ПРО ПЕТРОВА
Петров мог жить без колбасы, икры, сыра, конфет, гречки, шампуня, телевизора, компьютера, видео, выходного костюма, сапог, лыж, яхты, одеколона, «Фольксвагена», Большого театра, ЦДЛ, премьер, новостей, книг и журналов.
Он мог ходить по заваленным грязным снегом улицам, скользить по льду, прыгать через лужи, стоять по стойке смирно, вставать на колени, наступать на головы и ходить по трупам, не отличать правды от лжи… Не видеть солнца, звезд, морских глубин и золотых рыбок. Не бывать в других странах. Не любить таитянок, француженок, израильтянок…
Не мечтать о несбыточном. Не думать о свободе, равенстве и братстве.
Утром и вечером ездить в переполненных трамваях, троллейбусах, автобусах, маршрутках, метро, толкать ближнего, ненавидеть сидящего, смотреть в сонные, равнодушные, хмурые, вялые, агрессивные лица, слушать, как его ругают в магазине, сберкассе, бассейне, по телефону, на улице, в подъезде, и, конечно, в собственной коммунальной квартире.
Петров мог не ходить по клумбам, не выгуливать собак в неположенных местах, не петь, не шуметь, не играть на музыкальных инструментах после девяти вечера, не подавать нищим, не жалеть бедных, калек, больных, людей, зверей, не плакать на похоронах и смеяться на свадьбах.
Петров мог жить. Но почему-то больше не хотел.
