Опубликовано: 18 ноября 2012 15:25

Вот уже год, как нет Евгения Павловича Прохорова

Всем, что у меня есть, я обязан Московскому университету и Евгению Павловичу. Мне фантастически повезло: в самые важные годы моей жизни оказался рядом с ученым мирового уровня, рядом с настоящим гением. С 1986 года он, тогда еще и не подозревая об этом, крепко взял меня за руку и ведет по жизни. Всякий раз, когда внимательно его слушаю, анализирую сказанное и пытаюсь предугадать, как он бы поступил на моем месте в данной конкретной ситуации, дело заканчивается блестящим результатом, всякий раз, когда я пытаюсь «своевольничать» – результат бывает … разный.

Действительно, уже на первом курсе журфака его лекции были чертовски полезными для выстраивания правильной траектории жизни и деятельности. Мозги были отструктурированы на долгие годы вперед. Причины и следствия большого количества конфликтов в профессиональной жизни журналиста были выявлены с предельной ясностью. 

В те времена он был почти как Бог! Наверное, я очень удивился бы, если бы кто-нибудь сказал, что он – просто человек. Личность Евгения Павловича раскрывалась постепенно. Сначала – мудрый Учитель, затем – во времена аспирантуры – жесткий и чрезвычайно принципиальный Ученый, отвечающий головой за каждое сказанное им слово, за каждое утверждение. И предельно жестко приучавшего своих учеников к такому же поведению в научной среде.

Его теоретические построения настолько плотные и настолько выверены, что «втиснуться» в них с какими-то своими идеями – крайне сложно. Кому это удавалось, могут всю оставшуюся жизнь говорить с гордостью: «Мне удалось убедить в правоте своих идей самого Евгения Павловича!»

И потому можно понять мои чувства, когда в 2000-м году он подарил новую редакцию «Введения в теорию журналистики», в которой «его» культурно-образовательные функции были заменены «моими» - культуроформирующими.

Правда, сам этот термин придумал Евгений Павлович. Но чего стоит сам факт, что мне удалось убедить его, что функции, обоснованные им еще в те времена, когда я только родился, нуждаются в уточнении и переименовании! После этого он подарил мне еще и алгоритмы построения информационной политики в сфере культуры. После этого моя защита превратилась в небольшую формальность. Правда, когда первая радость прошла, настало время подумать: тут дело касалось всего одного небольшого нюанса, а в теории журналистики, разработанной Евгением Павловичем, их – сотни, если не тысячи. Нормальному человеку охватить такой объем уникального знания – крайне трудно, пожалуй, даже невозможно.

Понятно, что уважение к Евгению Павловичу только выросло, наполнившись новым смыслом.Мое алаверды состоялось почти через десять лет. Все ключевые положения монографии «Журналистика. Культура. Система» - все они результат наших яростных споров и копания в неведомые глубины и неторопливых, но оттого не менее глубоких совместных размышлений. Как ждал эту книгу Евгений Павлович!

Обидно и горько знать, что мне не хватило буквально месяца. 

И все же самым главным для себя результатом считаю то, что Евгений Павлович принял меня в круг учеников, достаточно близких людей, тех, кому он раскрывался как человек, как личность со своими достоинствами и недостатками, радостями и печалями. 

И потому отчасти от него самого знаю, как тяжело он переживал обвинения, во многом голословные, обрушившиеся на него в постперестроечные годы за то, что во время оно выстраивал свою методологию журналистской деятельности на базе марксистско-ленинских идей, которые в начале 90-х называли не иначе как «догмы». Наверное, это беда всех настоящих исследователей.

Настоящая наука всегда с большим трудом вписывается в модный мейнстрим. С какой горечью Евгений Павлович вспоминал времена факультетских «черных полковников», которые «гнобили» его как раз за недостаточно восхищенное, «ошибочное» с их жестко сталинских позиций отношение к марксизму-ленинизму.

Я видел, что до последнего времени он с волнением вспоминал тогдашние гонения. Можно только представить, с каким трудом, с какой кровью, с какими нервными и интеллектуальными боями он отбивался от попыток заставить заменить его «устаревшие», выдержавшие испытания временем основания, на «новые».

На самом деле, как оказалось, многое, очень многое из того «устаревшего» является более чем актуальным и сегодня: гуманизм, опора в социальном развитии на развитие прежде всего интеллектуальных, творческих потенций личности и общества, социальное равенство и поддержка тех, кто реально нуждается в помощи. И как много из шумно рекламируемого «нового» оказалось простым шарлатанством, кликушеством, очковтирательством…

Значима, в конечном счете, наука, добытое знание, а отношение современников к результатам твоего научного исследования – пусть остается на их совести. Таков один из важных для меня уроков жизни и деятельности Евгения Павловича – надо спокойно относиться к тому, что твои идеи не понимают в данный конкретный момент. «Всё прочитают, всё обдумают и всё будет использовано…когда-нибудь», – эту мысль он часто высказывал в неторопливых беседах за ароматным крепчайшим чаем в неизменном хрустальном стакане в серебряном подстаканнике.

И я полагаю, это подтвердят и многие другие, кто имел удовольствие общаться с ним по научным и преподавательским делам. Самый наглядный пример – Общественное телевидение. Первые высказывания Евгения Павловича в научных трудах о том, что нынешнее ТВ – серьезно больно, превратилось в мощнейший механизм интеллектуальной деградации нации – относятся к 1994-1995 годам. Тогда, на волне всеобщего обожания новейших лидеров страны, к его предупреждениям относились мягко говоря «снисходительно». Он же настойчиво и терпеливо доказывал, что не должно общество ждать и надеяться на то, что придет добрый умный барин и разом решит все проблемы. Свои проблемы общество должно решать само, и Общественное телевидение, живущее для всего общества, для России в целом, крайне мощное оружие в этом деле. И вот с осени 2012-го Общественное телевидение – реальность.

И пускай там еще бездна проблем и до конца не ясно, когда именно оно заработает. Сам факт его создания – один из самых убедительных доводов в пользу теоретических выводов Евгения Павловича.

К сожалению, часто был свидетелем и того, как Евгений Павлович переживал (только про себя или в присутствии самых близких ему людей), когда его работы «забывались» при создании неких концептуальных документов. С какой горечью всегда вспоминал он, например, закон «О СМИ», создатели которого по каким-то только им известным причинам пренебрегли его советами и формулировками. И вот, с одной стороны, пишем, что цензура запрещена, и тут же, в этой же статье, через запятую, описываем те категории граждан России, которые могут эту самую цензуру осуществлять. Или то, что в Законе пренебрегли конституционным равенством всех граждан, написав, что журналисты «равнее» всех. И это при том, что в законе нет ни слова о социальной ответственности журналистов, об их долге перед обществом. Заметим, кстати, что в столь нежно любимых всеми либералами-демократами США в журналистике действует без малого полсотни кодексов моральной ответственности журналистов, за нарушение которых наступает немедленное пожизненное изгнание из профессии, а в России – ни одного…

В итоге мы имеем то, что имеем. Слава Богу, остался в прошлом самый фантастический период существования наших «независимых» СМИ. Но сколько понадобилось сил, нервов, здоровья, чтобы охладить головы наиболее бесшабашным представителям нашей профессии. Даже пришлось применить влияние всего мирового профессионального сообщества (можно вспомнить, например, конференцию Fair Press – Free Press в МГУ в 1996 году).

«Всё прочитают, всё обдумают и всё будет использовано». 

Книги и лекции Евгения Павловича еще долго будут эталоном для выстраивания профессионального журналистского сообщества в России. Когда общество дозреет, наконец, до замены нынешнего «Закона «О СМИ» более совершенным правовым актом, учитывающем реалии и перспективы развития современного российского общества, идеи профессора Прохорова, безусловно и несомненно, будут в нем востребованы.

Не могу не сказать и еще об одной стороне личности Евгения Павловича. Он был фантастическим семьянином, прекрасным мужем и отцом. Так получилось, что я рано остался без родителей. Евгений Павлович и Наталья Георгиевна дали мне возможность испытать состояние взрослого сына. И пусть не ревнует меня Ирина Евгеньевна, но атмосфера всеобщего обожания в этой семье меня тянула к ним едва ли не больше, чем все наши научные дела. А если еще вспомнить неторопливые рассказы Евгения Павловича о многих исторических событиях, что довелось ему пережить, о страшной войне, которая лишила его отца (он погиб под Сталинградом), о дежурствах на крышах московских домов во время бомбежек в 1941-м, о первых станциях метро, убранство которых он, коренной москвич, так любил рассматривать в детстве. И конечно, о резной палке, искусно сделанной им во время работы подпаском в каникулы, когда на лето мать отослала мальчика из Москвы в деревню … 

Рад и горд, что в меру сил помогал обустраивать быт Евгения Павловича, особенно после ухода из жизни Наталии Георгиевны в 2005 году, что участвовал и во многих домашних делах, и в поездках на дачу, и в семейных праздниках. Причем вслед за мной в дом Прохоровых вошла и моя жена Елена, тоже выпускница факультета журналистики МГУ, историк печати, коллега Ирины Евгеньевны. Многое нас сближало, давало чувство единой семьи… 

Очень хотелось бы, чтобы теперь, после ухода Евгения Павловича, память о нем становится для нас всех, любивших его, очень важной связующей нитью… Чтобы звание ученика и соратника профессора Прохорова звучало как пароль для посвященных, как девиз ученых из собой когорты, как людей, знающих цену мудрости, доброте и непреклонности в отстаивании истины.

Евгений Павлович Прохоров
Твитнуть
Facebook Share
Серф
Отправить жалобу
ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА