- Вы…. поможете мне? – раздалось за моей спиной….
Я не обратил внимания на этот возглас, не осознавая даже, мужчина это или женщина и продолжал идти дальше. Сегодня и сейчас, впрочем, как и неделю назад, я перестал обращать внимание на окружающую меня жизнь. Вокруг был город, в котором жили люди, а по шоссе проносились машины, управляемые другими людьми. Они существовали в этом мире, потому что были наделены смыслом или, по крайней мере, тем, что принимали за смысл жизни….
Смысл – это главное, что должно быть в жизни человека. Без смысла жизнь превращается в бесконечный набор эпизодов, отрезков бытия, которые не образуют смысл существования конкретного человека. Они как части развалившейся мозаики, которые сколько не складывай, не могут открыть и показать гармонию на полотне художника, в котором есть то, что обязано быть – перспектива.
Так и мы, люди, теряя перспективу, становимся равнодушными к жизни. Зачем стремиться к чему-то, если результаты стремлений не продвигают тебя вперёд, не приносят радости самоутверждения, не открывают что-то новое на этом конкретном этапе жизненного пути?..
Незачем!..
Но может быть я слишком категоричен в своих суждениях?..
Может быть.…
К сожалению, жизнь действительно может быть устроена по-другому. Ну, например, превратиться в один и тот же эпизод – клип, бесконечно прокручиваемый всю жизнь. Здесь главное, иногда добавлять несколько новых кадров или, наоборот, убирать несколько старых, чуть смещающих акцент восприятия клипа. И тогда старый эпизод можно видеть по-новому, потому что в клипе всегда присутствует «двадцать пятый кадр», внушающий благолепие и спокойствие….
- Вы поможете мне? – снова раздалось за моей спиной….
Я ускорил шаг, ввинчиваясь в толпу, и, одновременно, ощущая не сопричастность с «круговоротом» людей. Это людское море было не моим. И «разрезая волны» десятков человек, я ничего не оставлял себе от соприкосновения с ними. Я был словно сгусток маленького пятна мазута – клякса инородного тела в море людей….
Мне не нужны были Они и, тем более, их мысли, стремления, эмоции. Я не хотел «пачкаться» ими, заражать лишними «бациллами» уже и так хронически больную душу….
А если в этой толпе ты встретишь не болезнь, а лекарство?..
Я усмехнулся.
«Ты всё ещё пытаешься сгладить противоречия и кризис своего убогого сознания?» - мысленно спросил я самого себя….
Всё правильно, наш мозг стремится к балансу. Он противится болезням телесным и духовным. Он тот, кто выдвигает гипотезы, пусть не всегда логичные, но всегда зовущие к надежде….
- Вы поможете мне?..
Этот вопрос за спиной…. Как он меня достал!..
А может этот вопрос звучит внутри меня? И мне только кажется, что какой-то посторонний человек навязался мне в неприятные попутчики? А на самом деле это я спрашиваю самого себя, не различая явь и сон сознания?..
«А может наконец-то я сошёл с ума?!» - пронеслась в моей голове неприятная, но радостная мысль….
Вопросы, вопросы, вопросы…. Чем дальше я иду, тем больше накапливается вопросов, и тем настойчивей и неотвязней звучит: «Вы поможете мне?»…
Но почему бы мне просто не обернуться, чтобы выяснить всё и сразу?..
Нет! Человек так не устроен. Он не может пройти прямой дорогой к цели. Лом, как указатель компаса, неприемлем для прохождения сквозь стены, потому что следом за разрушенной стеной всегда возникает новая стена, реальная или мифическая – неважно. И от этого нам становится больно.
Боль – это двигатель развития человека. Боль позволяет осознать краски, запахи и другие ощущения окружающего мира, потому что наш эгоцентризм сдаётся под давлением пальпирующей нас боли и, врывающегося вместе с ней, окружающего мира….
Но я не чувствую боли! Это страшно. Это означает, что Я и Он бесконечно далеки друг от друга. Это означает, что здесь и сейчас я иду по дороге, которая в реальности не существует для меня. Это означает, что и я нереален для окружающего мира – у нас нет сопричастности, порождающей совместную физико-химическую и духовную реакцию наших сущностей….
- Вы поможете мне? – в который раз прозвучало за моей спиной.
Но почему-то именно сейчас мне показалось, что я «почувствовал» этот голос. Тихий, с лёгкой хрипотцой, в нём одновременно присутствовала «радуга» из множества «оттенков» звуков. Голос словно бы синтезировал в себе тенор, сопрано, альт и даже баритон. Волна звуков голоса прокатилась по мне как гамма по клавишам синтезатора. Но гамма была неправильной – не фальшивой, а именно неправильной.
Я хотел бежать дальше. Я не хотел слышать и принимать этот голос. Мне вообще не нужны были голоса.
Но бежать было некуда. Справа и слева от меня образовался плотный поток людей, в который невозможно было вклиниться. Можно было идти только вперёд и прямо. Но там тупик – щит автобусной остановки, который невозможно обойти.
На щите светилась реклама нечто эпохального, без чего наша жизнь просто невозможна. Без неё суть и смысл существования человека превращались во вселенское ничто. По рекламе, как надежда, пробегала строка: «Мы осуществим ваши мечты!»
Сейчас у меня была только одна мечта – уйти от этой Мечты. Но, увы, она была неосуществима.
Я остановился и развернулся в сторону голоса.
Передо мной стояла девочка-подросток небольшого роста. Она была одета в запачканный потёртый джинсовый костюм. На худом и слегка сутуловатом теле, джинсы и куртка выглядели мешковато и казались, велики ей. На вид девочке можно было дать лет пятнадцать-шестнадцать. Но может быть, она была и старше, поскольку обострившиеся черты лица и бледный цвет кожи не позволяли говорить о её возрасте более определённо….
Лёгкий летний ветерок, пробегавший время от времени вдоль проспекта, шевелил на голове девочки светлые, почти льняные волосы. Под действием ветерка волосы отрывались друг от друга словно бы нехотя, не желая разрывать существующую между ними родственную связь….
Что они хотели сказать – эти длинные льняные волосы? Что они живые? Что они часть нас?..
Мы это знаем. Но знание ещё не приводит к осознанию. Поэтому, зная жизнь, мы жестоки к окружающему миру, причиняя ему постоянную боль. Но это знание причиняет боль и нам самим….
Забота о внешнем декоре, «глянец» тела – всего лишь попытка затушевать неприглядный вид души.
О, она очень часто заметна, когда мы вглядываемся в её зеркало – глаза! В иные глаза лучше не заглядывать, потому что, заглянув, можно оказаться на дне пропасти собственной души, и в лучшем случае – испугаться себя, а в худшем – возненавидеть. Когда ненавидишь себя, теряешь последнее – душу….
В этот момент мне почему-то припомнился эпизод из недавнего прошлого….
Была весна. Окраина парка. Свежие нежные листья робко тянулись к свету. По дорожкам бродили люди, и они были разными. В том, что люди разные нет ничего особенного. Особенность заключается в другом. Есть, например, люди-цветы. Их видно сразу по лицам, глазам, движениям, походке. Когда они соприкасаются с прекрасным, они расцветают, превращаясь в невидимые бутоны цветов, становясь частью живого мира. А есть другие люди – люди-пылесосы. Для них прекрасное – это то, что можно забрать и скрыть в своём внутреннем депозитном ящике, поглощая прекрасное в одиночестве, словно вампир, высасывающий саму суть жизни….
Я запомнил этот день ещё и потому, что тогда навстречу мне по дорожке шла красивая молодая девушка, ведя на поводке маленькую лохматую собачку. Смотря на них, издали я любовался ими, представляя, что передо мной классический симбиоз Жизни. А разве это не симбиоз, когда с одной стороны, пусть и урбанистическая, но всё-таки псевдо первозданная природа, посередине собачка, как связующая нить, и человек, как вершина, способная сделать мир ещё более прекрасным?..
Но когда они приблизились ко мне – морок рассеялся. Девушка не вела собачку – она её тянула, и это был уже не поводок в его значении, а удавка, на которой тащили приговорённого. Собачку шатало, она хрипела и пыталась лечь на асфальт. Сильная рука хозяйки резко дёргала поводок, и собачка покорно, из последних сил продолжала идти….
Меня всегда поражало и продолжает поражать покорность домашних животных той судьбе, которую даже не определил, а предписал для них человек….
Но больше всех меня поражают кошки и собаки, особенно собаки, беззаветно, без тени сомнения подчиняющиеся воле человека. Я всегда думал: почему, почему так? А ответ прост: в них заложена любовь и верность. Они не знают, что такое ненависть и предательство. Они не умеют ненавидеть и предавать. И поэтому, когда их предают или убивают, они не осознают это так, как понимает человек, продолжая «излучать» любовь и верность, покорно принимая боль. Эта покорность не слабость, а сила, основанная на безграничном доверии. А человек, обладая знанием о ненависти и предательстве, использует их, уничтожая их вселенную, основанную на любви и доверии....
«Что с собакой?» – спросил я тогда девушку.
«Болеет, сожрала какую-то гадость», - зло ответила она и ногой подтолкнула собачку.
«Ей, наверное, больно», - сказал я в спину, прошедшей мимо меня девушки.
«Конечно, больно», - повернувшись ко мне, констатировала девушка, и в этот момент я «поймал» её взгляд.
У девушки были голубые глаза, словно безоблачное весеннее небо. Но они были пусты, холодны, в них не было той глубины, что присутствует в небе, от которого невозможно оторвать взгляд. Смотреть в глаза девушки не хотелось, потому что она знала, что причиняет боль этому маленькому мохнатому существу, но отказывалась осознавать это….
Вот и сейчас я боялся посмотреть в глаза девочки-подростка. А, вдруг, я увижу в них умирающую вселенную?..
- Вы поможете мне? – спросила девочка, и я был вынужден заглянуть в её глаза.
Они были изумрудно-зелёными, и, казалось, из центра этих изумрудов изливались тёплые лучи светила чужой вселенной. Доброта, доверие и даже мольба были во взгляде девочки – это не просто поражало, это уничтожало меня и тот кокон, в который я был завернут.
Во мне поднялся небольшой приступ паники, потому что я почувствовал собственную беззащитность перед другим человеком….
Мы ненавидим беззащитность – за ней всегда следует духовное и физическое рабство. Но что собственно мне терять?..
«Что я должен сделать?» - хотел я спросить у неё.
- Просто возьмите меня за руки, - сказала девочка, словно прочитала мои мысли.
Мы протянули руки навстречу друг к другу. Я почувствовал прохладу и влажность узких небольших ладоней девочки-подростка, а затем меня окружил яркий белый свет, я ослеп и потерял сознание….
Я очнулся на скамейке в автобусной остановке, голова прижата к рекламному щиту. Во всём, что мы называем «Я», ощущалась лёгкая слабость – ни боли, ни каких-то ещё телесных неудобств. Рядом со мной стояла девочка и пожилая женщина, которая суетливо, то притрагивалась к моему лбу, то хватала за руки.
- Что это с ним? – тревожным голосом, спросила женщина, обращаясь к девочке.
- Не знаю, - ответила она, но в её голосе было что-то, какой-то «нюанс» звуков, говорящий мне: «Я знаю!»
Я посмотрел в глаза девочки-подростка и увидел, что они изменились. Что-то ушло из них, пропала яркость, появились новые оттенки – тёмно-зелёные, почти переходящие в ночь.
- Молодой человек, вы не заболели? – участливо, спросила меня пожилая женщина.
- Нет, - ответил я, продолжая вглядываться в глаза девочки. – Наверное, переутомился.
- Эх, молодёжь! Не жалеете вы себя, - вздохнув, произнесла женщина и отошла.
Девочка отвела от меня взгляд и начала пристально смотреть куда-то в сторону. Черты её лица изменились, словно бы закаменели, а пухлые, почти детские губы, превратились в тонкую бледную ниточку, почти исчезнув с лица. Затем, она снова посмотрела на меня и улыбнулась, но улыбка была какой-то отсутствующей, вызывающей скорее противоположные эмоции тому, что возникают после улыбки. В голове возникло совершенно идиотское определение: «анти улыбка».
«Наверное, так могут улыбаться только люди, потерявшие связь с тем, что мы называем Домом. Да, Домом, и именно с большой буквы…. Мне ли это не знать?» - подумал я.
- Мне пора…. Но мы ещё встретимся, Андрей, - произнесла девочка, и в её глазах на короткое мгновение снова проскочила изумрудно-зелёная искорка.
«Откуда ей известно моё имя? Ведь, я не называл его», - подумал я, глядя на девочку, и собираясь спросить об этом.
Девочка отвернулась от меня и отошла к краю тротуара. А затем она шагнула на мостовую, под колёса многотонной машины….
Я услышал то ли скрип, то ли визг машины, больше всего напоминающий крик рвущейся на части судьбы….
Я зажмурил глаза, а когда открыл, то увидел на асфальте лишь тёмный след из множества отрезков. В конце пунктирной линии невидимый художник нарисовал «точку», у которой когда-то было очень красивое и доброе имя – Анжелика.
«Откуда я знаю, как её звали?» - возник во мне вопрос, и в это время меня вырвало.
Я согнулся почти пополам и выплеснул себе под ноги мой «Последний Обед». Он должен был быть «Последним Обедом», но что-то изменилось. Где-то и кто-то невидимый перелистнул «мою» страницу, предлагая совсем другой сюжет с совершенно неведомым концом.
Я выпрямился, упёрся спиной о холодную, пробирающую до озноба, стену автобусной остановки. Прежде чем посмотреть туда, где когда-то была Анжелика, я вытер лицо и рубашку, словно мой неприглядный вид мог оскорбить её. В этот момент меня слегка замутило, перед глазами появились радужные круги. Я закрыл глаза, помотал из стороны в сторону головой, пытаясь избавиться…. От чего избавиться?.. Я не знал ответа на этот вопрос. Но что-то было во мне сейчас и это заставляло быть сильным и слабым одновременно.
Я посмотрел туда, где было Её тело….
Как всё-таки странно устроена жизнь. Каждую минуту, если не секунду умирают люди и другие близкие для нас существа. Мир с комплексом самоубийцы продолжает уничтожать то, что наполняет суть нашего существования. А солнце в противоположность всему этому – светит, формируя тени и оттенки, создавая объём для нашего бытия, который мы воспринимаем только как внешние границы предметов через «плоский» отсутствующий взгляд….
- Что она говорила тебе? – раздался надо мной грубый раздражённый голос, и чьи-то руки вцепились в ворот рубашки.
Рядом со мной стояло двое парней в костюмах, немного старше меня. Тот, что сжимал ворот рубашки, время от времени встряхивал меня за ворот, спрашивая:
- Что она говорила тебе?
Второй нервно оглядывался по сторонам, и с кем-то разговаривал по телефону.
- Вы чего это к парню пристали? – возмущённо выкрикивая вопрос, подошла к нам давешняя пожилая женщина. Она посмотрела на меня – её глаза были наполнены ужасом и слезами. – Горе-то какое, а? – задала она риторический вопрос, словно спрашивала не она, а сама Жизнь. Затем она ударила своими сморщенными ладонями по молодым и сильным рукам первого парня и зло произнесла: - Оставьте его в покое!
Державший меня за ворот рубашки парень освободил меня, развернулся к женщине, продемонстрировал ей какой-то документ и спросил:
- О чём они разговаривали?
- Ни о чём. Мальчику стало плохо – вот девочка ему и помогла, - слегка оробевшим, но с нотками упрямства голосом ответила женщина.
Больше всего в её словах меня поразило слово «мальчик». А ведь я уже далеко не мальчик. Но возможно здесь «виноват» стереотип поведения человека. Когда кому-то другому становится плохо, то этот человек заведомо представляется другим людям более слабым и более молодым или, наоборот, старым.
Парни оставили женщину в покое, и отошли к месту, где лежала Она. Я снова посмотрел на раздавленное, потерявшее «живые формы» тело девочки….
Как всё-таки ужасен факт незримой грани перехода: «есть» и «нет»! Его нельзя понять. Его невозможно принять. Его можно только ощутить, пропуская через себя мгновение, когда «до» ты мог слышать, видеть, чувствовать человека, и «после», когда все твои чувства и слова остаются без ответа….
Мне нечего было делать здесь. Что-то говорило мне, что надо уходить куда-то и зачем-то, но уходить, чтобы совершать механические движения рук и ног, которых я не чувствовал, чтобы прозреть или, наоборот, окончательно ослепнуть….
