Страйку всегда везло. Вся его жизнь протекала под милостивым взглядом Фортуны, каждое его начинание было неизменно обречено на успех, каждое его желание исполнялось. Вы знаете, человеческие желания - весьма любопытные и опасные штуки. Никогда нельзя знать наверняка, к чему они приведут, если воплотятся в реальность.
У Страйка было все, чем только может обладать молодой человек в самом расцвете умственных и душевных сил. Двадцати семи лет от роду, он успел: окончить престижную школу, получить диплом юриста в одном из лучших университетов страны, устроиться на стабильную и хорошо оплачиваемую должность в преуспевающей конторе, купить собственную трехкомнатную квартиру, машину, крутой компьютер, музыкальный центр и кучу прочей навороченной техники, без львиной доли которой спокойно может обойтись в общем-то любой среднестатистический современный житель, несмотря на повсеместную индустриализацию и механизацию бытия. Каждый свой сорокадневный ежегодный отпуск он проводил в путешествиях и развлечениях, хорошее знание двух языков, английского и немецкого, обеспечивало ему вполне свободное и комфортное передвижение по всему миру, чему также способствовали туго набитый кошелек, кредитная карта и некоторая помощь конторы, бережно и чутко относящейся к ценному сотруднику. Нельзя сказать, что Страйк испытывал к своей работе какую-то нежную и трепетную любовь, но он относился к ней именно так, как и положено относиться к делу, приносящему деньги и дающему возможность жить в свое удовольствие.
С семьей у Страйка тоже все было в порядке. Отец, успешный бизнесмен, приложил немало усилий к воспитанию единственного отпрыска и потенциального наследника фирмы, и теперь не мог нарадоваться, глядя, как планомерно и полноценно сбываются все его самые лучше надежды. Мать - добропорядочная и в меру меркантильная женщина, тоже была безмерно счастлива столь крепкой посадке сына в жизненной лодке. Каждое воскресенье Страйк навещал свое почтенное семейство, состоящее также из престарелых бабушек и дедушек с обеих сторон крови и дядюшки по отцовской линии, и они чинно ужинали в гостиной, болтая о всякой ерунде (а ведь именно такая вот бессмысленная болтовня часто является гарантией нейтралитета и даже доброжелательности между людьми).
|
Надо заметить, что этот самый дядюшка сильно отличался от своих родственников. По профессии он был художник, денег имел не слишком много (если не сказать - слишком мало), обитал в однокомнатной задрипанной квартирке, и как ни странно - всем был доволен. Звали его Вент. Отец Страйка относился к брату крайне неодобрительно и даже несколько презрительно, периодически пытался заставить его взяться за голову и "заняться делом", но безрезультатно: в ответ Вент только печально улыбался, качал головой и разводил руками, говоря что-то вроде: "Извини, братец, спасибо тебе большое за заботу, но мне это все не нужно, меня абсолютно устраивает моя жизнь". В общем, в какой-то момент Страйково семейство смирилось с мыслью, что дядюшка Вент - просто тихий сумасшедший, и презрение в его адрес сменилось сожалеющим сочувствием. Каждое воскресенье, на вечерних семейных сборищах, Венту задавали вопрос: "Ну, как ты поживаешь?", и тон, которым говорились эти слова, был тот самый, которым обычно обращаются к душевнобольным.
|
Однажды, на одном из таких воскресных ужинов, Страйк случайно обратил внимание, что дядюшка Вент как-то еще более отстранен и задумчив, чем обычно. Дядюшка был всего на десять лет старше своего племянника, так что между собой они общались почти как братья, на равных, если забыть о Вентовом статусе неагрессивного ненормального. Так вот, Вент молча сидел где-то с краю, не обращая ни малейшего внимания на происходящую вокруг незатейливую беседу о погоде, здоровье, стоимости акций и чем-то еще в этом духе, и рисовал нечто в своем неизменном художничьем блокноте формата А4. Время от времени на его лице всплывала беспрчинная улыбка; он смотрел на лист бумаги, покрытый графитными линиями, периодически прищуривался с мечтательно-вдохновенным выражением недельнонебритого лица, и все снова и снова улыбался. Потом поднялся с места и направился к окну, провожаемый любопытным взглядом Страйка и возмущенными взглядами остальных. За окном догорал закат, расплываясь вдоль горизнта переливчатым малиновым маревом, на фоне которого темнели столбы и колоссы многоэтажек. Страйк, осмелевший от интереса, позволил себе тоже встать из-за стола, разумеется, предварительно извинившись перед родственниками, и подошел к любующемуся видом дядюшке с намерением любыми правдами и неправдами вызнать причину его необычного даже для домашнего психа поведения. Не зная, как начать разговор, Страйк несколько минут просто наблюдал за дядюшкой. Потом посмотрел в ту сторону, куда смотрел Вент, и отметил про себя, что зрелище это и впрямь выдющееся.
- Красиво, правда? - дядя избавил племянника от необходимости произносить какие-либо слова первым, и тот облегченно вздохнул.
- Да, весьма. Ты ведь знаешь, я не отличаюсь чувствительностью к подобным вещам, но сейчас не могу с тобой не согласиться.
- Да при чем тут чувствительность... А впрочем, какая разница. Называй, как хочешь. Главное - ты еще не до конца превратился в черствого истукана, которому наплевать абсолютно на все, что не имеет конкретного отношения к нему самому и его так называемым делам.
Страйк понял, что эпитет "истукан, которому..." является оскорблением, но не стал вдаваться в подробности и размышлять на эту тему, так как общая картина дядюшкиных взглядов на жизнь и так была ему вполне известна.
- Ты сегодня какой-то странный. - парню почему-то показалось, что в данной ситуации подобная нелепо-детская фраза поможет разрядить обстановку и приблизиться к цели.
- Хочешь сказать - еще более странный, чем обычно? - Вент усмехнулся.
- Да. - Страйк тоже выдавил из себя короткий смешок.
- Да... Наверно. Думаю, все дело в Кире.
- Кира? Кто это? - Страйк оживился, поняв, что беседа коснулась именно того предмета, который его интересовал.
- Кира - это моя новая натурщица. Она приехала в город совсем недавно, ничего здесь не знает. Прелестное юное чистое создание, восемнадцать лет, работает официанткой в кафе недалеко от моего дома. Там я ее и встретил. Вент замолчал, видимо - вспоминая подробност встречи.
- ...Она порхала между столиков с подносом в руках, легкая, как бабочка, и юркая, как ящерица. И ее лицо одинаково приветливо сияло для всех: и для девчонок-школьниц, забежавших перекусить после учебы, и для чопорных толстосумов, прячущих потные лица в деловые газеты, и для супружеских пар, и для бородатого старичка, каждый день приходящего именно в это кафе выпить кофе и сжевать беззубым ртом свой привычный круассан... и для меня. Я смотрел и не мог наглядеться на эту милую открытую мордашку, живые карие глаза, блестящие каштановые локоны, остриженные под каре, на смуглую кожу, тонкие руки, гибкую талию, обвитую завязками белого фартука, на стойные ноги в коричневых чулках и маленьких черных туфельках на низкой танкетке. Когда она принесла мне мой капучино и, сдерживая смех, сказала, что у меня левая щека испачкана карандашом, я растерялся, как последний дурак, а она, будто бы волшебница, достала из глубокого кармана фартучка влажную салфетку и сама, своими руками стерла с моей рожи графитное пятно. Потом спросила, а не художник ли я. Тогда я испугался, что у меня больше не будет возможности вот так вот с ней поговорить, и выдал ей все сразу: что да, я художник, живу неподалеку, рисую и пишу в основном просто для собственного удовольствия, а продаю работы по мере усиления потребности в деньгах, и еще сказал, что мечтаю видеть ее своей моделью... Она слегка опешила, но быстро пришла в себя, торопливо прощебетала, что с радостью поболтала бы со мной, если бы не большое количество посетителей и не бдительность начальства. Я не помню, что именно ответил. Но в итоге - дождался окончания ее смены и пригласил немного прогуляться. Она согласилась. Такая наивная, такая доверчивая... Ей совсем не место в этом городе. Мы бродили по Центральному парку, о чем-то рассуждали, часа через три решили немного посидеть и нашли свободную лавочку. Она вспомнила о моей фразе в кафе и, мило краснея, пролепетала, что еще никогда не позировала, но хотела бы попробовать и посмотреть, что получится. Я был на вершине счастья. Слово за слово, я узнал, что она снимает комнату, своего жилья у нее нет, большую часть зарплаты приходится отдавать хозяину квартиры, а почти все остальное она отсылает матери и младшему брату, живущим в пригороде. Не знаю, как у меня хватило духу, но я предложил ей жить у меня. Каково же было мое удивление, когда она отнеслась к моему предложению совершенно серьезно. И даже не заподозрила в каком-то злом умысле. В общем, обсудив этот вариант, мы пришли к следующему решению: она будет жить у меня, будет позировать мне, а все бытовые расходы на еду, мыло и прочую дребедень мы как-нбудь поделим пополам. Вернее, она уже переехала ко мне, уже позирует мне, и при этом еще готовит и убирает. За коммунальные услуги плачу я, а она теперь имеет возможность отсылать матери несколько большую часть зарплаты, получаемой в кафе, и на себя у нее теперь денег немного больше. Мы разделили комнату на две половины огромной занавеской, целый вечер мучались, пытаясь натянуть веревку через все помещение, в итоге пришлось зацепить ее за люстру, чтобы хоть как-то держалась. Весело было... - Вент снова замолчал, улыбаясь своим мыслям.
А Страйк пребывал в изумлении. Он все никак не мог заставить себя поверить, что подобные ситуации вообще бывают в этом мире.
- ...И только тогда, в парке, после нескольких часов общения, после того, как она согласилась переехать в мою квартиру, я узнал ее имя. Кира. Кира... Моя маленькая муза. Знаешь, Страйк, у меня ведь всегда были проблемы в отношениях с женщинами. Женщинам нужна стабильность, опора, а я слишком ненадежный. Поэтому все, кого не бросаю я, сами меня бросают. К тридцати семи годам я так и не женился, и детей у меня нет. Всегда мечтал о ребенке, всегда хотел быть отцом. А Кира - она стала для меня сразу и вдохновительницей, и маленьким заботливым домовым, и младшей сестрой, и дочерью. Это такое счастье, Страйк...
- А можешь показать какой-нибудь ее портрет?
- Да, конечно. - Вент протянул ему блокнот. - Правда, здесь только наброски, но если найдешь время заглянуть ко мне домой, то увидишь несколько нормальных работ. А может - и саму Киру.
Страйк уже не слушал дядюшку. Его взгляд был прикован к лицу, изображенному на бумаге лаконичными четкими линиями. Такие лица он видел только на старых фотографиях: казалось, что на него смотрит какая-то актриса середины двадцатого века. Широко распахнутые выразительные глаза, чуть приоткрытый маленький рот, живая игривость и в то же время простота и естественность во всех чертах.
- Она очень красивая.
- Что?.. А, да, конечно. Очень.
- Я обязательно зайду к тебе на следующей неделе.
|
Об отношениях Страйка с женским полом я еще не говорила. Теперь самое время бросить несколько слов на эту тему. Конечно же на красивого (а Страйк был красив) и состоятельного молодого человека многие девушки обращали внимание. И встречался он за свою жизнь со многими. Но так ни разу по-настоящему и не полюбил. И так вышло, что его ни разу не бросила ни одна девушка, да и он тоже никого ни разу не бросал, ибо от природы или благодаря воспитанию был личностью на удивление бесконфликтной и вообще терпеть не мог всякие разборки и выяснения отношений. Просто с каждой новой дамой через какое-то время отношения тихо угасали, и пара мирно расходилась по обоюдному согласию.
Замечу еще, несколько не к месту, что Страйку крайне редко снились сны, и уж тем более - никогда не снились женщины.
Но этой ночью ему приснилась Кира.
Странные все-таки штуки - человеческие желания. Особенно - если они сбываются. А желания нашего героя сбывались всегда. Вот и теперь: он хотел поскорее увидеть Киру - и увидел. Во сне. Она танцевала в своей форме официантки, в белом фартуке, коричневых чулках и маленьких черных туфельках на низкой танкетке, держа в руках поднос, а вокруг нее танцевали столы. И она улыбалась, сверкая глазами и зубами сквозь разметавшиеся пряди остриженных под каре волос.
|
На следующий день, после работы, Страйк отправился к Венту, даже не заходя домой. Нажимая на кнопку звонка, он почувствовал, как ускорилось сердцебиение, и нервно сглотнул. Торопливые мелкие шаги, скрежет отпираемого замка - и на пороге появилась она. Кира.
- Здравствуйте. Вы, наверно, Страйк? Вент предупреждал, что Вы заглянете к нам на этой неделе, но мы все же не ожидали увидеть Вас сегодня... Что же это я, заходите скорей! - Кира широко распахнула дверь и немного посторонилась, пропуская гостя внутрь. Она лучезарно улыбалась и вообще выглядела точно так, как Страйк ее себе представлял. Правда, сейчас на ней не было ни формы официантки с традиционным белым фартучком, ни коричневых чулок, ни туфель: она стояла на полу босиком, простое серое платье подчеркивало каждую линию ее прекрасного тела, но как-то очень скромно и целомудренно. Страйк на автомате проговорил какие-то слова приветствия и извинения за несвоевременный визит, а Кира, весело щебеча в ответ, жестами манила его в комнату.
Штора-перегородка сейчас была отдернута к одной стене; Вент стоял за мольбертом. При появлении племянника он спешно сложил на табурет все инструменты своего ремесла, которые держал в руках, вытер ладони и пальцы о полу рабочего халата, потом снял его и бросил куда-то в угол, с глаз долой.
Атмосфера встречи была очень теплой и дружественной. Просмотр работ Вента, чаепитие, ужин, легкая беседа, долгое прощание и обещания обязательно в скором времени снова заявиться в гости, нескончаемые улыбки Киры - в общем, все вышло как нельзя лучше.
Когда около полуночи Страйк наконец оказался у себя дома и начал поспешно укладываться спать, беспокоясь о том, что не выспится и завтра на работе будет рассеянным и невнимательным, он внезапно понял, что мысли его неизменно возвращаются к Кире.
Дальше сюжет нашей повести развивался по типичной траектории: частые походы в гости, разговоры, потом - встречи вдвоем и прогулки, а каждую ночь - сны. Но Страйку Кира казалась настолько нездешним и чистым существом, что он все никак не мог найти в себе достаточно наглости для попытки перевести их отношения на какой-то более материально-физический уровень. Шли месяцы, за это время он вполне убедился, что Кира не только потрясающе красива, но еще и действительно удивительно добра, да и умом ее Господь не обделил, хоть и довольно странным было это сочетание завидного интеллекта и поразительной наивности.
|
Как-то раз, когда Страйк, как обычно, после работы пришел навестить Вента и Киру, оказалось, что в их подъезде сломан лифт. Тут уж ничего не поделаешь: пришлось нашему герою подниматься на девятый этаж пешком. Страйк не шел - он летел, и перед тем, как позвонить в дверь дядюшкиной квартиры, был вынужден на пару минут остановиться, чтобы отдышаться. Прижавшись лбом к холодному дверному косяку, он вдруг услышал сквозь биение пульса в ушах голоса. Входная дверь была тонкой, стена - тоже, а разговор происходил, по всей видимости, в прихожей, так что до слуха Страйка долетал каждый звук. Говорили, естественно, Вент и Кира.
- Он вот-вот должен придти. Хорошо, что я только что закончила готовить, суп не успеет остыть.
- Кира...
- Да?
- Скажи... Как ты относишься к Страйку? В смысле, он нравится тебе как парень, как мужчина? Нет, Кира, подожди, не отвечай, сначала выслушай меня. Он хороший человек. Надежный, неплохо зарабатывает, прекрасно образован, да и внешностью недурен, не так ли? Я его с пеленок знаю, племянник, как-никак. И... Знаешь, Кира, уверен, ты ему очень нравишься. Я не хочу играть роль сводни, или что-то в этом роде, просто беспокоюсь за тебя. Надо же как-то думать о будущем. Я ни разу не видел тебя в обществе какого-либо мужчины, кроме меня и Страйка. Ты почти ни с кем не общаешься, если не считать олухов, работающих с тобой в кафе. А тебе ведь уже девятнадцать лет. Ну нельзя же так... Что с тобой будет дальше? Вернешься в свою деревню? И что ты там будешь делать? Брата надо куда-то отправить учиться, потом твоя мать состарится, ну и что дальше? А Страйк... подумай об этом. Он серьезный парень. И ему совсем не повредит женское тепло. Настоящее тепло, забота, а не пустые ласки всех этих его цып-на-месяц. Подумай, Кира...
- Вент, о чем ты говоришь? Зачем мне возвращаться домой? Ты прогоняешь меня, я стала слишком тебе мешать?
- Нет, Кира, что ты, конечно нет! Я ведь совсем не об этом говорю...
- Я люблю тебя!
У Страйка потемнело в глазах. Он отскочил от двери, как ошпаренный, едва ли не кубарем скатился по лестнице до первого этажа, подворачивая ноги на каждой ступеньке, и выбежал на улицу. Добежав до Центрального парка, он рухнул на первую попавшуюся скамейку и зарыдал. Всего лишь за кикие-то вшивые две-три минуты он понял, что полюбил Киру, впервые в жизни по-настоящему полюбил, и понял, что это счастье, счастье быть с ней, ему не доступно. Формула сложилась до боли четкая: Кира любит Вента, Вент любит Киру (это бесспорно и не подлежит никаким сомнениям), а он, Страйк, является третим лишним, несмотря на свои чувства. Любой другой на его месте, наверно, почувствовал бы злость, досаду, жажду мести - хотя бы на мгновение. Но не Страйк. От природы или благодаря воспитанию, он был личностью на удивление бесконфликтной... И вот сейчас, в самый тяжелый и худший момент своей жизни, он пожелал не отомстить, а просто забыть, потерять память, лишиться любых воспоминаний, чтобы больше не мучиться. А его желания всегда исполнялись.
|
Через два часа после подслушанного Страйком разговора, Вент поднял голову, покоившуюся на груди Киры и взглянул на часы.
- Где же Страйк?.. Он уже давно должен был быть здесь.
Дальше начались телефонные звонки: на мобильный, на домашний, на работу, родителям, наконец - в полицию. "Поиски человека начинаются только на третий день отсутствия" - чертыхания в ответ, торопливое напяливание на себя пальто и ботинок, выход на улицу... Разумеется, Вент понятия не имел, гда искать Страйка. Но что-то дернуло его пройти через Центральный парк. Уже светало, фонари вдоль дорог и дорожек по одному гасли, и вот - на лавке под последним горящим фонарем Вент увидел фигуру племянника; издалека он узнал его просто по знакомой куртке. И в следующую секунду желтый глаз фонаря над головой сидящего погас.
- Страйк! Идиот, как же ты нас всех напугал! Какого черта ты не пришел, не отвечал на звонки, вообще исчез хрен знает куда? Что ты вообще тут делаешь?
В ответ - только непонимающий взгляд остекленелых глаз.
|
Память к Страйку так и не вернулась. Никогда. Его даже не удалось приучить отзываться на свое имя. Какие-то признаки интереса к окружающей действительности он проявлял только тогда, когда видел Киру. И, разумеется, никто так и не разобрался, в чем причины трагического исчезновения всех его воспоминаний, а врачи лишь разводили руками и советовали родственникам больного "крепиться".
Наследником фирмы отец Страйка назвал своего младшего брата. А сам, видимо - не выдержав удара, каковым являлось случившееся с сыном несчастье, вскоре умер от сердечного приступа. Его жена дожила до глубокой старости, посвятив остаток дней заботам о бедовом своем чаде. Один домашний душевнобольной сменился на другого. А Вент - женился на Кире, начал активнее работать, его живописные полотна и графика пользовались большим спросом и вскоре принесли ему и известность, и приличный капитал. В новой трехкомнатной квартире вполне хватило места и для художника, и для его музы, и для ее матери, и для ее младшего брата. Вступив во владение семейной фирмой, Вент нанял усердного заместителя, внимательно следившего за состоянием дел и прибылью, а сам продолжал заниматься изобразительным искусством. Потом умерла мать Киры, не отличавшаяся крепким здоровьем, а Кирин брат поступил в Университет и перебрался в общежитие. Вскоре по освободившимся комнатам затопали две пары крохотных ножек - Вент наконец-то стал отцом.
Вот так, благодаря исполнившемуся желанию загнила на корню судьба, которую все считали блестящей. Страйка жалели. А есть ли на самом деле повод для жалости? Он не успел вовремя осознать свои чувства, не успел вовремя пожелать, чтобы Кира его полюбила, не смог достойным образом использовать свой редкий дар. Но в итоге - он все-таки всем доволен. Его не гнетет ни одно горькое воспоминание. Сдается мне, что это тоже дорогого стоит.
Порадуемся же за тех, чьи желания исполнились. И будем помнить, что желать чего-то надо весьма осторожно. А главное - не упустить момент...
