После просмотра балета "Татьяна" Джона Ноймайера
Когда говоришь о "Татьяне" наверное, в первую очередь, сказать надо о музыке Леры Ауэрбах, написанной специально для Джона Ноймайера и его "Татьяны". Музыке, которая совершенно точно является одним целым с танцем, и которая благодаря своей мелодичности и красоте в одних местах и неестественности, невыносимости скрипа и звучания в других дает нам ощущение того, как жизнь в любви бывает прекрасна, а жизнь вне любви бывает невыносима. Но говорить хочется только об Онегине.
Когда говоришь о "Татьяне" Ноймайера необходимо рассказать, что его Татьяна соткана из своих снов, прочтенных книг и предчувствий. Такие сложные материи переданы на сцене так ясно. И Валерия Муханова (исполнительница партии Татьяны) совершенно разная, но одинаково прекрасная и во сне, и наяву, и когда танцует внутренний мир, и когда соприкасается с внешним. Но говорить, почему-то хочется только об Онегине.
Конечно, необходимо сказать об удивительных "двойных" персонажах, которые в некоторой степени руководили действиями героя в роковой момент. Он сопротивлялся, но уже был обречен. И как мастерски это придумано и передано. Они высокие, больше тебя, черные и неотвратимые. И о том, что хореограф буквально соткал Россию из кусочков и лоскутков разных эпох, разных времен, разных художников, но так, чтобы мы в каждой сцене чувствовали, что все случилось в России и только в ней возможно. Но говорить хочется только об Онегине.
Так позволим же себе это! И скажем, что во-первых, он невероятно красив, Онегин в этой постановке. Он хорош и во фраке и в модном пиджаке, но лучше всего мы его видим, когда каждый как-будто прорисованный карандашом мускул его тела рассказывает о страданиях, сомнениях, мучениях, попытках исправить или забыть. Он так циничен в начале, так глубоко несчастен в конце. И он передает нам то, как он разрывается, как хочет забыть себя. Но, кажется, что основное чувство, которое проходит лейтмотивом в его партиях, исполненных так талантливо, так искренно, это некая неотвратимость и безысходность. Он говорит, то есть танцует о том, что после страшного поступка, больше ничего в жизни невозможно, и ему не под силу сделать бывшее не бывшим. И как бы он не убегал от себя, пересекая сцену из конца в конец в этом беге, всё равно окажется там же. Он так любил свою Татьяну, так тянулся к ней и молил ее, и так надеялся, что она сделает шаг к нему, а не к своему окну. Но...
А понятно, что это и не совсем Онегин, не его точное олицетворение на сцене, а великолепный Алексей Любимов стало лишь однажды. Лишь в тот момент, когда долгие овации уже понемногу стихали и он склонился в благодарным поклоне перед своей партнершей, давшей ему возможность прожить Онегина на сто процентов.
Но, говоря об Онегине в "Татьяне" Ноймаера почему-то не хочется говорить ему "спасибо", хочется сказать только, "Алексей, Браво, Еще"...
