Николаю Тютчеву
с пожеланием выздоровления
Сцена 1. Комната.
Б о р и с (один). Какое утро!.. Что случилось?
Вчера был снег. И дождь. И грязь…
И вдруг – сплошное солнце: на крышах, и в саду,
и в комнате. Пора все окна распахнуть.
(Отпирает раму.) Прохладно, но тепло
от этого лучистого потока.
Вчера так хмуро было, мерзко.
Мне не хотелось даже вставать с постели. Ночь
вдруг принесла такую перемену. Мне чудится –
недаром преобразилось всё: я вижу в этом знак
преобразить себя, воспрянуть духом, вспомнить,
как можно жить легко и безмятежно,
забыть все подозренья и боязнь, отвыкнуть
от уничиженья себя в глазах других
и научиться быть равным всем – от дворника до Бога…
Как будто солнце утра вошло мне в кровь
и растеклось по венам. Я лёг вчера двадцатилетним
старцем, а подымаюсь юным, окрылённым.
Отныне должен я необходимым стать всем людям
на Земле, чтоб без меня им жить казалось
тошно. Я должен остроумием блистать,
вонзая молнии направо и налево; быть в окруженье
преданных друзей, в кольце врагов заклятых.
И девушек искусно завлекать – смешливым равнодушием
коварным, вниманием случайным. Ведь во мне
клокочет столько непочатой ласки. Мне кажется, теперь
не пропущу я мимо ни одной юбчонки, буду
искренно влюблён во многих сразу… Что за наважденье?!
Я перед сном вчера решал задачу за шахматной
доской – за этой вот доской: в три хода мат;
но не сумел решить и лёг. И что сейчас я вижу?
Король стоит под шахом, нет поля отступать, и нет
защиты. Мат!.. Здесь ночью кто-то был! Но двери
заперты. Окно закрыто было тоже. Пожалуй, я забыл –
задумался и не заметил, как короля припёр… Но нет,
я помню, не решил задачу. Здесь ночью кто-то был!
Вот радость привалила! Кто был – возможно и сейчас
со мною здесь. И значит, не одинок я! (Смотрит под кровать
и по углам.) Но где же он? Или она? Ведь двери и окно
закрыты были. Он не мог уйти. Где ты? Откликнись!
Почему таишься? Я рад тебе, поверь. Явись сюда. Сыграем
в шахматы – ты, кажется, любитель. Явись. Я угощу тебя
арахисом и чаем. (Глядится в зеркало.) Что за лицо?
Признайся, это ты? Нет – я. Да – я. (Трогает зеркало.)
Ведь зеркало… (К окну.) Ах, утро! Золотое утро!
Вокруг такая благодать. А у меня в душе сцепились
будто змеи, шипят и давят…
Г о л о с (за спиной Бориса). Шипят и давят…
Б о р и с (живо обернулся). Кто здесь?.. Не измывайся
над моим терпеньем. Куда ты спрятался? Ну что ж, плевать.
Не хочешь – шут с тобой. Ослышался, наверно. А может,
это эхо. “Шипят и давят”… Утро! Солнечное утро! Забыть
тоску и одинокость, довериться людской любви, воспрянуть
духом…
Г о л о с. Воспрянуть духом…
Б о р и с. Снова! Кто здесь?
Г о л о с. Кто здесь?..
Б о р и с (оглядывает комнату). Ну нет! Терпенья моего
тебе не извести. Посмотрим – кто кого. Я буду ждать.
(Садится.) Не знаю, почему ты от меня таишься.
Ты друг мне или враг – я рад тебе, мой гость. Откройся,
снизойди… Ни друга, ни подруги. Был раньше друг.
Оставил – прельстился женщиной. Но он не виноват. А я?..
Меня как будто воскресило: вот это утро – солнце, небо.
Я растворюсь в весенней этой сини. И вновь возникну –
другим, совсем другим возникну: весёлым, юным, озорным,
красивым, пылким…
Г о л о с (прерывая). Выродок несчастный! Куда? Куда ты
прёшься? Ты проклят! Проклят навсегда! И на колени
станешь, и космы будешь рвать, и слёзы лить –
напрасно всё… Ты проклят!
Б о р и с пытается поймать руками Г о л о с и задушить его,
потом зажимает себе ладонями уши, бросается ничком
на постель, стонет.
З а н а в е с.
Сцена 2. Уголок закусочной.
Входят Б о р и с и В и к т о р.
В и к т о р. Садись, дружище. Вот так да! Не чаял, не гадал
и встретил. Где? В общественной уборной!.. Признаться,
я тебя частенько поминал, а навестить – не соберусь.
Семья, работа… А ты? Ты почему ко мне не кажешь носа?
Когда увидишь ты наследницу мою, ты станешь частым
гостем в нашем доме… Но что с тобой? Ты зелен и угрюм.
И взгляда избегаешь. Ответь.
Б о р и с. Со мной беда…
В и к т о р. Что за беда? Я выручить готов.
Б о р и с. Нет, ты не в силах.
В и к т о р. Чудак же ты! Ты был всегда таким. Всё сам
да сам. Не веришь в помощь друга. Скажи, что за беда?
Б о р и с. Я болен.
В и к т о р (шутя). Что?.. Уж не с ума ли спятил?
Б о р и с. Точно так… Почти…
В и к т о р. Вот, братец, удружил. А что врачи?
Б о р и с. Я не ходил к врачам.
В и к т о р. А может, нет болезни? Ты сам себе внушил,
ты мнителен с пелёнок.
Б о р и с. Нет, болен я.
В и к т о р. Ты расскажи подробней – в чём боль?
Б о р и с. Нет боли. Тяжесть есть. Груз на душе. И голоса…
В и к т о р. Какие голоса?
Г о л о с 1-й. Какие?
Г о л о с 2-й. Дурак!
Г о л о с 3-й. Бесполая скотина!
Б о р и с. Я одинок. Ни близких, ни друзей. Я сам себе
и родственник, и друг, и просто собеседник. Представь же,
как самовлюблён, саморевнив я, и до чего же
я опротивел сам себе. Я весь как сжатая пружина,
которой никогда не развернуться. Мешает что-то мне
собраться с силами, искать разумный выход. Цепенеет
мысль. Я скоро стану идиотом. Проклятье тяготеет
надо мной. Проклятье мира… Выть! Затравленным матёрым
волком – выть! Шакалом плакать! – Не поможет…
Тревога тайная гнездится; сосёт, щекочет, к сердцу
жмёт. Предчувствия меня одолевают: всё полно для меня
значенья – значенья страшного, угрозы; все вещи –
символы; всё – предзнаменованье. Апатии я предан –
расслаблены и мускулы, и мысли… И нет прибежища
мне от меча Дамокла. Даже книги вселяют ужас – будто
зависаю над бездной роковой, вдали от мира, и никто
не видит и не выручит… Воображенья дебри, мир
фантазий – диктуют мне и искажают явь. Я слышу
голоса, которых нет в помине. Иду по улице –
все надо мной смеются. И оскорбляют. И хотят
поймать. Надменны все. Все смотрят свысока,
чванливо и со спесью, гнушаются моим соседством,
плюют мне под ноги…
В и к т о р. Зачем ты так? Опомнись!
Г о л о с 4-й. Дитя презренное! И в гроб сойдёшь младенцем…
Б о р и с. Внимательно вглядись в мое лицо. Скажи –
в нём явны детские черты и выраженье? Слишком
похож на кнопку нос – скажи?!
В и к т о р. Ты что городишь? На какую кнопку? Лицо
как всякое лицо…
Б о р и с. Ты на меня глядишь и будто бы пронзаешь
чем-то острым. Больно.
Г о л о с 5-й. Молодой, а старый!
Б о р и с. Я не могу, когда в глаза мне смотрят…
И сам – в глаза боюсь взглянуть: и другу, и чужому.
Я словно в чём-то виноват, заискиваю перед всеми
и спорить не решаюсь – как будто я не прав во всём
и непременно круглым дураком меня сочтут.
В и к т о р. Я понял всю беду и представляю – тебе
отвлечься надо. Найди занятье по душе, не избегай людей;
крепись и верь в успех; и не мешало б вспомнить
спортивную закалку…
Г о л о с В и к т о р а. Как мне избавиться? Зачем тебя
я встретил? О сгинь, несчастный, с глаз долой! Пигмей,
уйди с пути Титанов! И посягать не смей
на дружбу с ними, позабудь надежду…
Г о л о с 6-й. Злой, а добрый!
Г о л о с В и к т о р а. Болван, ты здесь ещё? Исчезни,
шут земли и неба! Рассыпься в прах…
Борис зажимает уши ладонями, облокачивается на стол.
В и к т о р (встаёт). Прости, но дома ждут меня. Ты заходи
ко мне, ты адрес знаешь. А главное, найди занятье и верь
в успех… Ты слышишь?
Борис не отвечает. Виктор уходит. Пауза.
Б о р и с (не подымая головы). Занятье по душе.
Я не настолько глуп, чтоб не искать его. Но если нет
наклонности крутой ни к одному занятью в мире;
привязанности нет ни к людям, ни к земле, ни к небу;
ничто не дорого, и ни к чему нет интереса, страсти
и влеченья – что делать, если так? (К зрителям.) Что
делать мне?!
Г о л о с а. Мерзавец… Гнус…
Б о р и с. Ни одного таланта я не нашел в себе. Я серый
человек, безликий и бездарный. Ни в ремесле любом,
ни в музе и искусствах – я слова не могу замолвить.
К наукам тоже тяги нет… Желанье просто жить! Но
созерцанье мира без участья – мне тяжко, и к тому же:
висит над праздными людьми забота о насущном хлебе.
Г о л о с 7-й. Отчаянья полна твоя душа. Хмельная чаша
жизни… она тебя жестоко обошла – досталась всем
по кругу, и только ты наказан, только ты. И жаждущие
губы едва удерживают стон, зовут целительную влагу…
Б о р и с. О, что за дивный голос?!
Г о л о с 7-й. Не сетуй, не отчаивайся, брат. Сестра я
наречённая твоя. Я вызволю тебя от всех напастей. Иди
за мной, куда я укажу, тебя там ждёт подруга – вы с ней
обручены заочно… Встань, ободрись. (Борис встаёт.)
За мною следуй… (Борис делает нерешительный шаг.) Ну,
смелей! (Борис повинуется.) Зовёт тебя невеста – Юнна.
Она поймёт тебя, залечит твои недуги, язвы, сплин.
Страданье обернётся наслажденьем.
З а н а в е с.
(3 и 4 сцены следуют)