“Do you never laugh, miss Eyre?”
C.Brontё, “Jane Eyre”
В списке «200 лучших книг по версии BBC» 10-ое и 12-ое места занимают соответственно романы Шарлотты Бронте «Джен Эйр» и Эмили Бронте «Грозовой перевал». Трио сестер Бронте, прославившихся своими романами и поэтическими произведениями, открыло всему миру гипнотическое очарование вересковых пустошей и некрасивых героинь, которые своей внешности предпочитают характер. Творчество и биография этих трех непохожих друг на друга писательниц, всю жизнь боровшихся за право писать, преодолевавших условности буржуазного общества и страшный недуг, типичный для того времени, в итоге сведший в могилу всю семью – пять сестер и брата, продолжает волновать читателей и художников всего мира, побуждая экранизировать их романы и создавать оригинальные произведения. Негласным лидером этой триады, как известно, была Шарлотта Бронте, чей роман «Джен Эйр» и сопутствующий ему невероятный успех проложил дорогу публикациям сестер и сделал трех молодых поэтесс известными.
«Джен Эйр» - не только один из самых популярных романов в истории мировой литературы, но и самый часто экранизируемый. Первая его киноверсия была сделана в 1910 г., последняя в 2011 г. – а это период, охватывающий целое столетие! Всего существует более 20 экранизаций «Джен Эйр» по всему миру, есть даже бразильская и индийская версии. Только русской нет, увы… Среди них пять самых известных, по старшинству: реж. Р.Стивенсон, в главных ролях Джоан Фонтейн, Орсон Уэллс (США, 1943 г.); реж. Д.Эмис, Джен - Зила Кларк, Рочестер - Тимоти Далтон (Великобритания, 1983); реж. Ф.Дзеффирелли, в ролях Джен и Рочестера Шарлотта Гейнсбург и Уильям Хёрт (Франция-Италия-Великобритания-США, 1996); реж. С.Уайт, в ролях Рут Уилсон, Тоби Стивенс (Великобритания, 2006); реж. К.Фукунага, в главных ролях Миа Васиковска, Майкл Фассбиндер (Великобритания-США, 2011 г.). С нашей точки зрения, самыми лучшими среди них будут, несомненно, лидирующий по всем показателям мини-сериал 1983 г. и последняя на сегодняшний день экранизация романа.
Практически у каждого из римейков, неизменно отражающих авторское восприятия романа, а значит, являющихся произведениями вторичными, есть свои преимущества и свои недостатки. Самый типичный недостаток (или, быть может, это преимущество?) кинофильма – жанр сугубо любовной мелодрамы. То, что «Джен Эйр» не любовный роман и ну никак не может быть поставлен в один ряд с «женскими» романами Митчелл, Рипли, Остин, Маккалоу и пр. совершенно очевидно. Проза сестер Бронте жесткая, рельефная, особенно у Эмили, чей «Грозовой перевал» написан в типично «мужском» стиле. Шарлотта мягче и проще. Стиль сестер Бронте созвучен скорее манере Этель Лилиан Войнич или Димфны Кьюсак…
Но и сам роман «Джен Эйр», как и его экранизации, при всех его неоспоримых достоинствах не лишен недостатков. Исследователи разных лет находили в нем свои минусы. Так, например, в русскоязычном издании романа 1957 г. в статье А.Ромма «Шарлота Бронте и ее роман “Джен Эйр”» автор выступает против «искусственных приемов», снижающих идейный и художественный уровень романа и находящихся в резком противоречии со всей системой его художественных образов[1], к коим относятся развитая интуиция Джен, ее покорность воле свыше, мистические эпизоды и пр. Автор статьи определяет это как «ограниченность позиции писательницы». Но рецензент сам попадается в ту яму, которую он образно «вырыл» для Бронте – понятно, что и его ограниченность позиции так же «исторически обусловлена», ибо как раз душевное наитие Джен является ее основной чертой, резко отличающей героиню Ш.Бронте от окружающих. Джен, по ее собственным словам, не бездушная машина-автомат, она человек с натурой, тонко чувствующей душу другого человека – отсюда ее невероятные «умения» слышать голоса и пр. Все мистификации, мало того что они еще и в стиле готического романа, но и более чем уместны здесь, так как живописуют идейную позицию Бронте, христианки, подобно своей героине прошедшей через жизненные страдания и укоренившейся в вере.
Действительно существенный и единственный минус романа – образ, ставший его плюсом, – образ Рочестера, который своей идеализацией с улыбкой намекает, что создан женскими руками. Это мужчина, увиденный глазами женщины, такой, какой ей хотелось бы, чтобы он существовал в природе. Шарлотта с трудом вышла замуж – не потому, что не было предложений (они были в достаточном количестве), а потому что – увы! – так и не встретила в жизни мужчину, которого придумала. Ее супруг, священник Артур Белл Николс, о котором она отзывалась как о человеке с узостью мышления, непреднамеренно свел ее в могилу через год после свадьбы, видимо, просто по недосмотру, - так Шарлотта, изменив себе, все же оказалась права. Только в этом ее судьба расходится с судьбой ее героини: она, в отличие от Джен, так и не достигла своей тихой гавани.
Поскольку любителей поэкспериментировать с романом находилось достаточно (о чем пара слов ниже), сожалею, что никто из современных писателей не ухватился за такую идею: описать события романа из уст Рочестера, давая им его оценку, которая наверняка будет расходиться с оценкой героини. Эдакий мидквел «Эдвард Рочестер» - роман, параллельный роману «Джен Эйр» (потому что приквел романа и, думаю, даже сиквел уже были). В самом произведении Ш.Бронте есть за что ухватиться, будто она сама создала для этого предпосылки. В эпизоде, когда Джен возвращается в Торнфилд от скончавшейся тети Рид, она видит Рочестера, что-то увлеченно пишущего в блокнот. Позже он рассказывает Адель, что описывал свою историю: «Я устал от работы и, присев отдохнуть на каменную ступеньку, вынул записную книжку и карандаш и начал писать. Я писал об одном несчастье, которое случилось со мной давным-давно, и о том, как бы мне хотелось, чтобы для меня настали счастливые дни»… Может быть тогда образ Рочестера стал бы более реальным. Хотя, как показывает практика, подобные литературные эксперименты отличаются низким качеством и уж точно никак не могут конкурировать с оригиналом.
Если к фигуре Рочестера есть вопросы, то к образу Джен их нет. Это персонаж-автобиография, героиня вне времени и пространства, ставшая отправной точкой для многих последующих женских литературных типов. Задача Ш.Бронте в романе - преодолеть страстность своей героини (как и героя), ее гневливость, невыдержанность характера, доминирование чувства над разумом и довести ее до вершин смирения. Той Джен, с которой читатель знакомится в первой главе романа, больше не существует, когда Джен выходит из стен Лоувуда - из бунтарки она превращается в человека, удивившего Сент-Джона Риверса, в идеальную жену миссионера, которой, как ни парадоксально, и становится, посвятив себя Рочестеру. Ибо к «миссионерству любви» Джен приходит через падение и череду искупительных «страстей».
«Падение» Джен Эйр начинается с того момента, как она сотворила себе кумира в лице Рочестера – в романе это написано ясно: «Мой будущий муж становился для меня всей вселенной и даже больше – чуть ли не надеждой на райское блаженство. Он стоял между мной и моей верой, как облако, заслоняющее от человека солнце. В те дни я не видела Бога за его созданием, ибо из этого создания я сотворила себе кумир». А значит, по христианским догмам, за этим следует страдание как искупление греха. Страдает Джен, страдает Рочестер, причем муки Рочестера (как и положено, физические и душевные) наконец-то уравнивают его с Джен, делая ее сильней, а его – зависимым от нее.
Многие режиссеры увлекаются подобной патетикой страстей и придают действию несколько гиперэмоциональный окрас, которого нет у Бронте. В частности, Франко Дзеффирелли как режиссер любит рвать страсти в клочья, поэтому он вводит в свою «Джен Эйр» несколько аффективных сцен, например, эпизод обрезания волос в Лоувуде. Многие современные актрисы, создавшие образы Джен, начинают активизировать свою героиню, инициировать ее поступки, боясь, вероятно, как бы не вышла «серая мышка», безликая и незапоминающаяся – а кому из зрителей нынче такая интересна? Поэтому я всецело поддерживаю игру Зилы Кларк, которая ровна и спокойна даже в самых неистовых своих поступках. Лоувуд приучил Джен к рационализму, даже сам тон повествования от лица героини в романе весьма бесстрастен – Шарлотта Бронте умело избегает чрезмерного мелодраматизма. А что же Рочестер, этот мифологический Вулкан, байронический страдалец, дышащий огнем своих вожделений? Уж он-то, казалось бы, должен дать полную волю своим страстям! Однако (по тексту выходит так) желание Рочестера соединиться с Джен также сугубо рационалистично: он давно выносил идею повторной женитьбы и долгие годы высматривал подходящую «жертву» своего искупления. Он мечтает лишь о спасении, а Джен для него – спасение. Даже самые страстные его монологи после расстроенной свадьбы – это вопль отчаяния от осознания ускользающей надежды на спасение, которого он так долго ждал. Как Лоувуд поломал страстность натуры Джен, пустив ее в другое русло – русло сильного характера, умеющего контролировать ситуацию, так пожар в Торнфилдхолле умерил страстность Рочестера, смирил его и облагородил, сделав в финале романа глубоко верующим человеком. Обстоятельства и место, среда формирует и правит человеческую натуру – таков постулат реализма. И Шарлотта Бронте умело, даже можно сказать – изящно балансирует на грани реализма и романтизма.
Написанный в 1847 году (как и «Грозовой перевал» Эмили, как и «Агнес Грей» Энн), через пятнадцать лет после появления на сцене первого романтического балета «Сильфида», роман «Джен Эйр» действительно хранит в себе много черт эпохи романтизма. И это касается не только жанра готического романа, образов замка, скрывающего страшную тайну, байронического героя и т.п. – прежде всего это касается образа главной героини. Подобно героиням романтических балетов, «Сильфиды» и «Жизели», Джен Эйр искупает прегрешения своего избранника собственными страданиями. Отсюда сильная христианская линия в романе – чего, кстати, предпочитали не замечать (и понятно почему) издатели «Джен Эйр» в советской России, сделав из книги эдакую «Хижину дяди Тома», а из Шарлотты Бронте – борца за социальное равенство. Но думается, что Бронте была скорее борцом за творчество, нежели политическим глашатаем.
Несправедливо обойден вниманием еще один герой романа второго плана - Сент-Джон Риверс, который традиционно антипатичен и героине, и читателю, и даже автор его недолюбливает. Но это, пожалуй, единственный реалистический персонаж этого произведения: если образ Рочестера заимствован из романтической литературы, то фигура Сент-Джона целиком принадлежит реализму. Если кто и протестует против современного героям и Бронте общества, так это он – разочаровавшийся, не принимающий безбожную действительность, уверовавший в недостижимость счастья в этом самом обществе. Эскапизм Сент-Джона отнюдь не бегство от действительности в неведомые далекие страны («Сюда я больше не ездок! Карету мне, карету!»), но совершенно сознательное, разумно принятое решение о невозможности изменить что-либо в социальном устое. Безропотно переносящий тяготы жизни священника уездного городка, Сент-Джон – единственный достойный уважения мужской персонаж не из «мира сказок».
Типично кинематографический ход применили авторы экранизации 2011 года – началом картины стала ее кульминация, побег из Торнфилдхолла, а все последующее действо предстает как воспоминания Джен, живущей у Риверсов. Режиссеры разных времен то безбожно сокращали роман, как это было в двухчасовой голливудской версии 1943 г., то, оставляя первенство за литературным первоисточником, подчинялись его ритму и сюжетообразованию, кропотливо выстраивая многосерийный телевизионный фильм - например, уже упоминавшийся здесь мини-сериал с Зилой Кларк и Тимоти Далтоном, блестяще сыгравшим Рочестера. В этой телевизионной версии присутствует интересный прием - все съемки на природе были кинематографическими, в помещении же телевизионными, что придало сюжету романа ярко обозначенный контекст: мир Джен замкнут в пространстве Дома, будь то поместье Ридов, пансион Лоувуд, Торнфилдхолл или усадьба Риверсов Мурхауз. Джен, подобно фее, эльфу, сильфиде, как называет ее Рочестер, то есть существу из мира фантазии, действительно не выходит из своего мира в мир внешний и знает о нем лишь по рассказам Рочестера, в отличие от нее исколесившего весь свет. Вот эти два мира и показаны чисто технически в сериале. В телевизионной съемке коренится еще и близость театральной постановке, что не только укрупняет игру актеров, но и соответствует высокой литературе, образу «шекспировского театра» и придает многосерийному действу камерность, театральность. Более поздние киноверсии уже вовсю пользуются и монтажом, и музыкальным планом, и цветописью, как это было в постановке с Миа Васиковска в роли Джен, исполнение которой невозможно не отметить. Центральный цветовой тон фильма – серый, чисто колористически создаются впечатления промозглого сырого утра, старого замка, запыленных гобеленов и консервативных вековых отношений. Важное место занимает и работа композитора: в вышеупомянутом фильме это настроенческая музыка Дарио Марианелли, такая же прозрачно-серая, как и английское утро. Нельзя обойти вниманием также композиции Джона Уильямса в очередной англо-американской версии 1970 г. (реж. Д.Манн, в главной роли Сюзанна Йорк). Д.Уильямс фигура архи-известная, он не только автор запоминающихся музыкальных тем к фильму «Список Шиндлера» (этюд «Колыбельная для ангела») и саге «Гарри Поттер», но и музыки для голливудской комедии с Одри Хепберн «Как украсть миллион» и многих др.
На протяжении почти всего романа идет дождь – читая, будто ощущаешь эту влажность, сырость, нетеплоту, монотонность. С дождя роман начинается, на дождь, сидя на подоконнике, смотрит из гостиной Ридов маленькая Джен, в дождь она скитается после бегства из Торнфилда, под дождем приезжает в последнее пристанище Рочестера – Ферндин… Можно вспомнить название романа Эмили Бронте «Грозовой перевал», продолжая тему дождя в творчестве сестер Бронте. Именно дождь, укрывая пеленой тумана, размывая черты вполне земных объектов и превращая их в образы из английских сказок, создает ту атмосферу идиллического романтизма, которая так близка Рочестеру и понятна Джен.
Сильфида английского реализма - это и героиня романа Шарлотты Бронте, и сама Шарлотта Бронте, и непосредственно роман, который среди прочей английской реалистической литературы середины XIX века действительно был и остается неземным легкокрылым эльфом, несущим надежду и просветление.
«Джен Эйр» - вечный роман, произведение, которое еще неоднократно будет эксплуатироваться разными видами искусства (не только кинематографом). В 1966 г. Джин Рис написала приквел о Рочестере и Берте-Антуанетте («Безбрежное Саргассово море»), одной из самых известных вариаций на тему является «Ребекка» Дафны Дюморье. И, конечно, еще не раз режиссеры замахнутся на Шарлоту Бронте. Которая страстно мечтала «стать известной в веках», а скончалась от чахотки, смирявшей ее страсти на протяжении всей ее недолгой и не очень счастливой жизни.
Ольга Шкарпеткина
На иллюстрации: Джон Хантер Томпсон. Портрет Шарлотты Бронте (фрагмент), ок. 1839 г.
[1] Ромм А. Шарлотта Бронте и ее роман «Джен Эйр» // Бронте Ш. Джен Эйр. – Минск, 1957. – С. 522.
