в комнату с большой кроватью. Спальню родителей. В продолговатое, во всю стену, окно открывался вид на море!
За занавеской укрывалась еще одна крохотная комнатка — ниша, вся заставленная иконами. Очень старыми, потемнелыми, новыми, яркими. Библия лежала, книжки — Жития святых.
Юноша зажег свечу в лампаде перед ликом Спасителя.
Так они стояли, крымский парень, гражданин Украины и московский девочка, россиянка.
- Фуфайку пришел показать, - нарушил их молитвенное молчание Николай - старший.
Он держал в руках телогрейку зеленого цвета, без воротника. Развернул ее рукавами в стороны.
- Ее многие годы, еще до войны, в лагере носил один священник. Видите, какая узенькая? Большая там была не нужна. Он был Святым: все терпел, очень помогал людям. Потом эта телогрейка досталась моему деду. Мой дед тоже был священником. Его тоже посадили. Перед тем как его отправить, он попросил свидания с женой — моей бабкой — и сыном, моим отцом. Дал наказ, чтобы они от него отказались. Написали заявление и оказались. Так он их спас. Иначе бы их тоже истребили.
Настя осторожно потрогала ткань фуфайки. Николай старший поднес ее к носу: «До сих пор этот запах хранит, лагеря». Вдохнула и Настя. Пахло горящей восковой свечой, чистой тканью: телогрейка была хорошо простирана.
С тем же запалом, выходя, отец толкнул еще одну дверь, указал на новенький унитаз: «Здесь раньше кладовка была, вот, только вчера поставил, все подвел!». Он спускался по винтовой лестнице, вроде, небольшой, на глазах делаясь все шире, укрупняясь: «Здесь мазка чужими руками не сделано. Все мы. Где я. Где сыновья. А где и мама наша!» И дом в три этажа был ему уже тесноват.
Брат Саша опять словно вышагнул откуда-то, вызвался увезти. Машина была, как из военных фильмов. «Газ-69», - пояснял с гордостью Николай старший. - Шестьдесят четвертого года». Тут же стоял странный мотоцикл с ручкой на баке. «Сорок девятого года!» На машине с открытым верхом покружили по улочкам, выехали по круче, помчались краем высокого морского берега.
- Да пойми ты, пройми, - вразумлял Настю возмущенный дедушка, - здесь люди вырастают, видя перед собой что?! Веселящихся, выпивающих, блудящих людей! И у них складывается впечатление, что такова вся жизнь. Парни здесь балованы, развращены, привыкли, что девушки легко доступны!..
Скоро дедушка уезжал. Он относился к тому поколению, которое сберегла советская мораль. Переспал с девушкой — надо жениться. Слевачить, гульнуть — как без любви? Его поколение вечно стремилось к высоким целям, искало себя до седых волос, к пятидесяти вдруг обнаружив, что проморгали страну, судьбу, личную жизнь. Нерастраченных сил и здоровья оставалось предостаточно, давай быстро реализовываться, жениться на молодых, у которых тоже образовалась своя брешь в поколении. Они с удовольствием выходили за великовозрастных юнцов замуж: ни в пример сверстникам, выбравшим виртуальный мир в окошке компьютера, они любили реальную жизнь и от них можно было родить,
Молодая жена дедушки Таня работала государственной служащей и могла приезжать строго в отпускные дни. А дедушка трудился в разных местах, он даже в Крыму, на Украине, пытался начать дело. Отчего в гневе только потрясал руками: «Ладно — тянут, но ведь вытянут — и в ноль!» Мотался между Крымом и Москвой туда-сюда с маленькой дочерью Василисой. На этот раз ему надо было лететь в Сибирь, и с двухлетней Василисой оставил внучку — Настю. То есть племянница водилась с тетей.
Теперь Коля и Настя гуляли по набережной с маленькой девочкой, за которой глаз да глаз. А что такое, если рядом ребенок? Замечено: живут муж с женой, детей нет: берут ребенка из детдома, и скоро появляется — кровный. Да вот, рядом, красивая хозяйка магазина и кафе Марина, которая вместе с продавцами сама работала и за прилавком, и убиралась. Была давно замужем и никак не рожала. Построила рядом с кафе детскую площадку, с утра до вечера дети с родителями, и пожалуйте — беременна!
Дедушка вернулся из поездки с женой Таней. Вместе они поспешили забрать дочь. Рослая Настя и Коля, чуть ниже ее, шли навстречу по людной Набережной. Василиса спала у Коли на руках — он держал ее перед собой так, чтобы не потревожить сна: на прямых, согнутых в локтях руках.
Юноша, бездыханно, передал из рук на руки спящую девочку, которая сразу же свернулась клубком и прижалась к отцу, не просыпаясь.
«В ближайшие лет десять у меня точно не будет ребенка, - делилась со смехом на следующее утро Настя, как с подружкой, с дедушкиной женой Таней, прогибаясь в спине, - все тело болит!».
Следующим вечером она уезжала. Настя махала из раскрытого окна вагона. Зазвучало «Прощание славянки», как звучит эта музыка здесь всегда, когда уходят поезда. «Посмотри на Колю», - припав к дедушке Вове, который держал на руках Василису, кивком указала Таня.
Коля сидел на выступе фундамента, не шелохнувшись. И смотрел... Как он смотрел — дедушка и молодой папа Вова даже комок по горлу прокатил. Так могли смотреть юноши, да и вообще люди, при разлуке годах в тридцатых-сороковых минувшего столетия. Кадры из фильмов тех лет вставали перед глазами: на войну провожали, на освоение земель!.. С глазами, полными слез.
Какая там подготовка к экзаменам, ЭГЕ?! Всю зиму Настя просидела в скайпе, общаясь с Колей. Раза три он приезжал.
Настя все-таки польстилась на очередное предложение и вышла на подиум в торговом центре «Европейский». Ее подучили специально ходить, откинувшись назад, чуть выставив надменно подбородок. И уж не Настя, вроде, кроме точеной схожести! Видео и фото тотчас выложили в Интернет, и опять пошли звонки из модельных агентств. Коля сказал: «нет». И все - всем наотрез!
В институт Настя поступила на заочное: прошла собеседование, сдала документы и умотала в Феодосию.
А ранней осенью была свадьба. Вздумаете жениться, друзья, или выдавать замуж (женить) детей — играйте свадьбу в Крыму! Сюда и родственники съедутся отовсюду: море! Лучше сделать это осенью, когда жилье почти ничего не стоит, рестораны и кафе еще работают во всем изобилии, а посетителей крайне мало: вам так будут рады, и прекраснейшие застолья вам обойдутся если не в гроши, то около того. Съемки, снимки свадьбы Коли и Насти по сей день летают по Интернету! Вот молодые танцуют, изящные, складные. Еще снимок: во дворе Казанского собора дедушка со своим потомством: на коленях маленькая Василиса, вокруг, в три ряда, дети, внуки — гвардия! А вот – венчание: молодые со свечами, юные, красивые, вдохновенные! Здесь видно, что Коля и Настя, как это бывает, когда люди долго живут друг с другом, похожи. Тонкие, прямые черты. Взгляды устремлены вперед, ввысь, в грядущее. Молитва в его глазах. В ее – космос.
Стали Настя с Колей жить поживать и то, о чем раньше только говорилось, принимало формы реальных проблем. Разные гражданские принадлежности. Сунься в больницу — полиса нет. А ведь беременная! Вид на жительство — через год. Через пять украинское гражданство. А детский садик? А школа? А работа?
И всё бы оно ничего, проблемы решались. Но в столице Украины, в городе Киеве, на «Майдане», вспыхнули автомобильные покрышки, стали чиниться баррикады, возникали перестрелки. И пошли угрозы. Требования. Да какие — русский язык надо забыть! Не хочешь — враг, смерти достойный. Забудь вообще, что русский.
Хорошо: подчинились, все забыли. Но ведь Крым живет, принимая отдыхающих из России. Не поедет Россия — а она при таком положении дел не поедет — к осени зубы на полку, а к весне? Ложись и помирай, что ли? Да в своем ли вы уме?!
Меж тем на Майдане уже были убитые, раненные. Пропал куда-то Президент, пришли иные люди. Папа - отец мужа - называл их временного президента «мальчик на горшке». Было смешно: как ни покажут, он все тужится. И через сомкнутый ротик все грозит.
Двор с двухэтажными домиками, где находилась дедушкина квартира, напоминал сцену. В эти дни немолодая соседка привезла из-под Львова свою престарелую маму: совершенно ослепшую. Днями соседка выносила стул во двор и усаживала на него маму, чтобы та дышала свежим воздухом. Старуха плакала слепыми глазами, приговаривая, как она счастлива, что ее увезли от «Бендеры». «Бендеры, там опять Бендеры! - пыталась что-то важное объяснить бабушка. - Бендеры убили моего папу, убили дедушку. А мой муж тоже был Бендеры, и нам жизнь испортил, и сам сгнил...»
У Насти была сессия. Она уехала в Москву. Скоро прибыл и Коля. Пожаловал в Москву, к сватам, и Николай старший: он привез «ювелирку» на выставку, которая проходила в ВВЦ. «В последнее время я ложился спать: рядом клал ружье, пятизарядное. А жене давал пистолет. Воздушный, маленькими пульками стреляет, но глаз можно выбить. Если у нас начнется — а у нас начнется! - к первому прибегут ко мне! Сейчас уехал, пистолет у жены, а с ружьем сын, Сашка!»
Теперь уже на площади в Симферополе были стычки. Пламя Майдана грозило перекинуться в Крым: «Мы — не Киев! - сжимал кулак у экрана телевизора Николай старший, - мы бендеровцам не дадимся!»
Буквально на следующий день ювелир взвивался от радости, не таясь, смахивал слезу восторга: вокруг Крымского Дома советов было пустынно, журналисты сбивались с толку, пытаясь найти ответ: что за люди в камуфляжной форме с раннего утра объявились внутри парламентского здания? «Очень вежливые люди», - с поразительной точностью отрекомендовал один из парламентариев таинственных пришельцев.
Коля-старший улетел, оставив дела на сына. Еще через день, другой дедушка Вова увидел машину своего горячего родственника в телерепортаже. С десяток автомобилей с российскими флагами трогались с площади от вокзала в Феодосии. Двигались колонной по округе и уже к Коктебелю вереница была машин в триста. ГАЗ-69 — невозможно было не заметить. Он катился по феодосийской земле как вестник из послевоенной победоносной эпохи!
Трудно сказать, какая борьба шла в душе молчаливого, внешне анемичного Коли младшего, только Настя оповестила: «Мы с Колей поедем».
Куда?! Там вот-вот может разразиться война! Тебе рожать!
- Рожают и на войне. - Была спокойна Настя.
Беременность шла хорошо. Ребенок позволял родителям решать их общие вопросы.
Тимофей обладал большей силой, чем папа с мамой: он еще не покинул мира вечного, откуда наделяется душой зачатый человек, и еще не пришел в мир тленный. Предки: землепроходцы сибирские, казаки донские, белорусские крестьяне, солдат из армии Василия Долгорукова Крымского, взявшего приступом город Кеффе (Феодосия), в то время крупнейший мировой рынок торговли невольниками, привезенными в основном из славян, - все они были с ним, наполняя дарованную душу. Небесная рать явилась к плоду человеческому, в материнском лоне оказавшемуся на меже: границ, политики, национальных интересов, здравого смысла и чудовищной людской прожорливости.
В итогах крымского референдума не сомневались даже недруги. «Эйфория, все живут в эйфории!» - Николай старший вновь приехал в Москву с партией товара.
Общественная эйфория добавляла семьям в Москве и в Феодосии душевного подъема в ожидании рождения ребенка. Также готовились к Пасхе. Пасха в этом году попадала на двадцатое апреля — день рождения Коли младшего.
В шесть утра у Насти начались схватки. В десять, в День Святой Пасхи и в день рождения своего мужа, Настя родила.
Дедушка с маленькой Василисой добирались в обновленный Крым на перекладных: поездом, автобусом, паромом.
Над входом во их старенький двор раздувался российский флаг. Во дворе сидела седая старуха с бельмами вместо глаз. Соседка, увидев москвичей в окно, выбежала навстречу с приветствием, с гордым рассказом, что это она, уроженка львовщины, водрузила стяг! И как рада всем переменам ее мама, ослепшая от горя, которое чинили бендеровцы.
Пока дедушка, папы Василисы, разбирался в доме с вещами - ребенок исчез. Папа Василисы выскочил во двор — четырехлетняя девочка старательно расчесывала бабушке редкие слюдяные волосы. Та улыбалась провалившимся ртом в совершенном блаженстве.
- Ты посиди, - строго наказала Василиса, - я сейчас резинки принесу, тебе хвостики сделаю.
Так старуха и просидела полном в счастье до вечера: с кисточками над ушами.
Настю, как маму здоровую, продержали роддоме всего два дня. На пороге встречали ее крымские и московские родственники: граждане одной страны.
«Христос Воскресе», - улыбнулся ей на встречу папа Коля. «Воистину Воскресе», - улыбнулась сквозь слезу она.
Младенец Тимофей смотрел очень внимательно, приветливо, с легкой и снисходительной улыбкой: как взрослый человек — на детишек.
Крестины проходили в старинном, пятнадцатого века Иверском Храме, что возле древних башен Генуэзской крепости. Батюшкой был отец Леонид. Мягкий, улыбчивый: даже в самые серьезные минуты улыбалось лицо его.
«Так решил Тимофей», - завершил заздравную речь прадедушка Вова. И просветленный, с бородкой китайского философа священник Леонид, и крутой дед Коля, и многие гости повторяли, словно давалось откровение: «Так решил Тимофей!»
После доброго пиршества люди вышли на берег. Николай старший, наконец, дал желанного шороху! Им были приготовлены целые закрома пиротехники: трещало, взрывалось, небо сияло в россыпях. Василиса бегала в отблесках огней кругами и вдруг упала с разлету. Папа Вова подлетел к ребенку. Поднял, стал дуть на пораненное колено: «Василиса, - говорил он в сердцах, - почему ты постоянно в ссадинах, постоянно в синяках?!» И ребенок ответил: «Потому что я сильная. А сильные не знают, что они падают».
Вздрагивало от канонады пространство. Море играло бликами. И на лицах был играющий свет. Тимофей смотрел на веселящихся взрослых людей все с тем же покоем и великодушием, как смотрел бы, наверное, Создатель на неразумные свои чада.
