Опубликовано: 26 августа 2016 03:23

Подмосковное регги

Незаметно подкралась середина лета. К регулярному поливу и прополке  добавились хлопоты по сбору и хранению урожая. Занятие сие кропотливое и откровенно скучное. Шерудя подслеповатыми пальцами в кустах бомжеватого крыжовника или, того хуже, в зарослях переспевшей малины, мечтаешь о делянке где-нибудь на Карибах :там можно дождаться ветреную погоду и кокос без посторонней помощи упадет к твоим загорелым, не покусанным ногам. Схорониться от крестьянских забот среди толстых книг и старинных романсов положительно невозможно – высохшие корни патиссонов пробьют брешь во франтоватой обороне, их глухие стоны будут преследовать по ночам, распугивая романтические фантазии схожестью судеб. И вот Вы уже с лейкой и фонариком, в трусах и одном тапочке скачете по участку, проклиная тот день, когда семена не погибли в зародыше.

 

Вычищенная обувь расположилась на коврике строго по парам, носами  к стене - верный знак того, что хозяева никуда не собираются. С трудом разгоняя остатки июльского зноя, жужжал невидимый вентилятор. Дом погружался в полуобморочное состояние, когда мысли о еде и сексе толпятся в нерешительности на пороге. Где-то в глубине сарая несушки силились одолеть дневную норму. Но как ни старались, одного-двух яиц не хватало. Они тихонько бранились, перекладывали вину друг на друга, толкались куцыми задами и демонстративно тужились.

 

Легкомысленный фуршет разметал постояльцев по дому, где каждый предавался сиесте с упоением, на которое способны натуры творческие и стопроцентные мертвяки.

Одного из них и вправду трудно было бы причислить к разряду живых. Неподвижность сковала  мужчину внезапно, на середине лестницы, буквально на шестой ступени. Он так и остался  стоять, прислонившись к стене, в обнимку с работающим телевизором, который так и не донес до второго этажа. Ведущий на экране, казалось, восседал у мужчины на животе, и доверительно обращался именно к нему, удивляясь чему-то далекому и необъяснимому, а мужчина смотрел в ответ сонными глазами и ничуть не удивлялся. Назовем его Никитушкой.

 

Второй, годами постарше, лежал на кровати с внушительной кредитной историей. Купленная в холостяцкой предтече расшатанная мебель, когда-то уверовала в покой, сославшись на бракосочетание хозяина. Ее не смущало ни коварное имя женщины (Виолетта), ни пролитый на пододеяльник утренний кофе. Однако хмурым осенним днем новоиспеченный муж принес из сарая ножовку и с помощью нехитрых арифметических вычислений распилил кровать на две равные части, одну из которых отправил с оказией в город. Потом водрузил напротив изголовья гобелен «Пастух и пастушка», удовлетворенно хмыкнул и перестал бриться. Наречем его Данилой.    

 

Веранду оккупировал жирный кот с плутовской рожей и манерами провинциального донжуана. Его неожиданное заселение по указанному в накладной адресу: улица Солнечная, стр. №254 можно было оправдать данью традиции, а вот каким образом очутился на лестнице Никитушка, оставалось лишь догадываться. Впрочем, хозяин по этому поводу грузился не сильно, котяра – тем паче. Свернувшись ватрушкой в шезлонге, он гипнотизировал гуттаперчевую  мышь  на каминной полке. Дадим ему расхожее имя – Васька.

 

Надо сказать, что обитатели дачного строения за вышеупомянутом номером  давно прослыли чем-то средним между «слегка приплюснутыми" и "чересчур умными». Это определение дал им пропавший без вести сторож, личность весьма колоритная. Звался он «человек-пальто», ибо имени никто не ведал, а всесезонный наряд примелькался и стал неотъемлемым атрибутом садового товарищества. Отзывался сторож на «минуточку», «привет», «послушай» и т.п., был незлобив и перманентно подшофе.

 

Данила с Васькой старались вести образ жизни замкнутый, насколько возможно замкнуться в пределах шести совковых соток. Их никогда не видели у магазина или на собрании пайщиков. Ходили слухи, что мужчина играет с котом в шахматы, причем на деньги и деньги нешуточные. А еще они часто спорили о вещах настолько далеких от забот и чаяний образцового гражданина, что так и хотелось сообщить куда следует.

Девяностолетняя баба Маня утверждала, будто она самолично видела, как «Данилка ентот» грызет карандаш и курит трубку.

-  В огороде проволочник репу жрет, а ему хоть бы хны, - стучала она Председателю, -  Хлеб сегодня привозили?

 

Председатель хмурил бровь и надувал щеки:

-  Грызет говоришь, трубку говоришь…Не по Уставу, хм. А как же  ты, Петровна, углядела? Слепая ведь, что крот в парилке.

-  Не твое, милок дело, - ершилась Маня, - знай себе записывай: мол, развел вредителей на участке, а он у него сухой - не наши, заболоченные.

Хлеб будет, аль нет? Тебя на кой выбирали?

 

Обращение к совести бывшего интенданта занятие столь же продуктивное, что и политчас в провинциальном борделе за много верст от туристических маршрутов.  Безусловно, совесть, вернее ее чахоточные остатки, нет-нет, да и напоминали отставнику о своем существовании, но мнительный прапорщик  принимал их за симптомы острого панкреатита. В подобные минуты он корил себя за переедание и срывал злость на первом встречном. Так случилось и  в этот раз.

-  Ты, Петровна, язык придержи. Пол сотки у соседа-инвалида оттяпала, думаешь, не знаю. Так-то. А участок, действительно, хорош – что весной, что осенью в тапочках ходить можно. Н-да…

 

Мышь – пусть будет Норушка – не выдержала пристального внимания и юркнула в дымоход.  В воздухе повисло облачко дыма по форме  точь-в-точь шиш на постном масле.  Василию стало необычайно грустно и одиноко.  Вспомнились упреки в адрес его незаконченной рукописи «Распятый на»:

-  …Видите ли, товарищ, ваше творчество грешит запоздалым раскаянием и ранней слезливостью…

«Западники хреновы, - размышлял усатый литератор, - Заместо души чипсы».

Справедливости ради стоит отметить, что Василий чипсы любил, но все равно причислял себя к завзятым славянофилам и темы для творчества выбирал районированные, как и сорта овощных культур, отчего последние отличались упрямством и разухабистым пофигизмом. Огурцы в его исполнении формой и размером походили на знаки препинания, помидоры оставались вечными подростками и только кабачки дразнили западных коллег вызывающе-мясистой дулей.

Норушка, напротив, тяготела к мировым ценностям – одевалась в обтяжку и легко перемещалась в пространстве.

Оппоненты нет-нет, да и сходились в словесную рукопашную на предмет, где свекла свекле, а Андреи держат нос бодрее. 

-  Ишь, сбежала, - ворчал Василий, - Отфуршетилась и в норку. А поговорить? Хозяина, что ль, потревожить? Данила!  Подь сюды, дело имеется.

Послышалось: Adieu oie*! и в дверях нарисовался  Данила-мастер (так прозвал хозяина Василий после второго удачно вбитого гвоздя).

-  А скажи, дружище, отчего крестьянские девушки босы? Разве в ту пору лапти не носили?

-  Ты про пастушку?

-  А что в нашем доме завелся кто-то другой? – и Данила в шутку бросился искать.

Ноги сами привели на кухню. Он громко хлопал дверцами, заглянул под диван и, в конце концов, скрылся в духовке. Вынырнув, обтер усы. Божественный запах яблочного самогона отвлек «Охотников на привале» и заставил сменить тему. От этого картина только выиграла, ибо никакие охотничьи байки не могут сравниться по эмоциональному накалу с рассуждениями знатоков о женских прелестях.

-  Гениальная работа, - обратился Данила к подошедшему Василию, - Не находишь?

-  Ты это про гвоздь за нумером два?

-  Не язви. Присмотрись, сколько правды, сколько экспрессии. Даром что живописец отечественный. Как ты любишь.

Хозяин оценил кислую Васькину морду:

-  Опять читал грызуну стихи?

-  Ах да что она в них понимает?! Вертихвостка! Сделай милость, пойдем поинтересуемся у народа, в гущу масс, таксазать.

 

Просторы дачного кооператива встретили нашу парочку зевотными занавесками на немытых окнах да комариным звоном в ушах. Горожане попрятались от жары и взносов, и выудить идейных  неплательщиков на улицу мог разве что голосок юной разносчицы: «Мороженное! Мороженное!» (Однажды Председатель садового товарищества вознамерился использовать предпринимательницу в качестве живца, но был нещадно бит и с позором переизбран на новый срок).

Жиденькая щебенка исколола босые ноги, покуда интервьюеры добрались до первого человекообразного. Несмотря на плюс тридцать, он сидел в пальто,  верхом на ведре возле правления и просматривал подшивку журнала «Лиза». Рядом с ним - и тоже с непокрытой головой - коротал время за аутопсией кокосового ореха пес Федор. Судя по количеству шрамов на теле экзотического фрукта, дворняга-растаман был далеко не первым, кто пытался добиться взаимности. 

Провалилась очередная попытка. Плод откатился в тенек, а Федор виновато развалился в пыли: «Просто я живу на улице Ленина, и меня вырубает время от времени**».

-  Минуточку, - Василий подался вперед, - Наших в округе много?

-  Хватает, - уклончиво ответил человек-пальто.

-  Житья от них нет, - пес высказался более категорично, - Впрочем, настоящему индейцу завсегда везде ништяк***…

-  Этот точно наш, - шепнул коту на ухо Данила, - вишь, как глючит.

-  Дурман-трава, - пояснил сторож, - я сейчас тоже,  нюхну и исчезну.

Он отложил в сторону июльский выпуск:

-  Самое оно. Поспешайте.

Василий забегал туда-сюда и, не найдя ничего подходящего, спихнул сторожа с ведерка. Затем крутанулся и предстал лицом трагика в ночь перед уходом на пенсию:

 

Тропил удачу

     наудачу

На сдачу

    неудачу получал

 И то считал большей удачей

и ей же слезы промокал

 

Федор окончательно перестал дергать конечностями, человек-пальто глубоко задумался и стал похож на всадника без головы.

«Ага! Проняло!» - торжествовал Василий.

Но недолго. Сходство сторожа с героем  романа Майн Рида становилось все более очевидным: то есть верхняя одежда, включая сапоги, оставалась на месте, однако висела сама по себе, а собственно начинка куда-то подевалась.

Из-за облаков послышались аплодисменты.

Котяра раскланялся, пожал пустой рукав и склонился над ватным Федором:

-  Что скажешь, пес тебя дери?

Кобель отреагировал с горячностью чучела в подсобке зоологического  музея.

-  Я че думаю, - Данила перевел взгляд от места, где мог находиться у сторожа галстук, на его любимый номер журнала, - эти двое знают нечто такое и это нечто где-то рядом.

Хочешь спрятать понадежнее, клади на видное место. Это небесспорное утверждение заставляет женщин носить бикини, а мужчин разбрасывать носки. Пяточек перед правлением ничем особенным не отличался от вытоптанной лужайки у крыльца любого засиженного мухами учреждения (СОБЕЗ, опорный пункт милиции, райбольница): та же скука, шелуха подсолнечника и прочая неторопливая мелочевка, а на перевернутом ведре могла запросто сидеть Васнецовская Аленушка (подобный тип барышень никогда не вызывал у Данилы дрожь в коленях. И дело тут не в сословности  -  хозяин дачи был всеяден - а в отсутствии маломальского намека на сексапильность в постановке незамысловатых стоп).

Ветер шевелил страницами подшивки и подолами манекенщиц. Девушки ничуть не краснели, старательно вихляли бедрами, сохраняя равновесие и выражение разбуженного мопса на прогулке в людном месте.

- Посмотрим, чем ему приглянулся июльский выпуск, - Данила пролистал журнал, - Вешалки, как вешалки. Сторож на таких вряд ли поведется.

-  Тряси, как следует, может статься, за щекой.

Под ноги упал венозный лист сомнительного происхождения.

-  Ха! Я так и знал, - кот запрыгал на одной ножке, - Буратино им кланялся. До скорого, мон ами, - и пнул Федора в репейный бок.

 

На обратном пути Василий обдумывал сюжет для рифмы: гербарий/аграрий, Данила любовно прижимал к груди многообещающую «Лизу».

Улица Центральная (она же «Солнечная»), на манер красной дорожки, стлалась перед победителями и змеилась вдоль разномастных заборов, стучавших на внутренний мир хозяев не хуже бабы Мани. Жара отползала в безоблачное завтра, приближался бродяга-вечер.

 

-  А что, Никитушка, - кот подергал мужчину за брючину, - прогноз погоды не передавали?

По веранде плыли розовые кустистые облака

-  … Ну нет, так нет, мы не в претензии… Слышь, Данила, ты б ему будильник завел – третий час не шелохнется. И откуда такой малохольный взялся?

Хозяйское гостеприимство  нянчила намертво заваренная калитка меж двух одиноких столбов. «Умный поймет» - изрек на заре строительства Данила и не прогадал. Дисциплинированные прохожие, ничуть не смущаясь отсутствием продолжения ограды, дефилировали мимо и не тревожили покой обитателей.

-  Приблудился, наверное. Забавный парень. А будильника у нас нет. Я его на петуха выменял, когда ты в творческом отпуске пребывал.

-  И где птица?

-  Несушки выжили. Домогался.

-  Любви?

-  Понимания.

-  Чудак.

-  Романтик. Помешан на рассветах.

 

Что есть время? Бесконечные ожидания? Уход от реальности? И что за безумец накромсал вечность кусками для избранных, роняя прочим жалкие крохи?

Толи дело вечер? Ввалился в обнимку с ночью – не разлепишь.   

 

…Сыграй мне синюю рапсодию…****

 

 

*гудбай простушка

**/*** из репертуара группы «Ноль»

****Слова и музыка Оскара Строка

культура искусство литература проза проза Подмосковное регги
Твитнуть
Facebook Share
Серф
Отправить жалобу
ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА