.
ПАРАДОКСЫ
.
"Вся Европа для того, чтобы смотреть, а Италия
для того, чтобы жить"
Николай Гоголь (из писем сестрам)
.
Именно в Италии я окончательно разлюбила музеи. Поставила жирную точку в конце своей ненасытной любознательности. Именно в Италии я полюбила жизнь (и впечатления) за пределами каменных стен самых величественных зданий в мире. Тут необходимо объясниться. Музей – это хранилище, хранилище – это склад, в котором предлагается объять необъятное прежде, чем найти единственно нужное. В предлагаемых количествах – это невозможно. Пресыщение прекрасным так же опасно, как и все чрезмерное и излишнее.
.
Первое головокружение (и легкая тошнота) у меня случилось много лет назад в залах Рубенса Старой Мюнхенской Пинакотеки, где самое большое собрание полотен великого фламандца. Со всех стен на меня надвигались горы тел, огромные мясистые торсы были даже на потолке. Я заблудилась в садах бесконечной любви, среди граций с целлюлитом, вакхахов, гераклов и венер. Экзальтация религиозной веры пугала. Но стеснялась признаться даже себе, что мне может что-то не нравиться в музее. Я мужественно просмотрела все 700 работ, которыми заслуженно гордится Пинакотека. Больше я там никогда не была.
.
Второй удар меня поджидал в Париже. В Лувр никому бы не советовала ходить на быструю экскурсию – туда нужно ходить, как в школу, годами. Один класс – одна картина.
.
А так бежит какой-то замученный экскурсовод – прямо к Моне Лизе. Смешно – самое любимое место парижских карманников. Перед тем, как любоваться, нужно кошелек положить в лифчик, а мобильник в трусы. О чем и сообщает экскурсовод (не так грубо) с жуткой периодичностью.
.
– Дамы и господа, внимательно смотрите по сторонам,– вещал он. – Прижмите к себе сумочки.
.
Между делом, что-то — о Леонардо да Винчи. Передо мной жаркой толпой стояло человек тридцать – я очень хотела упасть в обморок. Но нужно было нестись дальше…
.
Самым интересным мне показались пирамиды «под Хеопса» из стекла, шлифованного вручную. Исключительное свечение, влекущее к входу в Лувр, создал китаец Йо Минг Пей (знаменитый американский архитектор). Но меня влекло только к мусорным бакам и бомжам…
.
Уже вечером, в гостинице с балкончиком, выходящим на сад Тюильри, я набросала монолог портретируемой Дамы.
.
О, Мадонна, почему я такая несчастная. Никто уже не помнит, что я Лиза Герардини из Флоренции, любящая супруга торговца шелками Франческо дель Джокондо, — живой человек, ставший только изображением… нет покоя ни днем, ни ночью – держат за стеклом, караулят, все время подкрашивают, удерживают в темнице (реставрационной), трогают разными руками, щекочут кисточками, подмазывают неприятно пахнущими лаками и маслами, я вся в трещинах морщин, просвечивают какими-то лучами, возят в бронированных сейфах по всему миру, которого я не вижу.
.
Тоскливо на чужбине, холодно без солнца, темно без света. Все пожирают меня глазами жадными, любопытными сладострастными, вожделенными, непонимающими. А я все улыбаюсь, улыбаюсь... четыреста лет подряд. Смертельно устала. Губы болят. Не хочу больше смотреть на вас. И вы на меня не смотрите.
.
Шедевры, как инъекции, возможны в определенных дозах, если у вас, конечно, нет смертельного заболевания красотой.
.
И я сделала свой выбор. Избрав для рассмотрения обыкновенную, уличную, пеструю, суетливую итальянскую жизнь, которую имею счастье наблюдать в маленьком курортном городке Сало* на берегу озеро Гарда. До Милана и Венеции два часа, Бергамо, Брешия, Верона – в часе пути. Но я езжу туда только с гостями, мужественно отбиваясь от музеев. Объясняю, советую:
.
– На ярмарках и в маленьких семейных магазинах и тратториях (с расписными статуэтками мадонн, овечками, холщевыми салфетками и дагерротипами предков-основателей) интереснее, чем в музеях.
.
Все дико смотрят на меня, потом презрительно возражают: взгляд кухарки на вечные ценности...
.
Поддержку я нашла неожиданно, но была она столь веской, что оппоненты на время приумолкали: «черты природного художественного инстинкта и чувства: как народ убирал цветочными коврами улицы, как разноцветные листики цветов обращались в краски и тени <…> как продавцы съестных припасов убирали свои лавчонки: окорока, колбасы, белые пузыри, лимоны и листья обращались в мозаику и составляли плафон; круги пармезана и других сыров, ложась один на другой, становились в колонны; из сала белого, как снег, отливались целые статуи, исторические группы христианского и библейского содержания, который изумленный зритель принимал за алебастровые… вся лавочка обращалась в светлый храм. <…> Для всего этого нужно было присутствие вкуса, и пицикароло делал это не из-за каких-то доходов, но для того, чтобы полюбовались другие и полюбоваться самому» (Н.В. Гоголь. Повесть «Рим»).
.
Конечно, интерьеры поменялись, но художественный вкус и интуиция – никуда не делись, как вера, энергия и жизнерадостность.
.
Салодианские наблюдения, которые я веду из окошка. Здесь любят из него смотреть. Любопытство – национальная итальянская черта. Привычка жить событиями улицы.
.
Работой дорожат, жить дорого. Работают, как звери, живут, как люди. Нет запретов, есть правила. Все кричат, никто не орет. Народу много, очередей нет. Все размахивают руками, драк не наблюдается. Пьют часто, пьяных нет. Беззубых стариков не увидишь. Детям, чтобы они ни делали, говорят только: Bravo. Ругают, видимо, дома, на улице только хвалят. Семья – святое. Дети – счастье. Мужчины красивее женщин. И одеты наряднее. Футбол – икона, правительство – карикатура. Дурной тон говорить о политике за столом. Никто не плюет, не кидает окурков, не бьет пивные бутылки, не вырезает на скамейках бранные слова и свои имена.
.
Grazia, Caio, Prego, Сaro amigo, Buongiorno, Buono sera, E molto gentile grazia – самые распространенные слова и приветствия, звучат столь часто, что создается иллюзия, что ты понимаешь итальянский; так было со мной, когда на автобусной остановке прочитала: «Fermato». «Кто вам скажет грация в Российской федерации?» – изощряются мои бесконечные гости.
.
Я не могу сказать, что здесь интеллектуально, но культурно, безусловно. Пусть это культура бытовая: белые скатерти, живая розочка в вазе, сиреневые сандалии и оранжевый шелк шарфиков хорошо сочетаются с лакированными листьями магнолий, цветущей и свисающей со всех окон щедрой пеларгонией. Синее озеро под розовыми облаками – живая акварель, от всех этих быстро сменяемых картинок, настроение становится легким, мысли пропадают, в конце концов, созерцание тоже разновидность культурных представлений о прекрасном и вечном.
.
И вьется, льется, кружится – над всем городком бодрящий запах настоящего кофе. Хочется, чтобы так было всегда.
.
Я не знаю в Италии разочарования – в любом ее уголке вы найдете все, что ищите в музеях. Только смотрите – на небо, кипарисы, клумбы, фонтаны, узенькие улочки. А главное – на лица. Они живописны и прекрасны. Даже самые некрасивые.
.
Что сформировало любовь итальянцев к красоте, нам будто бы известно из учебников истории, живописи, архитектуры, а вот что питает эту ежесекундную потребность в удовольствии и гармонии, в цвете и красках – все-таки приезжему из наших краев не очень понятно. Другой у нас климат... другой пейзаж... другие напитки...
.
Мои наблюдения не претендуют на абсолютное понимание и знание, так, набросок с натуры. Любовь итальянцев к родине, память, их вписанность в собственную историю****, страсть ко всему, что они делают – и ко всему, что относится к их личной жизни, вызывает зависть. Мумифицированная донна в красной шляпе и в лаковых туфлях на каблуках, смуглая девчушка в бассейне, даун с рюкзачком, старик с рюмкой граппы по воскресеньям – все преисполнены достоинства. Они – итальянцы и живут в лучшей стране на свете. Правда, правительство у них дерьмовое, но что поделаешь, везде так. Всегда так… Главное, не забывать Данте: «Dio, che divina cosa»**, «Diavolo, che divina cosa»***.
.
Возраста нет – есть желание носить множество красивых вещей, они прелестны и нравятся — розовое с зеленым, золотое с малиновым. Идет старый синьор в белоснежных шортах, в замшевых туфлях на босу ногу – с дамой, возраст которой определить трудно, да, и не хочется – загорелые, подтянутые, стильные, целеустремленные. Про них невозможно сказать – старик со старухой. Они очень торопятся в бар, через два часа после сиесты – время аперитива. И это тоже для них незыблемо. Они живые. А живым полагается все.
.
Подтвердит любой иммигрант, нищий, который всегда может купить себе бутылку вина за евро и любоваться озером Гарда. Его никто не прогоняет. Милостыню в Сало подают редко, но в куске хлеба не отказывают никогда, при этом обязательно говорят: иди работать. Работы много – убирать, мыть, разносить почту, собирать сезонные фрукты и овощи, охранять виноградники, смотреть за стариками – при желании найти можно. Очень много стало эфиопов, сомалийцев (так история возвращает итальянские колонии в Восточной Африке), пакистанцев (пакистанцы не попрошайничают, берутся за любую работу, в городе их любят за безотказность и добросовестность). И, наверное, за роскошь национальных одежд на воскресном променаде у озера, где они тоже гуляют огромными семьями. Впереди в белоснежной чалме – самый старший в роду, дети и женщины замыкают процессию.
.
Однажды я с друзьями слушала «Аиду» на Arena di Verona, в самом конце оперы несколько человек стали кричать: «Viva Verdi!», «Viva Italia!» – за ними поднялась и стоя скандировала многотысячная толпа. «Viva Verdi!», «Viva Italia!». Мне тоже так хочется кричать во славу Чайковского, Глинки, Бородина, Скрябина – только я не знаю где и с кем?
.
Вся труппа театра "Арена ди Верона" приглашается только на летний сезон – абсолютно все: от оркестра, хора, балета, команды постановщиков и дирижера, который, на этот раз был в кипе, что выдавало не только происхождение, страну, но и талант. Его потом потащили на руках на сцену. Известно: плохих на руках не носят. Дирижер оказался длинноногим, молодым и веселым. Тоже изображал умершего. Потом встал и поклонился. Представление давалось под открытым куполом звездного неба, и казалось, что именно здесь центр мира, матрица его вечной гармонии.
.
Но – итальянский человек живет не в опере, не в музее, к которому все припадают, как к живительному источнику в восхищении на несколько случайных дней, а в магазине – питающем плоть и дух, на ярмарках и базарах – в огромном пространстве красивых, вкусных, ароматных, сытных предпочтений.
.
Где цветок цуккини и лист салата — так же хороши, как и скульптура, муранское стекло и кружево.
.
Плодородие и изобилие не только насыщают, но и переходят в эстетический ряд. Корзиночки с белым виноградом потом окажутся вышивкой, акварелью и фотографией, а иногда еще наклейкой и игрушкой.
.
Бутылки из под "Grappa», «Limoncello», «Aceto Balsamico» – невозможно выбросить, как и банку из под липового (эвкалиптового, каштанового, цветочного) меда – они попадают уже в разряд художественного стекла.
.
Когда я впервые попала в супермаркет «Italmark», обомлела – прохладно, удобно, нарядно. Настоящий Музей Большой Жратвы. На стойке висят рулонами перчатки, чтобы выбирая, можно было трогать персики, сливы, ягоды, нужно получать от всего удовольствие (и купить), естественно, нужно делать все нежно и мягко, чтобы не испортить – к труду (любому) относятся почтительно, с пиететом, без всякой фанаберии.
.
Во всем легкость: зачем портить друг другу жизнь и нервы. Бессмертия – нет, живем здесь и сейчас.
.
Вначале меня поразил выбор лука, потом привыкла. Очищенный, жизнь без слез – один вид, нарезанный крупными кольцами – другой, зеленый в пучках – третий, и так далее – лук-порей, красный, золотистый, белый, крупный и мелкий, дорогой, дешевый и совсем копеечный.
.
Капуста белокочанная, краснокочанная, бельгийская, савойская, пекинская, брокколи, кольраби, ну ее к черту. Мы, что, готовить тут собираемся. Только взглянем на ковер салатов и трав всевозможных. Все выращено в Италии. Единственная печаль – нет укропа. Мята, базилик, петрушка, цикорий – сколько душе угодно, а укропа не найдешь. Вот здесь уместны были картины-метаморфозы и портреты овощей, фруктов и цветов Джузеппе Арчимбольдо.
Отдадим должное сырам — победителям любых сражений. Мягкие, жесткие, козьи, буйволиные, йогуртовые, пикантные, с дырочками, цветами, перчиком, базиликом и розмарином. И Бог знает, еще с чем. Гигантские круги пармезана, как колеса истории, все перемалывают и кусочками подаются к столу. Старый (выдержанный) пармезан принимается в банке к оплате и залогу.
.
О, песнь песней, макароны… Интересно, как итальянцы отомстили миру за пренебрежительное прозвище "макаронники" – они подсадили этот мир на макароны. Французам с лягушками – этот фокус не удался. В Dute Free (в Милане, Бергамо, Риме и пр.) люди хватают макароны, как будто голод и война. Коричневые – с кальмарьими чернилами, зеленые – со шпинатом, розовые – с тыквой. Букеты макарон. Маленькие, длинные, микроскопические "farfallfa" (бабочка) и "baci" (поцелуй), в прозрачных коробочках с итальянским флажком… Съедобный сувенир, как тульский пряник.
Пожалуй, я остановлюсь, давайте немного передохнем, а потом как-нибудь неспешно пройдемся вдоль стеллажей итальянских вин…
.
___________
.
* Сало (итал. и ломб. Salò, лат. (Pagus) Salodium) — коммуна в Италии, в регионе Ломбардия, Расположен на западном побережье озера Гарда. Покровителем города считается святой Карло. Население составляет 10316 человек (2008 г.), плотность населения — 347 чел./км². Занимает площадь 29 км².
.
** Боже, какая божественная вещь! (итл.)
.
*** Черт, какая божественная вещь! (итл.)
.
**** Но одну из страниц своей истории жители Сало вспоминают неохотно – Итальянскую Социальную Республику, республику Сало, самопровозглашенное государство, созданное Бенито Муссолини 18 сентября 1943 года при поддержке Вермахта. За эту лояльность дуче уступил Германии Триест, Истрию и южный Тироль. Официально столица ИСР была в Риме, министерство иностранных дел и сам Муссолини находились в Сало, неподалеку от которого диктатор и был убит 28 апреля 1945 года (сама республика прекратила свое существование за три дня до этого).
