Опубликовано: 07 мая 2013 22:42

Почти английский детектив 2

Глава 4

 

Я снова повернулся к окну, смотря на унылый пейзаж. Еще большей мрачности ему добавляла москитная сетка. Через нее мир виделся более серым и тусклым, словно в злом отчаянии на несчастную судьбу невидимый художник-пессимист грубыми мазками набросал на окружающее пространство сгуски черной меланхолии, порождая безисходность...

А может быть мне это только кажется? Может быть дело только во мне? Может быть просто я просчитался? Все, что я придумывал вчера, строил планы и умозаключения были основаны только на словах Ландау, на впечатлениях от него, на гипотетическом подозрении Анжелы. Сегодяшнее утро показало, что мои рассуждения примитивны. Я представлял себе ситуацию очень уж субъективно, линейно, забыв, что вокруг существуют другие люди, видящие, слышащие и ощущающие происходщее по своему. Телохранитель Дмитрий и дворецкий Андрей что-то хотели сказать мне. Они сказали ровно столько, сколько посчитали нужным. Они намекали на что-то, тем самым показывая, что персонажей в этой пьесе далеко не двое, а я забыл об этом...

Я вернулся от окна к своим вещам и огляделся вокруг: я стоял посреди гостинной на большом ковре, там, где он заканчивался, на полу виднелась мраморная плитка матового цвета с коричневыми прожилками. Да, дизайнеры неплохо поработали и здесь: все было гармонично, не резало глаз, отделка комнаты и ее обстановка словно бы перетекали одно в другое, создавая впечатление теплоты и уюта. В общем, гостинная мне понравилась. Я сам когда-то мечтал о камине на даче, диване и креслах, стоявших около него. Так было и здесь, поэтому я не отказал себе в удовольствии немного посидеть на диване, пошло закинув ноги на маленький резной столик.

Вздохнув от мысли о необходимости взгромоздить свое тело на ноги, я встал, взял в руки чемодан и сумку и направился к небольшой двери в углу гостинной, недалеко от камина. Открыв ее, я увидел спальню. Моих дедуктивных способностей сыщика-любителя, по крайней мере на это хватило, поскольку вывод напрашивался сам за себя: посреди комнаты, размером почти с футбольное поле, стояла, как бы это выразиться, - многоспальная кровать. Над ней возвышался балдохин, с которого ниспадал полог из прозрачной тюли вокруг кровати.

Я пораженно обошел это произведения искусства для отдыха в различных его проявлениях. Фриволные мысли, возникшие на фоне увиденного сексодрома, мне пришлось задушить стальной хваткой рыцарской рукавицы, поскольку сюда я прибыл работать, а не развлекаться. Я также напомнил себе, что длительный перерыв в общениях с женщинами, моя и только моя вина, и к порученному делу не имеет никакого отношения. Тем более, что общаться здесь мне было не с кем. Не склонять же к противоестесственным наклонностям дворецкого?..

С левой стороны от спинки кровати стоял платяной шкаф. Открыв дверцы, я проинспекировал содержимое шкафа: полки пусты, если не считать несколько полотенец, да двух банных халатов, висевших на вешалках.

Я открыл чемодан и сумку, разложил и развесил вещи в шкафу, огляделся по сторонам - здесь должна где-то быть туалетная комната. Не может же быть такого, чтобы в подобных апартаментах ее не было?

Дверь в туалетную комнату отыскалась с противоположной от шкафа стороны. Войдя в помещение я прищурился от сияния белого кафеля и блеска металла сантехники. Напротив меня, из зеркала, на мою особу взирал симпатичный мужчина несколько потерянного вида, не знающего к какому прибору гигиены сначала ему следует подойти. Растерянность этого индивида была понятна, потому что наличие в туалетной комнате ванной, душевой кабинки и джакузи мне встречалось впервые, их хотелось осмотреть, пощупать и, тем более, испробовать на практике. Я ограничился раковиной и краном, сполоснув руки под струей теплой воды. Полотенце, висевшее на крючке, заботливо уничтожило следы влаги на моих руках. Затем, спохватившись, я вспомнил о месте, куда даже короли ходят пешком. Прибор, призванный удовлетворять специфические потребности, присутствовал, спрятавшись в соседней маленькой комнатке за небольшой дверцей. Я испробовал сияющий белизной унитаз в теории и на практике. Снова, как и всякий борец с инфекциями, сполосну руки и вернулся в спальню.

Откуда-то из-под потолка прозвучало мелодичное мурлыканье. Я заинтересованно посмотрел вверх и увидел на потолке небольшой круглый керамический шар рядом с люстрой. Мурлыканье повторилось еще несколько раз. «Наверное, это гонг к завтраку», - догадался я и, торопясь, вышел в коридор, потому что заставлять себя ждать неприлично.

Следуя инструкциям дворецкого, я завернул за угол коридора и пошел по ковровой дорожке вперед. Эта часть дома ничем не отличалась от той, с которой я, в некотором смысле, уже был знаком: те же двери с левой стороны, окна с правой, рыцарские доспехи и картины. Пожалуй, единственным исключением было то, что площадка коридора рядом с очередной лестницей была расширена, а проемы по обеим сторонам лестницы перекрывали перила.

Я остановился сначала около одного проема, затем у другого.

«Видимо, в один из этих проемов Ландау и толкнули», - смотря вниз, подумал я.

- Вот через эти перила я упал, - послышался голос за моей спиной, подтверждающий мои мысли.

Я обернулся. Ландау стоял рядом. Он подошел так, что я неслышал его шагов. Посмотрев вниз, я увидел, что он обут в мягкие домашние шлепанцы, которые несколько диссонировали с костюмом.

За спиной Ландау, на противоположной стороне коридора, из открытой двери вышел телохранитель, но это был не Дмитрий.

Ландау проследил за моим взглядом, увидел телохранителя:

- Как видите, - сказал он, - я следую вашим рекомендациям, Павел Иванович.

- Он один, а я просил о двоих, - возрази я.

- Вы не говорили о двоих телохранителях, а только о двух людях, - педантично подходя к моей просьбе, произнес Ландау, и, словно в подтверждение его слов, из-за спины телохранителя в коридор проскользнула женщина небольшого роста.

Не смотря на желание выглядеть моложе, женщине было где-то около тридцати лет: длинные черные крашеные волосы, красивое лицо, зеленые глаза, смотрящие на мир с удивлением и восторгом, припухлые чувственные губы слегка приоткрыты, маня к себе для поцелуя. На ней было одето длинное платье из полупрозрачного материала, не скрывающего фигуру, а глубокое декольте демонстрировало красивую грудь. Когда женщина обходила телохранителя, она слегка развернулась и на какое-то мгновение застыла, демонстрируя присутствующим открытую спину в вырезе платья. Вырез опускался так низко, что любое заинтересованное лицо могло увидеть часть того, что располагалось пониже спины. Эта часть тела женщины тоже была, если уж не прекрасной, то красивой, подтянутой, порождая в воображении нестойких личностей, представление о формах данной части тела, плотно облегаемой полупрозрачной тканью.

Я выдохнул, надеюсь тихо, ощущая, что подвергаю свою полугодовую целомудренность, адовым мукам и монашеским испытаниям. 

- Позвольте, Павел Иванович, представить вам Анжелу, - улыбаясь, произнес Ландау.

Анжела подошла к нам медленным шагом, смотря все это время на Ландау с тем же удивлением и восторгом, словно совсем недавно он раскрыл ей загадки любви и получил за это Нобелевскую премию. Затем Анжела перевела взгляд на меня и посмотрела точно также восторженно и удивленно. «Что это - игра или, застывшая на всю жизнь, маска?» - подумал я. Она стояла от меня в полуметре, но мне почему-то показалось, что она в моих объятиях, и я чувствую ее целиком. Мне стало как-то неуютно и не по себе, а некоторая часть тела начала проявлять интерес к окружающей среде.

- Здравствуйте, - наконец, смог выдавить из себя я, - приятно познакомиться.

- Здравствуйте, Павел Иванович, - мелодично и с легкой хрипотцой, произнесла Анжела, - надеюсь, вам здесь понравится и отдыхать, и работать... А чуть позже мы с вами познакомимся, - добавила она кокетливо, прочитав в моих глазах все, что я думал, и, сознавая свою силу, улыбнулась мне.

- Да, у нас с Павлом Ивановичем будет много работы, - пояснил Ландау.

- Милый, а он поможет тебе с той проблемой, которая у тебя возникла? - легкомысленным тоном, спросила Анжела у Ландау.

- Обязательно, дорогая. Он разберется и найдет тех, кто на меня покушался, - ответил Ландау, а затем смутился, сообразив, что проболтался.

- Так вы частный детектив, Павел Иванович? Как интересно! - воскликнула она радостно.

- Он адвокат, а не частный детектив, - снова пояснил Ландау и виновато посмотрел на меня.

Во время этого диалога я чувствовал себя в роли забытого зрителя в театре, где спекталь играют не для него. К тому же, оговорка Ландау испортила мне настроение. Недавнее, взбудоражевшее меня, настроение улеглось. Мне оставалось только смириться с произошедшим, как я уже смирился с тем, что мои предварительные расчеты не сбылись.

Ландау предложил Анжеле согнутую в локте руку - она приняла предложнное. Вот так мы и спускались по закругляющемуся пути лестницы: впереди Ландау под ручку с Анжелой, затем я, а за мной телохранитель.

Спустившись вниз, мы оказались в холле. Он уступал по размерам «прихожей», но тоже был не маленький. Напротив лестницы, через высокие двустворчатые остекленные двери  светило утреннее солнце. Через эти же двери было видно, что за ними расположена внутренняя открытая часть дома, в которой, как я предполагал, и был тот садик с фонтанчиком, скамейкой и летающим кирпичом.

Ландау ненадолго остановился, обернулся ко мне:

- Там расположен сад, Павел Иванович, - пояснил он.

- Спасибо, я уже понял, - ответил я.

- Мы прогуляемся там с вами чуть позже, - многозначительно добавил он.

- Как романтично, - приглушенно сказала Анжела. - А меня с собой возьмете?

- Почему бы и нет, - ответил Ландау, пожав плечами. - Если тебе, конечно, интересно.

- Интересно, интересно, дорогой. У нас здесь такая скука, что даже прогулка по саду вызывает интерес, - обиженно произнесла она.

- Все бы тебе только скучать, - проворчал Ландау. - Если скучо - поезжай на какой-нибудь показ мод.

- К сожалению, ближайший показ мод будет только через месяц, - вздохнув, произнесла Анжела.

- Ну, тогда идем завтракать, - прекращая, видимо, нескончаемую тему моды и курортов, сказал Ландау и направил нашу процессию в открытые двери  столовой.

Столовая не поражала взгляд какими-то особенностями: обычное помещение с обеденным столом метров восьми длиной из красного дерева. Вокруг стола стояли стулья с высокими резными спинками. На самом столе по всему периметру в изобилии стояли и лежали столовые приборы. Здесь же, ожидая потребителя, находилась и еда в открытой и закрытой посуде.

Стены столовой были отделаны деревянными панелями из того же красного дерева. На стенах висели разрисованные блюда из меди и бронзы, назвать которые тарелками язык не поворачивался из-за их размера. Между ними располагались рога неизвестных мне парнокопытных животных, растопырившие свои ветви в разные стороны. Под этими предметами у стены стояла шеренга домочадцев Ландау, как я понял, в полном составе.

Ландау вместе с Анжелой прошелся вдоль шеренги, туда и обратно, остановился рядом со мной и произнес:

- Еще раз здравствуйе мои дорогие! Наконец-то я дома! Вместе со мной прибыл мой юрист, Чижов Павел Иванович. Он - мой гость! - Ландау развернулся ко мне, освободился от руки Анжелы и приглашающим жестом предложил мне пройтись вдоль шеренги.

- С Захаровым Андреем Николаевичем вы уже знакомы, - сказал Ландау, остановившись около дворецкого. Я и «Андрюша» молча кивнули друг другу головами в приветствии.

- Павел Иванович, позвольте вас познакомить с хранителем очага этого дома, если так можно выразиться, Антониной Петровной Ивановой, - произнес Ландау, остановившись напротив высокой пожилой женщины.

Экономка действительно была высока, где-то метр восемьдесят. Ее когда-то черные волосы избороздила седина. Лицо хмурое, а на меня она смотрела строгими карими глазами, поджав тонкие губы.

- Очень приятно, - сказал я и, не осознавая почему, протянул руку для приветствия.

- Здравствуйте, - односложно ответила она и удостоила крепким мужским рукопожатием. Да, такая рука была способна и приготовить еду, и играючи размахнуться топором. Мне почему-то казалось, что среди талантов Антонины Петровны присутсвовали и умение забить гвоздь, и завернуть шуруп и, уж тем более, ввернуть новую электрическую лампочку.

- А вот это наши девочки - помошницы Анжелы. Павел Иванович, прошу любить и жаловать - Настя и Алена, - улыбаясь, произнес Ландау и подошел к двум девушкам.

Я с теплотой во взгляде улыбнулся Насте и Алене, потому что не улыбаться таким представтелям прекрасного пола было невозможно. Обе невысокого роста, чуть выше Анжелы. Как говорится, все было при них. Анжела, как всякая еще довольно молодая женщина, любящая все красивое и не комплексующая перед чужой красотой, подобрала гувернанток под стать себе. Они были одеты в короткие платьица, не скрывающие красивых ног. Платья пошиты из той же ткани, что и у Анжелы и, соответственно, просвечивая, демонстрировали все, что радовало глаз мужчины. Единсвенными отличиями, позволящими определить, что они разные - это цвет волос и глаз. Настя была брюнеткой и шаловливо смотрела на меня светло-карими глазами. Алена представляла из себя блондинку, взирающую глуповатыми небесно-голубыми глазами, но глуповатость была наигранной: мол, положено блондинке быть глупой, что ж, если желаете, считайте меня такой.

- Здравствуйте, девочки, - сказал я и снова улыбнулся.

- Здравствуйте, гостям всегда рады! - почти в унисон проворковали они и захихикали.

Ландау уже не первый раз говорил окружающим, что я его гость. Подчеркивание моего статуса, видимо, что-то означало, но его смысл мне пока был непонятен. Словно прочитав мои мысли, Ландау посмотрел на меня и в его взгляде промелькнули веселые искорки. Затем он взял меня за руку и потащил дальше, отрывая от приятного общества.

- Павел Иванович, познакомьтесь, пожалуйста, с моим начальником охраны, Сидоровым Николаем Ивановичем, - подводя к набреолиненому мужчине, сказал Ландау, забыв, что уже представлял меня ему.

Я остановился напротив начальника охраны и зантересованно посмотрел на него. Сидорову, несмотря на заботливое отношение к себе, на вид было лет сорок пять, в большую или меньшую сторону, о чем свидетельствовали мелкие складочки морщин вокруг серых холодных глаз. Мои, наверное, правильные выводы подтверждали и глубокие борозды, прорезавшие лоб, а также обильная седина, скрадываемая на расстоянии русыми волосами. Он стоял передо мной в раскованной и, возможно, пренебрежительной позе все понимающего, знающего и уверенного в себе человека. В этот момент меня поразила внезапная мысль, которая должна была прийти явно не сегодня: «Почему покушениями на Ландау занимаюсь я? Почему Ландау пришел ко мне, а не к своему начальнику охраны?» На эти вопросы у меня пока не было ответов, но то, что с этим человеком надо вести себя настороженно я, скорее, почувствовал, чем понял.

- Очень приятно позакомиться с вами, Николай Иванович, - пристально глядя в глаза Сидорову, произнес я и протянул руку для приветствия.

- И мне, - ответил Сидоров и удостоил крепкого рукопожатия. - Я думаю, чуть позже, мы с вами о многом побеседуем. Мне, как отвечающему за безопасность в этом доме, надо скоординировать наши совместные действия, - продолжил он и улыбнулся, но почему-то как мне показалось, улыбаться ему не хочется.

- О каких действиях идет речь? - опешив, спросил я.

- Как это о каких?! О расследовании покушений на Семена Борисовича, - снова улыбнувшись, ответил Сидоров.

- А откуда вам известно о расследовании? - спросил я, подозревая, что об этом уже известно всем. «Кстати, а мне самому об этом известно?» - с горькой иронией, подумал я.

- А это большой секрет? - вопросом на вопрос ответил Сидоров.

- Теперь, видимо, уже нет, - пробормотал я и, нахмурившись, посмотрел на Ландау.

- Пройдемте дальше, Павел Иванович, - заторопился Ландау, увлекая меня к стоявшему дальше Дмитрию.

Подойдя к Дмитрию, Ландау потоптался на месте, бросил косой взляд на меня. Но я сделал вид, что всем нашим договоренностям, которые беспечно или нарочно были нарушены Ландау, я не придаю значение. Ландау изобразил улыбку и произнес:

- С Дмитрием вы уже знакомы, но протокол есть протокол.

- Спасибо за представление, - вкладывая в эти слова двойной смысл, сказал я и пожал руку Дмитрию второй раз за сегодняшний день.

- Представление сегодня явно удалось, - демонстрируя остроту ума, показательно нейтрально прогудел Дмитрий.

- Ошибаетесь, Дмитрий. День еще только начинается, - с кривой ухмылкой, изображая страдание, сказал я и искоса посмотрел на Ландау.

Ландау сделал вид, что не слышит моих слов. Он продвинулся на шаг вправо и остановился перед очередным ландскехтом-телохранителем. Посмотреть здесь было на что: парень был крупнее и массивнее даже Дмирия. Черноволосый, с карими, почти черными, глазами, он был хмур, смотрел тяжелым взглядом, губы плотно сжаты, подбородок массивный и квадратный. Я представил себе, что бью кулаком по этому подбородку - кулак было жаль.

- Сергей, - кратко представил телохранителя Ландау.

- Очень приятно познакомиться, - сказал я, протянул руку для пожатия и, неожиданно для себя, спросил: - Где воевали?

- Всего и не упомнишь, - уходя от прямого ответа и без всяких приветствий, басом произнес Сергей и сжал клещами протянутую ладонь. Я посмотрел на свою спрессованну кисть, а затем на руки Сергея, ища взглядом большие кузнечные клещи. Как понимаете, никаких клещей не было.

- Сережа, - просительно и с укором произнес Ландау, заметив мой интерес в отношении собственной руки, - ты уж соизмеряй... А вы, Павел Иванович, его извините.

- Все нормально, Семен Борисович, - разминая руку, ответил я. - Обычное мужское рукопожатие.

- Ну, и слава Богу, - облегченно вздохнув, сказал Ландау и передвинулся дальше.

- Это коллега Дмитрия и Сергея - Александр, - представил мне следующего телохранителя Ландау.

Передо мной стоял светловолосый голубоглазый парень такой же комплекции, как и другие телохранители. На простоватом лице жителя деревни играла легкая улыбка. Александр мне чем-то напоминал нашего армейского прапорщика, который подходя расслабленной походкой к взводу, тоже почти всегда улыбался. Но после близкого знакомства с прапорщиком, наш взвод это не расслабляло, а, наоборот, пугало, потому что после таких улыбок и начинался ад.

- Здравствуйте, - проговорил я и протянул в сторону Александра многострадальную ладонь.

- Будем здоровы, - ответил Александр и пожал мою руку.

- Ну, что ж, замыкающим у нас сегодня идет Антон, - повернувшись ко мне лицом, произнес Ландау, и смотря мне за спину. - Вы с ним, Павел Иванович, можно сказать, визуально, уже познакомились.

Я по примеру Ландау развернулся, одновременно протягивая руку в сторону телохранителя, стоявшего за моей спиной:

- Еще раз, здавствуйте, - проговорил я.

- Вам, надеюсь, телохранитель не понадобится, - вместо приветствия, пошутил Антон: в его словах, так же как и у Дмитрия, чувствовался сарказм.

Я пригляделся к Антону: если не принимать во внимание индивидуальные признаки, связанные с его русыми волосами, голубыми глазами, раздвоенным подбородком, то, манерой поведения, он был похож на остальных телохранителей. У меня сложилось от этой четверки секьюрити такое ощущение, что они вырублены из дерева по лекалу одним мастером - Урфином Джузом, и оживлены им же при помощи волшебного порошка, вот только порошок на каждого пошел разный.

- Ну, что ж, знакомство состоялось, пора и за стол, - произнес Ландау.

- Давно пора, все почти остыло, - недовольно пробурчала экономка.

- Вы как всегда правы, Антонина Петровна, - подводя меня под локоть к столу, сказал Ландау, а затем обратился ко всем, но поясняя для меня: - Сегодня у нас завтрак торжественный, в котором, по традиции, принимают участие все. Как я вижу, стол сервирован, все что нобходимо присутствует. Прошу присаживаться.

Народ задвигался, но не слишком поспешно, я бы даже сказал, с легкой ленцой и скукой на лицах.

Ландау, тем временем, подошел к торцу стола и сел на стул, возглавляя процедуру приема пищи. Затем, вспомнив обо мне, слегка смутился и покраснел:

- Присаживайтесь, Павел Иванович. Прошу меня извинить за неучтивость. Я, как всегда, тороплюсь, - он указал рукой на место за столом с правой стороны от себя.

Я разместился на предложенном мне стуле, искоса наблюдая за остальными: Анжела села напротив меня, демонстрируя грудь и мешая сосредоточиться на завтраке. Рядом с ней сел начальник охраны, а следом за ним разместилась Антонина Петровна, продолжая взирать на все хмурым взглядом. Дальше я не стал изучать противоположную сторону, поскольку рядом со мной, пластично изгибаясь, и только так, как это умеют делать женщины, на стул опустилась Настя. Те, немногие мысли, что настойчиво твердили мне о еде, при виде Ажелы, исчезли окончательно, потому что нога Насти придвинулась к моей, передавая жажду, которую не смог бы утолить весь водный бассейн, находящийся за стенами этого дома.

Я отодвинул ногу, безуспешно пытаясь убедить себя, что сейчас желудок важнее всего остального. Но мой маневр не удался: каким-то непонятным для меня движением, Настя передвинулась со стулом ко мне ближе и ее нога, словно магнит снова соединилась с моей. Она лукаво посмотрела на меня, придвинулась еще ближе и прошептала мне на ухо:

- Сбежать не удастся.

Анжела, наблюдая за нашими телодвижениями, захихикала:

- Настюш, будь добра, дай Павлу Ивановичу поесть.

- А я о еде только и забочусь, Анжела Сергеевна, - словно не понимая о чем идет речь, проговорила Настя. Затем она скосила глаза в мою сторону и задала риторический вопрос: - Что может быть вкуснее клубники со сливками?

- Только клубника с ликером, - ответила Анжела и они засмеялись.

Ландау, видимо, не слышал произошедшего диалога. В это время он был сосредоточен на крышке, прикрывающей содержимое тарелки, но прозвучавший смех его отвлек. Он поднял взляд от столового прибора, посмотрел сначала на веселящихся женщин, а затем на меня. Мой вид, наверное, не внушил ему дверия, поэтому он, как хозяин, поинтересовался:

- Вам что-то не нравится, Павел Иванович?

- Нет, что вы! Все прекрасно, - ответил я.

- Вот и хорошо, - удовлетворившись моим ответом, проговорил Ландау и поднял крышку, одновременно спрашивая самого себя: - Что тут у нас?

- Овсянка, сэр, - голосом киношного героя, проговорил начальник охраны и все засмеялись.

Мне, показалось, что, прозвучавший смех несколько неестественнен. Была в нем какая-то трещинка, порождающая неприятный резонанс. Может быть он был несколько напряженным. Так бывает иногда в компаниях людей, когда смеяться не хочется, но сложившиеся обстоятельства обязывают, когда окружающая действительность требует быть на стороже, а жизненный эпизод диктует тебе следовать показной расслабленности и несерьезности.

«Как все-таки странно все здесь и со мной», - подумал я. С одной стороны, показной или действительный демократизм хозяина дома, который подчиненных ему людей называет домочадцами. Он не акцентирует того факта, что они - прислуга. Он позволяет им вести себя более раскованно, чем это позволено обслуживающему персоналу. С другой сороны, сама прислуга, сознавая или ощущая, скорее неестественный, чем действительный демократизм отношений, играя по чужим правилам, несколько напряжена. С чем это связано? С тем, что им приходится играть в навязанную игру? Или это отражение чего-то большего, что я пока не знаю? Может быть. Пока я слишком мало знаю, чтобы делать выводы...

Надо было приступать к завтраку. Сосредоточившись на этом, я обратил внимание на стол и протянул руку к крышке, прикрывающей тарелку. Не донеся руку до намеченной цели, я застыл, так как мой взгляд наткнулся на необычную для меня сервировку столовых приборов. В самой тарелке ничего необчного не было, но вот вокруг нее.

Слева от тарелки лежали три вилки разных размеров - большая, четырехзубая, средняя, двухзубая, и маленькая, трехзубая. Рядом с вилками, замыкая строй, лежала большая ложка, которую было бы трудно приспособить для запихивания в рот.

Перед тарелой, на салфетке лежали два столовых ножа - обычный и с зубчиками.

Справа от тарелки, подавляя взгляд солнечными зайчиками, отражающимися от сияющего металла, лежали еще три ложки: столовая, десертная и чайная.

Что делать с ножами, не смотря на мое плохое воспитание в области этикета я знал, но что делать с громадной ложкой, конкурирующей размерами с половником? Ответ на этот вопрос терялся в укромных уголках моего образования. В данном случае я мог только предпологать, что эта ложка исползовалась для банальной передислокации явств из общих столовых приборов, на индивидуальные.

Изменив траекторию движения руки, я подхватил бокал с соком, стоявший рядом, и сделал несколько глотков. Затем я поднял крышку, отложил ее в сторону, взял в руку десертную ложку и зачерпнул овсяной каши.

«По крайней мере, хорошо, что это овсянка, а не манная каша», - подумал я, поскольку манку ненавидел с детства и не стал бы есть, даже под дулом пистолета...

Завтрак проходил, в основном, в молчании, лишь иногда кто-то бросал отдельные фразы, когда требовалось что-то кому-то передать. Покончив с кашей, я съел также два куриных яйца в смятку, заев их хлебом с маслом и икрой, и запив соком.

К моменту окончания моего насыщения, Ландау, уже давно покончивший с едой, как с неизбежным ежедневным злом, наблюдал за происходящим, потягивая из бокала сок и с нетерпением ожидая, когда и другие закончат завтрак.

Он, заметив что я потерял всякий интерес к еде, слегка наклонился в мою сторону и негромко сказал:

- Павел Иванович, вы не против немного отдохнуть после завтрака, где-нибудь час, полтора? А затем мы с вами прогуляемся по дому.

- Как скажете, Семен Борисович, - ответил я, полагая, что сразу же приступать к намеченным ранее мною действиям сейчас уже бессмысленно.

- Вот и хорошо, - удовлетворенно сказал Ландау и поднялся со стула. -  Большое спасибо за завтрак. Все свободны, - тоном генерала, спешащего на предовую, произнес он...

культура искусство литература проза роман
Твитнуть
Facebook Share
Серф
Отправить жалобу
ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА