Глеб Горбовский
(Родился 4 октября 1931 г.)
1992 г. Фото Н. Кочнева
Родился в 1931 году в Ленинграде в семье преподавателей словесности. Отец — выходец из крестьян Псковской области, при Ежове получил восемь лет тюрьмы; мать родом из Усть-Сысольска, дочь известной коми-зырянской писательницы А. Данщиковой.
Г. Горбовского исключили из школы, из ремесленного училища, определили в исправительную колонию, из которой он бежал. Стихи начал писать с шестнадцати лет, потом — песни, одна из них — «Сижу на нарах, как король на именинах…». Работал столяром, слесарем, ездил с геологическими экспедициями; окончил филфак Ленинградского университета. «Поиски тепла» (1960 г.) — первый сборник.
«Слыл заправским диссидентом от литературы. И, конечно же, выпивохой». (Из автобиографии.)
Глеб Яковлевич Горбовский — автор нескольких десятков сборников стихов, пяти книг прозы, лауреат Государственной премии РСФСР (1984 г.), трижды женат.
Живёт в Петербурге.
* * *
В саду цветы полузавяли.
Ещё немного — и мертвы.
Меж туч светило, как в провале,
моей не греет головы.
Боюсь осенних помрачений,
когда вот-вот — и грянет снег...
Боюсь, как всякий злой, вечерний
и одинокий человек.
1960
* * *
Миг появленья плоти из-под снега,
рывка растенья в сторону небес!
Благословенна русская телега,
её скрипенье, вторгшееся в лес.
И вновь мужик бушует с кнутовищем,
а сивый мерин ухом не ведёт.
И снова птица праздничная свищет,
и снова солнце празднество блюдёт.
А города, далёкие от леса,
особняком каменья сочленя,
не вызывают больше интереса
ни у моей души, ни у меня.
Наверно, я задуман был иначе:
лохматым кедром, серым валуном, —
не человеком...
Вот стою и плачу.
И никакого смысла в остальном.
1963
СВИДАНИЕ
Мы сидели чинно в парке,
ели пряники, молчали.
Пароход шипел и харкал
ниже парка — на причале.
Кто-то ёрзал на гармошке
утомительно и тошно.
На деревьях пели кошки
одиноко и тревожно.
А на пристани у кассы
мы расстались, как на сцене.
Ели пряники напрасно,
без идеи и без цели.
Пароход затем отчалил,
увозя твою причёску.
Я остался на причале
молодой и трезвый в доску.
* * *
Очнулся в сумерках, как будто день украли.
За окнами тишает. Нужно жить.
Тюльпан в стакане.
Память, не вчера ли
ты приходила годы ворошить?
Белёных стен стекающая млечность.
Скулит кирпич. Трещит бетон, как клей.
Раздвинув камни, просочилась Вечность.
И клевером пахнуло из щелей.
НЕПОГОДА
Н. Тряпкину
Речка в сумрак прячет дно.
От дождя, от туч — темно.
Перед домом на лужайке
две сороки-попрошайки,
пляшут мокрые хвосты!
Птичьи помыслы чисты:
корку хлеба — и на небо,
подкрепились — и лады!
Без просвета горизонт.
Я раскрою модный зонт.
Похожу среди орясин.
Навещу шалашик Васин.
Вася — сторож. В шалаше
пребывает неглиже.
Он дежурит, то есть курит,
то есть — выпивши уже.
Развидняется, кажись.
Мы обсудим с Васей жизнь.
Поиграем с ним в картишки
под остатки, под излишки.
Вот уж на небе заря.
Петушок кричит: уря!
В общем, Вася, улыбайся, —
добрели до сентября!
* * *
И всё-таки в пекло, и всё-таки в гущу!
Ныряю в вулкан, и варюсь, и варюсь...
Я буду стрелять, если в выстреле сущность,
с улыбкой умру за Советскую Русь.
Но я догадаюсь, но я разберусь...
Я вырос на солнце, на трупах, на каше
и так же, как век, — человечен и страшен.
1962
ПАМЯТИ
НИКОЛАЯ РУБЦОВА
В берёзовой рубахе,
в душистых сапогах
идёт полями пахарь
с букетиком в руках.
Несёт своей любимой
свой васильковый смех...
И вдруг — проходит мимо
её, меня и всех...
Идёт, уходит пахарь.
Дай Бог ему — всего...
И пролетают птахи
сквозь тень и плоть его.
1971
* * *
Разорву воротник. Приспособлю под голову кочку.
В рот налью ледовитой небесной воды.
Я сегодня устал. Я едва дотащился до ночи.
Капли пота, как птицы, в колючих кустах бороды.
Я пишу эту песню широким размером сказаний.
Это зрелый размер. Это говор дремучих лесов.
Я на солнце смотрю раскалёнными злыми глазами,
а затем закрываю глаза на железный засов.
И живу. Тишина. Только кровь куролесит.
Зверь обходит меня. Облетает меня воронье.
Я серьёзен. Я камень. Я всё перетрогал и взвесил.
И всего тяжелее — раздетое сердце моё.
Источник
