Глава 8
Выйдя в коридор, мы остановились. Ландау, стоя между Атоном и Александром, начал как-то неуверенно осматриваться по сторонам, он не мог определиться в какую сторону дома направиться. Видимо, решив переложить все это на мои плечи, он спросил:
- Куда направимся? С чего начнем?
Я немного подумал, озадаченный, казалось бы, простыми вопросами. С одной стороны, логика произошедшего с Ландау подсказывала, что необходимо последовательно восстановить обстоятельства произошедших событий, а с другой стороны, у меня не было желания метаться по всему дому и превращаться в завхоза, проводящего инвентаризацию.
«Возможно также, - подумал я, - алогичность моего поведения будет воспринята преступником, или преступниками, если таковые были, как непрофессионализм, легкомыслие и формальное отношение к делу, порученному мне».
- Мы находимся рядом с лестницей, где с вами произошли некоторые события, - сказал я. - Вот, давайте, с них и начнем.
Ландау кивнул и направился в сторону своего кабинета…
Мы снова остановились, только теперь уже около перил лестничного проема. Ландау оперся о перила и осторожно глянул вниз, как бы предвосхищая процедуру исследования произошедших с ним событий. Но я решил не идти у него на поводу:
- Семен Борисович, давайте начнем с вашего падения на лестнице, - предложил я.
Ландау снова молча кивнул, и осторожно спустился до середины лестницы, где она делала поворот, словно боялся, что лужица оливкового масла все еще на том же месте.
- Вот здесь, - глядя себе под ноги, сказал он.
Я спустился вниз и присоединился к Ландау, чтобы осмотреться. К сожалению, Ландау, пользуясь языком живописцев, загораживал всю перспективу.
- Семен Борисович, не могли бы вы вернуться к Антону и Александру, - попросил я.
Ландау поднялся наверх, а я встал на его место.
Место, где когда-то было разлито масло, действительно оказалось интересным и будило фантазию у лиц, страдающих паранойей. Если сопоставить месторасположение, где когда-то было разлито масло, рост Ландау, манеру его походки, а также, подмеченное мной ранее, его стремление ходить по середине лестницы, а не с краю, опираясь на перила, то выходило, что при падении на спину, его затылок неминуемо соприкоснулся бы с металлическими уголками, окоймлявшими края верхних ступенек. А как известно, затылочные кости черепа наиболее тонкие. Я присел на ступеньку, чтобы увидеть и сопоставить возможное место, где нога Ландау могла зацепиться за нижний край перил, пригнулся и между балясинами, с нижней части перил, увидел какой-то волосок розового цвета из синтетики.
- Семен Борисович, вы носите шлепанцы розового цвета? - спросил я, развернувшись к Ландау.
- Нет, но в тот день на мне были тапочки розового цвета, - ответил он и спросил: - Как вы узнали?
Я встал на колени и вытащил застрявший в заусенцах дерева перил волосок. Затем я поднялся наверх и продемонстрировал волосок, отвечая таким образом Ландау.
- Надо же, - смотря на волосок, произнес Ландау.
- А почему в тот день вы были в таких тапочках? - спросил я.
Лицо Ландау пошло красными пятнами и он засмущался:
- Я в тот день был несколько рассеяным, - не глядя на меня, продолжая смущаться, ответил он. - Э-э-э, утром я пошел в душ и не заметил, что не снял тапочки. Они промокли. Другой пары у меня нет - не люблю ничего лишнего, - произнес он неохотно и искоса посмотрел на меня.
- Тогда откуда же взялись тапочки розового цвета? - снова спросил я, желая получить ответ.
- Мне Андрей принес, свои, - скупо, с трудом выталкивая слова, ответил Ландау.
Я демонстративно опустил взгляд и посмотрел на его ноги, на которых красовались стоптанные засаленные тапочки темно-коричневого цвета, скорее всего, сорок четвертого или сорок пятого размера.
- У дворецкого, кажется, размер ноги несколько мелковат, - констатировал я.
- Да, его тапочки мне маловаты, - притопывая левой ногой, произнес Ландау. - Но, видити ли, я не могу ходить без тапочек. Мне без них не комфортно! - почему-то начиная злиться, высказался он.
- Не комфортно, значит не комфортно, - согласился я с Ландау и сделал шаг к перилам, ограждающим проем. - Как я понял, вы именно с этого места упали вниз? - спросил я, хлопнув рукой по огражданию.
Ландау, не отвечая, еще раз опасливо глянул вниз, где под нами располагалось начало или, если кому-то это хочется видеть по другому, конец лестницы.
- Если вы помните, Семен Борисович, не могли бы вы показать место, где стоял дворецкий? - попросил я Ландау.
- Андрей не стоял, а поднимался по лестнице, - хмуро уточнил Ландау и сделал движение, чтобы спуститься вниз.
- Может быть, на это место встанет Антон или Александр? - предложил я, удерживая Ландау рукой.
- Хорошо, - согласился Ландау и обратился к Александру: - Саша, будь добр, спустись вниз и встань на первых ступеньках лестницы у перил, с левой стороны.
Александр спустился вниз, встал под нами, поднял голову вверх и спросил:
- Здесь?
- Да, здесь, - согласился с ним Ландау и посмотрел на меня. - Что дальше? - задал он самый популярный вопрос последнего времени.
- Позвольте, - сказал я, немного отодвинул Ландау в сторону, встал на его место и перегнулся через перила. Я представил себя на месте Ландау, как переваливаюсь через перила, падаю вниз. По всему выходило, что он должен был бы, по меньшей мере, свернуть себе шею, если бы на месте падения не оказался дворецкий. Да, о возможных последствиях такого падения, мне просто не хотелось думать.
- Нда, - задумчиво, произнес я, - Семен Борисович, вы еще хорошо отделались.
Ландау, услышав мои слова, еще больше нахмурился, его лицо вытянулось:
- Что дальше? – снова спросил он.
- Я думаю, нам надо поставить небольшой эксперимент, - ответил я, перегнулся через перила и обратился к телохранителю:
- Александр, останьтесь, пожалуйста, на том же месте.
Телохранитель посмотрел сначала на меня, затем на Ландау, стоявшего рядом со мной, и улыбнулся той же улыбкой, что демонтрировал мне при знакомстве:
- Хорошо, - произнес он и принял вольную позу, опираясь локтями на перила.
- Антон, - обращаясь ко второму секьюрити, сказал я, - не могли бы вы снять свою обувь и как можно тише, но при этом быстро, спуститься вниз по другой ближайшей лестнице.
- Семен Борисович? – демонстративно игнорируя мою просьбу, обратился Антон к Ландау.
- Делай, что говорит Павел Иванович, - сказал Ландау и искоса посмотрел на меня.
Антон пожал плечами, снял ботинки, ссутулился, слегка согнул ноги в коленях и почти бесшумно быстрым перекатывающимся шагом ушел. Я посмотрел на часы и засек время.
Мы с Ландау остались у перил и смотрели, то вниз, на скучающего Александра, то на стеклянные двери на первом этаже, видимые нам отсюда, через которые открывался вид на зеленые насаждения зимнего сада.
Соскучиться мы так и не успели: откуда-то сбоку возник Антон, встал рядом с Александром, а затем посмотрел на нас вверх.
Я поднес часы к глазам. Антону потребовалось всего три минуты, чтобы добраться до места падения Ландау. «Что мне это дает? – подумал я. – Да, ничего, - отвечая самому себе, размышлял я далее. – Это слишком маленький промежуток времени для сопоставления и противопоставления данных, которые, кстати, мне еще только предстоит узнать у прислуги. А они мне расскажут? - задал я для себя риторический вопрос, с горькой иронией понимая, что и эта часть моего дела, может оказаться пустым времяпрепровождением».
- Ну, что ж, - выбрав более позитивный тон для общения с окружающими, проговорил я. - Здесь все более или менен понятно. Давайте, тогда пройдем в сад, - произнес я и приглашающим жесто предложил Ландау спуститься вниз.
Мы спустились в холл и оказались перед высокими двустворчатыми дверями, ведущими в зимний сад. Ландау открыл дверь и, в свою очередь, приглашающим жестом предложил следовать за ним.
За дверями оказались дорожки, ведущие в разные стороны. Одна из них, петляя между кустарниками и цветами, вела куда-то в центр этого сада. С того места, где я стоял было видно какое-то деревце метра два высотой.
- Это зимний сад? - уточнил я у Ландау.
- Да, - ответил он. - Вы не представляете скольких средств мне стоит его содержать, но он того стоит. - Ландау подняд руку и указал вверх, где виднелись массивные металлические дуги. - На зиму мы закрываем его стеклянной крышей, а сейчас она раздвинута.
Мы пошли по дорожке, ведущей в центр, и вскоре увидели Антонину Петровну, обрабатывающую землю в клумбе с какими-то цветами пурпурного цвета.
- Давайте, не будем мешать, - увидев свою экономку, предложил Ландау. - Антонина Петровна не любит, когда ее тревожат... Знаете, она просто боготворит этот сад. То, что он в таком прекрасном состоянии - ее заслуга, - с теплотой в голосе пояснил он, и свернул на боковую дорожку ближайшего перекрестка.
Петляя, мы ненадолго останавливались, то у какой-нибудь клумбы с цветами, то у кустарников, о которых Ландау мне пытался что-то рассказать. Но его познания не шли дальше определения мест естественного произростания, демонстрируемых мне растений, и их названий, которые, кстати, я мог и сам прочитать на табличках, воткнутых в землю рядом с растениями.
Наконец, мы пришли к тому месту, к которому стремились, и оказались в западой части сада, поскольку солнце приближалось к полуденному апогею и освещало нас с левой стороны, то есть с юга...
Зимний сад дома Ландау был красив, но место, куда мы пришли было еще более удивительным. Мне стало понятным, почему Ландау нравилось здесь. Эта часть сада настраивала вас на созерцание, поиск гармонии в себе и с окружающим тебя миром. Оно настраивало на отдых и одновременно на работу мысли. Оно, казалось, совмещало в себе несовместимое - расслабление тела и напряженную работу духа...
Напротив скамейки действительно располагался фонтанчик, созданный, по-другому я не могу сказать, в виде маленького водопада, низвергающего свою воду в бассейн по каменным уступам. Вода неторопливо стекала вниз, и до нас доносилось тихое журчание воды, словно это была музыка, призывающая к умиротворению и рассслаблению. В небольшом бассейне плавали кувшинки, лениво колыхаясь на маленьких волнах, возникающих от водопада. Из воды бассейна также выглядывали мокрые спины камней, на которые набегали волны. Рядом с фонтаном и басейном кружили узкие дорожки, посыпанные мелкой белой галькой, а вдоль них росла трава и стояли кадки с карликовыми деревцами.
- Давайте, присядем, - приглушенно, предложил Ландау.
Мы сели на скамейку. Ландау, видимо по-привычке, откинулся на спинку и закрыл глаза, но тут же открыл их, вспомнив, что пришел сюда не за вдохновением, а по другим не очень приятным причинам.
Мне тоже, как и Ландау, хотелось расслабиться. Но всему есть не только место, но и время. Времени на позитивное отношение к миру и его побочным продуктам - человеческим делам, не было. Я с сожалем вздохнул. Ландау искоса с пониманием посмотрел на меня.
- Вам тоже нравится здесь? - скорее констатировал, а не спросил он.
- Да, - ответил я. - Вы счастливый человек, Семен Борисович. У вас есть место, ради которого стоило построить этот дом, - впадая в откровенность, продолжил я.
- Да, я тоже так иногда думаю, Павел Иванович, - задумиво проговорил Ландау. - Знаете, когда я нахожусь здесь, у меня всегда возникают новые, подчас, нестандартные идеи. Но вот работать здесь я не могу. Пробовал - не получается! Каждый раз это превращается в муку. Я не могу сконцентрироваться на отдельных мыслях, развить их. Это место как магнитофон, который одновременно записывает и стирает твои идеи. А иногда мысли сворачиваются в клубок, из которого торчат их отдельные ниточки. Начинаешь дергать за них, и все распадается и разрушается.
- Ладно, Семен Борисович, - сказал я, снова вздохнул и, откинувшись на спинку скамейки, посмотрел вверх. - Давайте поднимемся и посмотрим на это злосчастное место.
Мы поднялись со скамейки одовременно. Ландау выдвинулся вперед и пошел первым. Когда мы оказались недалеко от клумбы, где священнодействовала Антонина Петровна, шаг Ландау стал тише, а в его взгляде снова появилась теплота. В этот момент мне подумалось, что Ландау, называя окружающих его людей «домочадцами», не пытается искусственно создать видимость почти семейных отношений, не играет чувствами людей. Он на самом деле испытывает к ним симпатию и даже теплоту. Но его отношение к окружающим больше похоже на непререкаемую власть эгоистичного отца семейства, который в порыве чувств, осознанно или неосозанно, способен причинить боль или, наоборот, быть чутким к чужим проблемам.
- Не будем мешать, - почти шепотом, произнес Ландау и свернул на боковую дорожку, огибающую по дуге место трудов Антонины Петровны.
Оказавшись в холле, Ландау вздохнул, улыбнулся мне улыбкой, в которой промелькнуло сожаление и легкая печаль. Может быть, в это время он думал о своих детях, бывшей жене Людмиле, которых не было рядом уже много лет, но, которые, скорее всего, мысленно постоянно находятся где-то рядом...
Лжет тот, кто говорит, что развод не влияет на чувства и судьбы людей. Это не так. Распад семьи - это всегда трагедия, порой, навсегда испепеляющая души и сердца, уничтажающая и уродующая сознание, если, конечно, брак и семья не форма деловых отношений в кровати и за кухонным столом...
- Семен Борисович, может быть, заодно вы ознакомите меня с помещениями первого этажа? - обратился я к Ландау, пытаясь сбросить и с себя, накатившую, то ли грусть, то ли печаль.
- Хорошо. Это даже лучше, - согласился со мной Ландау, и направился в открытые двери столовой. - Здесь мы уже были, - пояснил он, - а вот дальше, через дальнюю от нас дверь, находится кухня, а там проход в помещения, где живут ребята и девочки. А вот эта боковая дверь ведет в праллельный коридор крыла где, как я уже сказал, обитают мои люди, - он указал на незамеченную мной ранее дверь, почти неразличимую на фоне стен столовой, если бы не массивная дверная ручка и скважина замка.
Я подошел к неприметной двери, открыл ее и прошел в коридор. С левой стороны коридор образовывал тупик, упирающийся в основание лестницы, с которой мы спустились со второго этажа, а с правой уходил вдаль, где терялся за поворотом. В коридоре не было окон и только одна дверь справа.
- Та дверь ведет на кухню? - уточнил я, указывая на нее рукой.
- Вы правы, Павел Иванович, - ответил Ландау и улыбнулся. В его улыбке промелькнуло озорство и легкая робость подростка. - Давайте осмотрим кухню сейчас, пока Антонина Петровна отсутствует. Она ревниво относится к своим владениям, - пояснил он.
Ландау пошел вперед, открыл дверь и, кивком головы, предложил следовать за ним. Мы всей компанией ввалились в кухню, но притормозили недалеко от входа - видимо, авторитет экономки был настолько высок, что действовал на всех обитателей дома без исключения.
По моим представлениям, то есть представлениям кухонного дилетанта, чья фантазия не распространяется дальше полуфабрикатов, жареного картофеля и яичницы, размеры кухни были слишком большими, изобиловали различными приборами и устройствами. Предназначение некоторых агрегатов мне было неизвестно. Из всего увиденного я смог определить только большие холодильники и морозильники, газовые и электрические плиты, да настоящую дровяную печь в углу.
Посреди кухни размещался длинный стол, на котором стояли и лежали кастрюли, баночки, ножи и что-то другое, что облегчает священнодействие человека во время творчества, а не банального приготовления еды. Над столом на кронштейнах висела другая посуда, разгоняя своим сиянием остатки теней, что могли бы притаиться от света, проникающего из зимнего сада через окна.
С левой стороны от трех окон виднелась, закрытая сейчас, дверь, ведущая в зимний сад, а также сушильный шкаф, с открытыми сейчас дверцами. В шкафу на веревочках висела какая-то засушенная трава.
Рядом с сушильным шкафон, нарушая порядок и гармонию, была еще одна дверь, открытая сечас. Она вела, как я видел, в чулан или кладовку, с разложенными и развешанными там инструментами, необходимыми каждому рачительному хозяину или работнику. Теперь я точно знал, кто в доме вкручивает лампочки, орудует отвертками и пассатижами, пилит и рубит дрова.
Увидев все это, я непроизвольно скосил взгляд на трех мужиков, которые, судя по виду, не страдали измождением, хроническими болезнями и инвалидностью.
Мой взгляд был замечен. Выражение лиц Антона и Александра окаменело, губы поджались, а мимолетный взгляд, брошенный на меня, таил обиду и смущение. Ландау же, напротив, ехидно захихикал и произнес:
- Сколько я с ней боролся, Павел Иванович, сколько спорил - ничего не помогает. Не женщина - кремень!
- А в меня однажды клещами засветила, - пожаловался Александр и вздохнул. - Мы, поэтому, стараемся кухню обходить стороной.
- У-у-у, - выдыхая и куда-то смотря, произнес Ландау.
Я проследил за его взглядом и увидел за окном лицо Антонины Петровны. Ее глаза не предвещали ничего хорошего, в них горело пламя дровяной печи, отягощенное синевой газовой горелки.
- Я думаю, нам пора, - быстро, с профессиональным опытом математика, сделал вывод Ландау и, как-то боком, проскальзывая в дверь обратно в коридор.
Мы последовали примеру хозяина дома, вышли и закрыли за собой дверь.
- Пойдемте, - предложил Ландау и, не смотря на нас, устремился вперед.
Миновав поворот коридора, мы вышли в другой, в котором, по уже понятным мне архитектурным особенностям дома, справа размещались окна, выходящие в зимний сад, а с левой располагались двери в какие-то помещения. Интерьер коридора отличался от виденного мной ранее. Здесь не было сурового средневекового романтизма. Коридор был отделан в современном и, я бы даже сказал, деловом стиле.
Ландау остановился и указал рукой в дальний правый конец коридора:
- Там, Павел Иванович, дверь, ведущая в прихожую, - мы там были, - пояснил он, - А этот, - Ландау кивнул в левую сторону, - ведет к лифту и лестнице на второй этаж противоположного от моих комнат крыла. Эти двери, как наверное, догадываетесь, ведут в комнаты мальчиков и девочек, и... Антонины Петровны.
- А где проживает ваш начальник охраны? - уточняя диспозицию местного населения, спросил я.
- Николай Иванович проживает на вором этаже, над нами. Там, также расположены тренажерный и спортивный зал, а также другие гостевые комнаты, - ответил Ландау, и с ожиданием посмотрел на меня.
- А что находится в противоположном крыле на первом этаже? Как туда пройти? - спросил я.
- Да, я совсем забыл о другом крыле, - ответил Ландау. - Там, Павел Иванович, у меня находится небольшая картинная галерея и что-то, типо, краеведческого музея, а также, - на лице Ландау появлось мечтательное выражение, - моя комната отдыха и мастерская с рыболовными снастями. Там же, кстати, находится выход к речке, о котором я вам рассказывал. Направимся туда? - спросил он, и в его голосе прозвучала надежда.
- Давайте это оставим на потом, - ответил я. - Но вы мне так и не сказали: как туда пройти?
- Да, действительно, - ответил Ландау. - Туда можно попасть, пройдя через зимний сад, или в дверь с противоположной стороны прихожей. Но это, если идти через первый этаж. Если через второй, то в противоположном крыле есть лестница. Я ей в основном пользуюсь, когда отправляюсь рыбачить.
- Ага, понятно, - мысленно пытаясь представить уже известную мне часть схемы дома, проговорил я и предложил: - Что ж, давайте теперь поднимемся на крышу?
Ландау кивнул и направился к леснице. Эта лестница, в отличии от той, что вела в холл, была с прямыми маршами.
Мы поднялись. Ландау снова остановился и пояснил, указывая рукой:
- Вот комнаты Николая Ивановича и другие помещения. Пойдемте, нам нужно пройти в конец коридора. Там как раз и расположна лестница, что ведет на крышу.
Мы прошли по коридору. Дизайн окружающей обстановки не отличался от виденного ранее мной, за исключением рыцарских доспехов, которые, чередуясь, были то белого цвета, то блестели начищенной хромированной поверхностью словно автомобили в автосалоне...
