Год для меня начинается не 1 января, как у всех нормальных людей, а 31 июля – это никогда не меняющаяся дата моего отъезда в Италию. Это, если хотите, семейная традиция. Итак, в конце июля сердце начинает биться сильнее, потому что, я кажется забыла сказать, Италия для меня – это что-то необъяснимое и особенное.
Ну а дальше самолет, римский аэропорт Фьюмичино, который, впрочем, ничем не отличается от аэропортов других столиц мира, потому что люди, перемещающиеся по аэропорту – это пришельцы из других стран. Это самое верное определение, потому что итальянцы – это совершенно обособленное явление. Громкие голоса, жестикуляция, порой странное поведение. Об их отношении к моде и внешнему виду говорить уж не приходиться. Но Боже мой, как же они прекрасны – эти люди как будто пропитаны солнцем и средиземноморским духом. Мне кажется, что настроение любого апатично – анемичного иностранца мгновенно меняется и он непроизвольно пытается стать похожим на итальянца, по венам которого бежит бешеная жизненная энергия.
Однако мы забежали вперед. Нас ждет Рим. Не знаю почему, но Рим у меня ассоциируется с соснами. Сосны растут по всему Средиземноморью, но форма римских сосен – это что-то пришедшее из средневековья, оставшееся от веселых, но и трагических времен «Декамерона».
И вот уже перед глазами мелькает Колизей, Храм Антонина И Фаустина, а также дворец Палаццио Венеция, с балкона которого вещал Муссолини, пытаясь обратить итальянский народ в свою веру. Это впрочем ему удалось не совсем, а вернее совсем не удалось. Что ж, таковы уроки истории. Вообще война, кровь, горе, смерть – это не про итальянцев. Италия, итальянцы – это радость бытия. Даже сейчас, когда по всему миру студенты свирепствуют и бунтуют, итальянцы, как всегда, стоят особняком. Английские, французские и прочие студенты поджигают машины, громят магазины, закидывают камнями правительственные учреждения. Итальянцы занимают Колизей и Пизанскую башню. Зачем? Да незачем, это весело.
А итальянская еда? Это же просто наркотик!
Да что там говорить, Италия это и есть наркотик, который подавляет волю и заставляет возвращаться в эту Богом избранную страну, когда на душе тоскливо, а московское небо серо и неприглядно. Мне хотелось бы писать и писать об Италии. Но сердце сжимается при мысли, что свидание с ней назначено на очень не скорую дату. Но даже если сейчас я поставлю точку, то очертания изящного итальянского сапожка будут сниться мне, и сны эти будут прекрасны!
