Этология — наука о поведнии животных является важной составной частью познания поведения животных и человека, что понятно по причине происхождения самой науки из интеллектуального лона самого человека; имеется в виду что, это то лоно, где обитает головной мозг.Чтобы понимать, что научное знание появляется не в пустой голове, а созревает в самой природе и пополняется по мере конденсации божественного знания на тех этажах сознания, где не только книжная пыль оседает, то есть это происходит там, где живые образы, порожденные талантливой наблюдательностью, продолжают жить своей жизнью. Человек, есть часть старого животного мира, который старше человека и в то же время исключительное зазнайство некоторой новой, никогда не виданной, отдельной человеческой особи поражает удивительным ощущением восхитительной глупости. Сходство такого отдельного человека с животными очевидно в плане не глупости животных, а их естесственности, в то время как естесственная глупость отдельного человека, возведенная в ранг мученического служения народу является своеобразной квинтэссенцией оздоровительного общественного животноводства. Крайне интересным является вопрос взял ли человек в ходе эволюции все лучшее у животных или осталось что-то драгоценное еще. Лишены ли животные чувства юмора в человеческой комедии? В 1842 году Бальзак включил в «Сцены частной жизни» первого издания «Человеческой комедии» всем известное произведение под названием «Гобсек». Вот, всего лишь несколько цитат из этого произведения;
«Проникнувшись этой системой еще задолго до того, как она возбудила споры, я понял, что в этом отношении Общество подобно Природе. Ведь Общество создает из человека соответственно среде, где он действует, столько же разнообразных видов, сколько их существует в животном мире. Различие между солдатом, рабочим, чиновником, адвокатом, бездельником, ученым, государственным деятелем, торговцем, моряком, поэтом, бедняком, священником так же значительно, хотя и труднее уловимо, как и то, что отличает друг от друга волка, льва, осла, ворона, акулу, тюленя, овцу и т. д.»
Далее Дервиль сравнивает поведение Гобсека с потревоженной мокрицей; вспоминает, что неистовые крики его жертв обычно сменяла «мертвая тишина, как в кухне, когда зарежут в ней утку». Недаром ростовщик был наделен Странной говорящей фамилией – Гобсек по-французски означает «сухоглот» (gober – глотать, sec – сухой, высохший), или, более образно, – «живоглот».
«Создатель пользовался одним и тем же образцом для всех живых существ. Живое существо – это основа; получающая свою внешнюю форму, или, говоря точнее, отличительные признаки своей формы, в той среде, где ему назначено....
История Гобсека социальна сращена с обратной биологической эволюцией, превращения его в силу не здоровых общественных отношений в личность физически и морально атавистическую, когда вдруг древние черты поведения — собирательство и накопительство стали патологическими и доминирующими в его поведении. Его внешние отличительные признаки стали крайне болезненны для «здорового социального глаза и зрения» писателя, и были фактически противопоставлены природе некоторых животных образов. История Гобсека – одна из частных картин психо-физиологической деятельности с ее полным истощением, ростовщической кахексией. Стал ли мир живее и здоровее теперь?
Крайности прижизненной эволюции в среде людей и животных очевидны при всем многообразии форм, и эта очевидность почти непроизвольно обнаруживает взаимообратные черты, как в животном, так и человеке. Уже сейчас можно полагать, что такая этологическая метафора не может быть остановлена в своем развитии. Наблюдательность, как инструмент исследования в этологии самых разных форм поведения обнаруживает общую метафорическую картину – вербальной( у некоторых птиц) и не вербальной, стратегии достижения целей и реализации мотива у обеих метафорических контингентов исследуемых – человека и животного. Вербальная и вокальная агрессия и потасовки во все времена у человеческой особи политически обоснованы от первобытного строя до пубертатных демократических революций со скорой реставрацией буржуазного ростовщичества. Не парадоксально, что в среде энергичных особей способ усвоения текущего проблемного материала конкурирует с его содержанием и когнитивный диссонанс становится несколько помятым лицом истинного демократического мероприятия путем соударения голов, конечностей, сотрясения чубов и ворошения хохлов. Опредмечивание ситуации даже благотворно влияет на укрепление следов кратковременной памяти и относительному ее переводу в разряд долговременной, что имеет отношение к структурам мозга, частично расположенным в подзатылочных областях черепа. Возможно, без такого взаимообратного механизма моторной речевой трансдукции гражданское общество не смогло бы достичь и удержаться на том уровне гражданской и животной, точнее семейственной демократии на котором она и находится нынче.
Если рассматривать поведение животных и человека шире узкой приспособительной эволюции, то сравнения и художественные метафоры будут ярче.
Например, из мира птиц, поражающих своим разнообразием, обратим свой взор на всем известных представителей этого царства, а точнее семейства – попугаевые. Вот еще цитатный материал из хорошо известного источника;
«Среди попугаев так же, как и среди других высших животных, между особями одного и того же вида одни оказываются более, другие менее понятливыми. Один попугай выучивается скоро и многому, другой медленно и малому, третий же вовсе ничему не выучивается. Здесь, впрочем, очень много значит правильное обучение. Большим подспорьем в нем служит превосходная память попугаев. Они помнят однажды заученное в течение нескольких лет». Как не подивиться прозорливости и педагогичности такого высказывания, которое этологически безупречно. Далее; «Значительная понятливость попугая проявляется и в других случаях, я бы сказал даже - всегда. Он не только различает, как многие другие птицы, мужчин от женщин, друзей от врагов, но и понимает людей вообще. Часто приходится удивляться умению попугаев распознавать людей. При воспитании и обучении попугаев все это нужно принимать во внимание. Как и всякое существо, воспитывающееся под влиянием другого высшего существа, попугай требует известной правильности в обучении, и при всей ласковости с ним необходима и некоторая строгость, иначе он будет портиться, а не совершенствоваться. Как чрезмерная мягкость в обращении, так и излишняя строгость портят его одинаково. Одинокие дамы, воспитывающие попугаев, часто делают их совершенно неприятными птицами потому, что обращаются со своими питомцами слишком мягко и снисходительно». Искусство воспитания, как наука со своими дидактическими приемами сформировалась достоверно раньше некоторых сомнений о ее пользе, и периодическое падение нравов легковесной демократизации портит, как воспитуемую, так и воспитывающую особь.
