https://www.facebook.com/carina.cockrell/posts/10204881492654782
ЕЛЕНА И ТЕЗЕЙ
"Показался берег. Гребцы налегли на весла. Родос. Она, как животное, потянула носом воздух. К соленому запаху моря начал тонко примешиваться пряный запах рододендронов, они всегда росли здесь в изобилии. Родос — «Розовый остров».
Еще совсем девчонкой она бывала здесь с отцом Тиндареем в гостях у царя Линдоса. Это было уже очень давно, словно в другой жизни, еще до похищения ее стариком Тезеем. Она до сих пор не забыла свое униженное бессилие, когда герой и победитель Минотавра сделал ее, десятилетнюю, женщиной. Но никто не знает будущего, даже боги.
И даже боги ничего не могут изменить в том, что уже предназначено.
Не знала ничего и она, когда здесь, на Родосе, со смешливой сверстницей Поликсой, дочерью царя Линдоса,ярким утром они плавали наперегонки в бухте Звучащих Раковин, притворяясь наядами, и ныряли за этими самыми пустыми раковинами, которых было на песчаном дне великое множество. Девчонки доставали их, сушили на берегу, прикладывали к уху и слушали, как в их непостижимой, живой, перламутровой глубине шумело море. Всякий раз одинаково. Каждая раковина хранила этот звук, как хранят люди память о месте своего рождения. В бухту заплывали дельфины, ставшие уже почти ручными, и весело стрекотали, вызывая на игру. А рабыни сидели в тени черных скал, разложив на солнце белые полотна, чтобы подать вытираться царским дочерям, когда тем надоест купаться, пили принесенную в красных кувшинах воду и лениво сплетничали.
Белые полотна, черные скалы, красные кувшины на песке. И жаркое, готовое расплавиться, стечь прямо в море пронзительно синее небо.— Ты — как Афродита,— говорила ей Поликса, хохоча и беззастенчиво рассматривая ее, когда они голые валялись на горячем июньском песке укромной бухты. От смеха у Поликсы смешно морщился веснушчатый нос.—Если бы я была Аполлоном, я бы в тебя точно влюбилась. Ты такая красивая, у тебя должна быть необыкновенная жизнь. А я..я выйду замуж за того, кого подберет отец, буду рожать маленьких и ткать. И так — каждый день. — Ты всегда можешь ткать узоры, какие не придумал еще никто. И каждый день — разные. И я буду так делать, когда выйду замуж. И тогда мои дни будут разными, и мне не будет скучно.— А правду говорят, что ты — дочь Зевса? — понизив вдруг голос, спросила Поликса.— А ты как думала?! Побежали наперегонки?— Сейчас, сандалии надену.— А босиком - слабо? Давай до той черной скалы и обратно!Они хохотали, бежали, падали, ноги их увязали в обжигающем песке.— Как жаль, что тебе — скоро уезжать. Попроси отца остаться подольше!Елене тоже совсе не хотелось тогда возвращаться домой. С молчаливой, серьезной сестрой Клитемнестрой ей никогда не бывало так весело. И теперь, через много лет, она понимала, что это боги давали ей там, на Розовом острове, последние дни детства.
Детство ее кончилось внезапно. Она даже понять ничего не успела. Шли по дороге домой с рабынями из храма Афродиты, после праздника Элефсинии. Частый топот копыт позади, совсем близко, и еще до того, как успела повернуться, чьи- то руки грубо, больно подхватили ее и перекинули, как мешок с поклажей, через круп коня. Лука седла впилась ей в ребра. Дико завизжали рабыни. Зубы Елены клацнули, она больно прикусила язык, и он сразу распух. Елена что- то кричала, лупила лошадь кулаками, превозмогая боль в боку. Она уже поняла: ее похитил страшный Аид, как когда"то Кору, и теперь ей никогда больше не увидеть света. Это был ее кошмар: темноты она боялась всегда больше всего на свете. Потом она притихла – конская шкура - горячая, потная, странно успокаивала: конь уже шел шагом. Она тихо заплакала от бессилия, а после, наверное, потеряла сознание, потому что уже ничего не помнила.В спартанском порту Гитиум дул сильный ветер, поднимал до небес сухую пыль: в Спарте все лето не было дождей. Корабли укрылись в гавани, за скалами, но даже в такой шторм галера, на которой увозили ее, вышла в море.
Всю дорогу она страшно мучилась от морской болезни, но похититель не обращал на это никакого внимания, и после каждого опорожнения ее желудка он, воняя неразбавленным вином, вламывался в нее и начинал свои бессмысленные ритмичные движения, заканчивавшиеся его хриплыми, блаженными стонами. Сначала ей было больно, а потом все внизу онемело. Онемело, как и она сама. Надо было только потерпеть, и этой пытке всегда рано или поздно приходил конец, а на те моменты она просто как бы отделялась от своего тела, и ее сознание жило отдельно. Тезей слюняво бормотал ей в ухо, что от него, прославленного Тезея, она, дочь Зевса, родит такого героя, какого еще не видывала Эллада. Она чувствовала, что превратилась в тряпичную куклу — такую,которая была у нее в Спарте, с глупыми, нарисованными на кипарисовом дереве глазами. Ей никогда не нравилась та кукла. Она иногда дралась ею с сестрой, забрасывала ее в угол, роняла в воду. И кукла покорно все это принимала — свесив набок голову и неподвижно улыбаясь ничего не выражавшим деревянным лицом. И вот теперь она стала такой куклой сама.Наверное, чем"то она заслужила все, что с нею теперь происходило. Елена никого не видела, на палубу ее не выпускали, Тезей сам приносил ей воду, светильник, вино и еду. У нее были только постель и маленький столик, прикрученный к полу, и деревянные стены, раскачивавшиеся с жалобным скрипом. Она не знала, куда они плывут. Но самым страшным была темнота. Она казалась живой, населенной ужасными существами Аида, которые прикасались кней мертвыми пальцами, стояли за спиной, словно ждали момента, чтобы напасть. Но почему-то не нападали... Она никогда не разговаривала с похитителем, только попросила однажды оставить ей огня. Убедившись в ее «благоразумии», Тезей, уходя, стал оставлять ей зажженную терракотовую лампу с пахучим маслом, и она больше не оставалась в темноте. Она не знала, какое это было время суток, и давно потеряла счет дням, но однажды она проснулась и услышала за бортом знакомый стрекот дельфинов. Это были наверняка они, ТЕ САМЫЕ, ее с Поликсой друзья, приплывавшие к ним на Родос. Они узнали, что она здесь, они приплыли, чтобы спасти ее и вернуть домой! «Я здесь, я здесь!» — закричала Елена и стала стучать в деревянный борт кулаками икричать. И они отвечали ей своим стрекотом. Наконец-то ее отец, Громовержец, приказал Посейдону вызволить ее! Она ждала чуда. Сердце стучало так, словно вся она превратилась в огромное, бьющееся сердце. Стрекот дельфинов стал явно отдаляться и наконец прекратился. Она опять осталась одна. (продолжение следует) "Легенды мировой истории". С-Пб 2010 - глава "Троя"
