Опубликовано: 05 сентября 2017 18:57

В банде с пяти лет

 

«В сибирской глуши я преследую одну из печально

известных банд камчатских браконьеров» 

 

Из американского культурно-просветительского

 фильма показанного на телеканале «Че» 3 сенября 2017г.

 

Мне было пять лет, я жил на Камчатке, в Усть-Большерецком совхозе всего в 200 километров от Петропавловска-Камчатского. Была даже грунтовая дорога, её построили два года тому назад. Так что глухими  наши места были  не очень. Ещё не посещал мою деревню президент Финляндии Урхо Кекконен с целью рыбной ловли. Ещё не переименовали её в поселение «Кавалерское»,   ещё был совхоз и социализм с человеческим лицом.

Все, или почти все, жители нашей деревни были рыбаками и охотниками. Но мой отец не был охотником. Я этим страшно возмущался, добыча медведей и уток мне казались очень полезным для хозяйства делом. Отец же мне отвечал, что убивать людей ему надоело, и без весомых причин он это делать не будет, а звери ему вообще ничего плохого не сделали. Даже ружья у нас дома не было, а кому не хочется иметь дома ружьё?! Мне очень хотелось. Рыбаком отец был страстным, как и я. Но я не помню, что бы он ловил рыбу на Камчатке!  Наш сосед и однофамилиц Владимир Викторович всегда ловил и ловил много. И у нас всегда была рыба в доме. Дом же был на две семьи!

Каждый год мы ездили в отпуск на материк, в Подмосковье. Отпуск начинался с покупки удочек разных видов и размеров, спиннингов, крючков, лесок, мормышек. Это было очень приятно и интересно. Но обычно всё это оставалось в доме у бабушки.  В этот же отпуск папа привёз с собой на Камчатку спиннинг и несколько катушек, много блёсен и лески. Ещё в самолёте я предвкушал рыбалку. В силу возраста без отца мне это занятие  было недоступно.

В середине сентября мы стали собираться на первую для меня камчатскую рыбалку. Снаряжали  необычно большие крючки, внизу вешали много груза и, обязательно, тройник. Крутили колобки  из капрона, вырезанного из женских колгот и старой красной икры. Никаких поплавков! Очень все необычно было для меня. Почему же отец решил идти рыбачить? Может рыбы никто не приносит?! Наш сосед, Владимир Викторович, с семьёй переехал летом жить в посёлок Раздольный. Я не вдавался тогда в причины происходящего, но в  любом случае, я был счастлив!

Пошли на речку, но не на ближайшую, а в километрах  двух - трёх от дома. Стали ловить на удочку гольцов и микижу (речную форель).  Ловить было просто, в прозрачной воде было всё хорошо видно. Как только толпа разных рыб собиралась у колобка из икры, надо было подсекать. И почти каждый раз кто-нибудь попадался. В основном это была мелюзга. Я с увлечением занимался этим делом, предвкушая вкусных мелких жареных гольцов на сковородке.  Вверх по речке поднимался кужуч.  Преодолевая течение, пяти килограммовые рыбины высоко выпрыгивали  из воды.

Отец взял спиннинг и стал пытаться их поймать на блесну. Поймал большого гольца почти с первого заброса.  Потом зацепил кижуча, но тот ушёл, разогнув проволоку у блесны, на которой крепился тройник. Отец чинил блесну, когда мы услышали  шум лодочного мотора. Потом увидели лодку – к берегу подъехали местные рыбаки. Они предложили вместе поехать подальше, как я помню, на реку Плотникова. Там, в одном месте, есть хороший плёс для ловли на спиннинг.  Сами мужики такой ерундой не баловались – они собирались там поставить сетку. Мы согласились и загрузились в лодку.

Ловля красной рыбы в те времена была запрещена. Рыбы было мало. Её поголовье пытались восстановить запретительными мерами.   Японцы, глубоко  культурные и цивилизованные, прямо в океане разворачивали километры сетей прямо на пути миграции красной рыбы и вылавливали её по возможности всю. Дело происходило в нейтральных водах, сделать с японскими рыбаками никто ничего не мог. Но в 1973 году, как я помню, была заключена международная конвенция по регулированию этих процессов между СССР, Канадой, США и Японией.  Японцы крупно вредили рыбным запасам не только СССР, но и Канады с США. Видимо, те и были главными «уговорщиками» японцев.  Потому что это дело продолжалось долго и имело большой резонанс тогда. В той конвенции указывалось, что исключение из полного запрета на лов красной рыбы  в местах нереста составляет её лов  коренными народами, традиционным питанием  которых является красная рыба. Местные жители. Как я помню, Владимир Викторович говорил, что он входит в эту категорию и какие-то там разрешения имеет. Я тоже был местным народом, родился на Камчатке и любил есть рыбу! Но, к сожалению, ещё был слишком мал, для того, что бы качать свои права.

К слову сказать, никого особенно из местных это не волновало. Всегда ловили сколько надо себе и на корм собакам и кошкам. А как же жить иначе?! Торговли  особой рыбой и икрой не вели, так что  вряд ли серьёзно угрожали рыбным запасам. Хотя ловили сетями, но исключительно для экономии времени. Правда, были рыбнадзоры, несколько человек на Усть-Большерецкий район.  Но их все знали и договаривались по-человечески в те времена. Рыбнадзоры тоже люди, и притом местные. Жили по понятиям.  Но в  начале семидесятых придумали варварскую штуку – местных рыбнадзоров посылать на Сахалин, где никого не знают, а на Камчатку стали  слать рыбнадзоров из Приморья. Актов о нарушении стало больше. Ситуация напряжённее и конфликтнее. Иногда от нервов люди стали стрелять. Вопрос еды – серьёзный вопрос и требует известной деликатности.

Доехали мы до места быстро. Мужики стали ставить свои сети за мыском. Мы с отцом нашли удобное место. Рыбалка сразу пошла веселее. Я быстро поймал две здоровенные микижи, отец же вытащил  на укреплённую блесну кижуча. Зацепил второго и боролся с ним.  В это время послышался  шумы моторов и  с разных сторон появились две лодки. Лодки были алюминиевые, не местные. Все местные лодки известны. Со стороны мужиков  мы услышали крик: «Рыбнадзор! Прячьтесь!»

Отец крикнул мне: «Беги!». Я бросил удочку в кусты, она была вырезана из подобного материала и не выделялась особенно. Побежал в шеломайник (лабазник камчатский).  Это растение достигает трёх метров в высоту, такие травяные камчатские заросли. Фиг кого там найдёшь, хотя можно легко на медведя наткнуться. Медведи там любят спать- сухо и мягко, ветер не дует.  Пробежал метров 30, присел в траве, стал абсолютно незаметно ждать отца. Через несколько минут услышал шум от пробиравшегося  сквозь шеломайник существа.  Тихо  и аккуратно выдвинулся вперёд. Это был отец.

Спрятав спиннинг, орудие запрещённого лова, и двух кижучей – свидетелей нарушения, мы с отцом спокойно вышли из зарослей. Взяли  мою удочку  и пошли к лодке наших товарищей. Рыбнадзоры уже уезжали, на нас не обратили никакого внимания. Да и понятно, раз спокойно люди идут, значит,  всё уже спрятали. Мужики громко ругались. Им было жаль сетку. Рыбнадзоры забрали её, типа орудие преступного лова. А они даже и поймать ничего не успели! Беспредел! Сетки дорогие воруют!  В засаде сидели, подлые.

Отец сходил за рыбою и спиннингом. Поехали к дому. Выходя из лодки отец оставил мужикам одну рыбину – разделил поровну добычу. Мужики  не отказались. Признак банды был на лицо – делёж добычи на всех. Так я вошёл в «печально  известную банду камчатских браконьеров». Мужики уже перестали злиться, были просто печальные. Известны они были всем – и рыбнадзорам и мне. Мы были все камчатские, местные. Конечно  браконьеры согласно законодательству, по-другому не бывает. Вечером, найдя рыбнадзоров, мужики за бутылку и 10 рублей вернули себе свою сеть. Промысел продолжался, к нам домой  часто заносили хвост-другой. Сетей у нас не было, а без свежей рыбы грустно жить, вот и делились добычей. Если дома был отец, он всегда угощал товарищей спиртом.

И ещё в эту банду чуть позже вступил Урхо Кекконен, президент Финляндии с 1956 по 1982 год. Приезжал к нам в деревню лосось ловить (красную рыбу). Его эти люди тоже возили на рыбалку  и пили вместе, и браконьерничали. Значит, и он из нашей банды тоже.

Источник

культура искусство литература проза проза
Твитнуть
Facebook Share
Серф
Отправить жалобу
ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА